Твари в пути

— Как такое могло случиться?

— Что тебе говорит имя Малкольм Стурм? — Герич пытливо взглянул на Ильдиара.

Странный вопрос отозвался эхом в памяти паладина. Малкольм Стурм… Сэр Малкольм Стурм, рыцарь из ордена Златоокого Льва, преступивший закон и изгнанный за это из Ронстрада. Это было более двадцати лет назад. Ильдиару самому тогда было восемнадцать, с его посвящения в паладины не прошло и года. В Гортене был собран Орденский Трибунал, где упомянутого рыцаря приговорили к изгнанию из родных земель, и только потом, спустя годы, открылось, что сэр Малкольм Стурм был осужден несправедливо. Когда это выяснилось, будучи уже великим магистром (через двенадцать лет после трибунала), Ильдиар собрал отряд из лучших рыцарей своего ордена, призванный найти изгнанного паладина. Пройдя по пустыне немногим более пятидесяти миль и встретив орду вождя орков Аргорра Кричащего, они стали в песках и дали бой. Потери были значительными: из сорока рыцарей, отправившихся в путь, в Белый замок вернулось лишь семеро. Гордый поход, имеющий славную цель, бесславно завершился…

— Что тебе говорит имя Малкольм Стурм, паладин? — сверкнул глазами Джан, вырвав Ильдиара из задумчивости и далеких воспоминаний.

— Сэр Стурм — один из лучших представителей ордена Златоокого Льва. Но из-за козней его недругов он был изгнан из Ронстрада. Оклеветанный и униженный, он покинул свой дом, и падальщики поживились его наследством.

— Сэр Малкольм Стурм, — вставил Джан, — со своими близкими и соратниками прошел по пустыне до Агаррон-Сара, далекого оазиса в сердце песков. Там он построил замок и назвал его Аскалот, на шпилях Аскалота он вывесил знамя Ронстрада. Лилии цветут и лев скалится над пустыней со шпилей замка в Агаррон-Саре.

— Не может быть…  — пораженно проворил паладин. — Но откуда ты об этом знаешь?

— Сэр Малкольм Стурм — мой отец… Приемный. Я сам сирота из рода геричей, асары не признают нас за равных, они угнетают и презирают нас — мы для них лишь товар. Меня и моих родителей увели в рабство, когда я был совсем маленьким. Сэр Малкольм выкупил меня, мне тогда и пяти лет не было. Он заботился обо мне, держал при себе, защищал. Я стал для него сыном. Он обучил меня искусству мечника, управлению боевым конем и обращению с тяжелым копьем. Он учил меня грамоте, стихосложению и религии, наставлял по рыцарскому кодексу Ронстрада. И в семнадцать лет посвятил в рыцари, наделив именем сэра Джана Ферах-Рауда, что значит «Грифон Пустыни»…

Граф де Нот слушал удивительный рассказ, не перебивая и не задавая вопросов, хоть их было немало. Джан продолжал:

— Мой отец получал вести из Ронстрада. Каждую вторую луну к нам прилетал грифоний всадник с новостями и посланиями с родины моего отца. Он узнал, что молодой магистр ордена Священного Пламени собирает поход, призванный найти и вернуть его в Ронстрад. Он поехал навстречу, я был с ним. Когда мы добрались до Карим-Н'адар, Колодца Песчаных Бурь, места, где вы бились с орками, то увидели лишь гниющие под палящим солнцем трупы зеленокожих, даже грифы там не летали, боясь отравиться подобной снедью. Кровавое поле боя, заваленное трупами и заметаемое песком, — да, тогда меня это сильно впечатлило и напугало. Сейчас, когда я видел кое-что и похуже, те страшные воспоминания уже померкли.

— Почему вы не догнали нас?

— Бергары, — сказал Джан. — Дети Тьмы. Они атаковали нас, и мы отступили. Так ведь говорят важные ронстрадские рыцари, когда бегут с поля боя, сверкая пятками, — отступили? — (Ильдиар утвердительно кивнул). — После возвращения в Аскалот отец долго раздумывал, все порывался собрать караван в Ронстрад. Но этому не суждено было сбыться. Он сказал мне, что за годы, проведенные в Агаррон-Саре, сильно привязался к пустыне и просто не сможет ее оставить. Тогда он написал тебе благодарственное послание, в котором попытался все объяснить и которое ты, судя по всему, так и не получил… Сэр Малкольм был тебе невероятно признателен. Отец собирал все слухи, все новости о твоих приключениях и радовался каждому твоему подвигу. Отец научил меня, что Ильдиар де Нот, великий магистр ордена Священного Пламени, — самый благочестивый и достойный рыцарь. Что он друг. И даже не зная тебя, я все эти годы считал тебя и своим другом.

— Но как так вышло, что ты оказался здесь? — спросил Ильдиар. — Сэр Малкольм не позволил бы своему сыну и мгновения оставаться в рабстве и…

— Сэр Малкольм мертв.

Ильдиар опустил голову и нахмурился. Он был рад услышать, что человек, чья судьба тревожила его долгие годы, не сгинул после несправедливого изгнания, что он начал новую жизнь и свыкся с ней, и известие о его смерти огорчило его.

— Как это произошло? — глухо спросил граф де Нот.

— Убил кто-то из слуг, — печально проговорил Джан. — Я так и не докопался до истины. Заговоры и интриги — не по моей части. Племянник сэра Малкольма, сэр Николас, выгнал меня как собаку и лишь посмеялся надо мной, когда я вызвал его на поединок.

— Давно это было?

— Около четырех лет назад.

— Но как ты оказался здесь? Как стал рабом?

— Это произошло через два дня после моего изгнания из Аскалота. Ловцы удачи. Четверо. После той стычки — трое. — Джан недобро усмехнулся. — Связали меня и притащили в Ан-Хар, в этот самый застенок. И с тех самых пор я здесь.

— Неужели тебя никто не купил за все это время?

— Нет. — Джан обвел пристальным и подозрительным взглядом стены, будто к чему-то прислушиваясь. Отдельного его внимания удостоилась противоположная от входа стена, под которой никого не было. Она была сложена из рыхлого плесневелого ракушечника, трещины в котором походили на вязь букв. Издали создавалось впечатление, будто стена действительно вся исписана. Глаза Джана, когда он посмотрел на нее, словно опустели, и в них не осталось ничего, кроме дымчатой тьмы. Ильдиару это все весьма не понравилось, но герич тут же пришел в себя и продолжил:

— У меня здесь особая роль. Я слежу за порядком среди рабов. Хозяин невольничьего рынка Наскардин-Ан-Гаум весьма разумно подумал, что ему нужен человек, который будет следить, чтобы его товар не передушил сам себя еще в застенке в ожидании продажи. Поэтому я здесь до самой смерти.

— И ты не пробовал бежать?

— Нет, я слишком часто видел тех, кто рисковал… Их отрубленные головы насажены на пики близ речного порта, места, куда им дальше всего удавалось убежать. И это далеко не худшая участь. — Короткий взгляд на стену-с-надписями. — Да и потом… мне ведь некуда бежать, дома у меня больше нет.

— А я был послан сюда, чтобы заключить с султаном договор, — гневно сжал зубы Ильдиар. — Работорговля и ни крохи чести!

— Султан здесь ни при чем. Это все закон пустыни, если можно так выразиться. Если ты не можешь защитить свою жизнь, тогда служи тому, кто может ее у тебя отнять. Вот так-то…

В этот момент зазвенели цепи, двери распахнулись, и двое крепких стражников втолкнули в застенок еще одного раба, какого-то карлика-уродца. Тот, пересчитав все ступени согбенной спиной, упал вниз и захрипел где-то на полу.

— Эй, Джан, это ты там с огнем балуешь? — Один из стражников заглянул вниз, зажимая нос от вони, стоящей в застенке.

— А кто же еще?

— Ну, тогда ладно.

Дверь закрылась, снова послышалось звяканье цепи.

— Быстро, давай помогай, паладин!

Джан вскочил со своего места и бросился к карлику. Ильдиар, ничего не понимая, поспешил за ним.

Герич облокотил нового раба себе на плечо (при этом ноги новенького оторвались от пола); с другой стороны его взял Ильдиар. Они донесли тяжеленного, как мешок камней, карлика до места Джана и уложили его на лавку.

— Ты как, Хвали? — участливо поинтересовался приемный сын сэра Стурма.

Ильдиар понял, что этот раб уже был здесь, просто его куда-то выводили.

— Да как обычно, — прохрипел гном (это был вовсе не карлик, а самый что ни на есть Дор-Тегли, представитель подгорного племени). — А это кто?

— Свежее мясо, чужеземный паладин.