Мне не жаль...

При мысли о том, что она его потеряет, сердце начинало колотиться, как сумасшедшее, и порой Натали просыпалась и смотрела на него, спящего, мечтая, что он — её муж, и они никогда не расстанутся. Что у них будет несколько детей, днём он будет занят делами поместья, а вечерами они всей семьёй будут собираться в гостиной и читать вслух… В предпоследнюю ночь Александр застал её в слезах, и долго утешал, прижимая к себе, не требуя ответа, потому что его сердце так же разрывалось от мыслей о невозможности их любви. Он хотел, чтобы о ней знал весь мир. Чтобы Натали входила в гостиные с гордо поднятой головой, как возлюбленная цесаревича, а после — императора. Чтобы никто не смел сказать или даже помыслить дурное об их связи.

Но принцесса Мари, нежная, доверчивая, трепетно любящая, не заслуживала такого обращения. Пусть даже история знала немало монарших пар, презревших законы божии и живших вместе, невзирая на законный брак, бывало, что и с двух сторон. Нет, Мари была ангелом, слишком чистым, чтобы втаптывать в грязь её честь и достоинство. Достаточно было того, что он совершенно не жалел о совершённом поступке и готов был прямо заявить об этом жене.

Жена… Сейчас это слово казалось чем-то безликим, пугающим своей неотвратимостью. Но стоило ему приобрести облик Мари, как становилось ещё горше, ведь перед внутренним взором вставали глаза, полные боли, а в голове начинали звучать тихие рыдания. И всё же, несмотря на терзавшее сердце раскаяние, Александр не желал уезжать от Натали. Попросту не мог оставить её, вспоминая, как был лишён счастья видеть её, говорить с ней, любить её… Они почти не говорили о будущем, но если и переходили на эту тему, то оба понимали — возврата к прежнему нет. Оба — опытные царедворцы, Натали и Александр полагали, что смогут скрывать свою связь достаточно долгое время, сохраняя свой уютный мирок от посягательств внешнего мира. Они надеялись, что тайна долгое время будет оставаться таковой, хотя и не были настолько наивны, чтобы понимать: всё тайное рано или поздно становится явным.

— Люблю тебя, — вторили друг другу губы в последнюю ночь перед отъездом, пока руки исступлённо ласкали, а ноги сплетались, скользя по простыням. Сегодня объятия были крепче, признания откровеннее, движения резче. Словно Александр хотел заставить её помнить о нём каждую секунду в разлуке, оставить свой след на ней, в ней. А Натали, давно забыв о смущении, оплетала его собой, жалея лишь об одном: что не может оставить на его теле метку, каждому говорящую: «Мой!»

Александр уехал, когда Натали ещё спала, оставив на подушке наскоро написанную записку. Во дворец он прибыл к вечеру, узнав, что император вернулся накануне, а императрица и двор должны были прибыть через день. Он едва успел переодеться, справившись у камергера о принцессе и получив ответ, что та, сославшись на головную боль, удалилась спать час назад. Александр вздохнул с облегчением: смотреть в глаза Мари сейчас он точно был неспособен. Но появление слуги, передавшего, что его ожидает император, заставило не удивиться даже — приготовиться выдержать очередной бой за свою любовь. Только, в отличие от давней истории с Ольгой, отступать Александр был не намерен.

Николай Павлович ждал сына в кабинете, задумчиво глядя в окно на ночной Петербург. Он слышал, как тот вошёл, но не спешил поворачиваться, прекрасно чувствуя смятение и упрямство, разлившиеся в воздухе с его приходом.

— Вы желали меня видеть? — напряжённо спросил Александр, не двигаясь с места. Николай Павлович обернулся, словно только сейчас заметил сына, и тонко улыбнулся, находя подтверждение своим догадкам: губы сложены в тонкую линию, подбородок напряжён, а руки сжаты в кулаки. Ни дать ни взять — бойцовский петушок.

— А вы находите это желание способным удивить в свете случившегося?

— Нет, — спокойно ответил Александр, подходя к столу и бросая быстрый взгляд на разложенные бумаги. — Я и сам хотел переговорить с вами, но не думал, что вы вызовете меня ночью.

— За несколько дней, проведённых вне двора, вы привыкли ложиться рано? — иронично поинтересовался Николай Павлович, отмечая, как уши сына покрыл лёгкий румянец. — Полноте, Александр, я не намерен обсуждать вашу личную жизнь, закапываясь в неё столь глубоко. Но кое-что мне хотелось бы тебе объяснить, как, кхм, человеку, более сведущему в подобного толка делах.

— Я хотел поблагодарить вас за то, что не сказали матушке о причине моего отсутствия, — ровно сказал Александр, вздёрнув подбородок. — И желал просить вас и впредь хранить молчание столь долго, насколько это возможно.

— Прикрывать ваш адюльтер перед женой и матерью? Хорошего же наследника я воспитал! — фыркнул император, впрочем, не теряя добродушной улыбки. — Полноте, Александр, прекратите злиться, словно вам всё ещё пять лет и у вас отобрали любимую деревянную саблю. Я ведь действительно желаю вам только добра. И не могу не отметить, что ваш вкус и некоторое, м-м, постоянство, внушают уважение.

— Я люблю княжну Репнину. — Александр твёрдо посмотрел в глаза отцу.

— Понимаю, — покладисто кивнул тот, опускаясь в кресло и жестом позволяя сыну занять соседнее. — Более того, я и сам не раз был увлечён подобным образом, потому и желаю поделиться с вами простой житейской мудростью, которую вы, смею надеяться, выслушаете без предвзятости.

Александр склонил голову, всем своим видом показывая, что готов слушать. Но Николай Павлович вдруг потянулся к столику, на котором стояло вино, разлил его по бокалам и протянул один из них наследнику.

— Сердце мужчины не может хранить верность одной женщине. Особенно, когда вокруг столько соблазнов, — начал император, салютуя бокалом. — О, нет, избавь меня от пылких речей о вечной любви к Натали! Она несомненно прекрасна, наверняка нежная и уж точно остроумная. Я так же не удивлюсь, если она сумеет завладеть вашим сердцем на долгий срок, но, поверьте, придёт время, и вы решите искать новых увлечений. Но речь не об этом! — поспешил добавить Николай Павлович, видя, что Александр готов возразить. — Я говорю о том, что мы с вами, в отличие от большинства наших подданных, имеем некоторые обязательства не только перед своими супругами, но и перед государством. И, как ни странно, одно вытекает из другого. Принцесса Мари — сущее дитя, невинное, наивное, но очень пылкое и отзывчивое. При должном воспитании она станет хорошей императрицей, но для начала вам стоит сделать её не менее хорошей матерью.

Александр нахмурился, пытаясь понять, к чему весь этот разговор, ведь, невзирая на всю любовь к Натали, он прекрасно понимал и помнил о своём долге, исправно навещая супругу три раза в неделю.

— Ваши увлечения, сколь много бы их ни было на вашем веку, имеют место быть, и никто, слышите, никто будет не в силах упрекнуть вас ими. Кроме жены. — Николай Петрович цепко смотрел на сына. — И тут надо помнить о том, что дети, милый мой, всегда занимают в сердце женщины больше места, нежели любовь мужчины. Подарите принцессе ребёнка. А лучше сразу двух или трёх, чтобы она не могла думать ни о чём другом, смирившись с тем, что вы обращаете свой взор на других. Подарите стране наследника, а после выходите в свет хоть с Репниной, хоть с кем угодно ещё, и тогда даже наша дражайшая Александра Фёдоровна не сможет ничего возразить.

— Это звучит крайне цинично, — медленно проговорил Александр, всё ещё не веря, что слышит подобные речи от отца.

— Это правда, Александр, чистая правда, — вздохнул Николай Павлович. — Я говорю это не с целью отвлечь вас от княжны, ведь, судя по всему, оторвать вас от неё сейчас невозможно. Я говорю это с тем, чтобы вы помнили: страсть должна оставаться страстью, а долг перед страной — главное, о чём вы должны помнить. И когда наша прекрасная Натали вернётся во дворец, выбирая между спальней жены и спальней княжны Репниной, всегда выбирайте первое, покуда принцесса не объявит радостную весть. Я, конечно, не говорю о днях, когда она будет нездорова, но в остальное время, — тут взгляд Николая Павловича потяжелел, а голос зазвенел холодом, — надеюсь, мне не будут доносить, что вы пренебрегли супружеским долгом ради любви.