Мне не жаль...

— Наверное, — прошептала Натали. — Я буду писать тебе. И когда-нибудь ты увидишь мои письма.

— Моя Наташа… — вдохнул Александр, склоняясь над ней и нежно целуя. — Навсегда моя, навсегда в моём сердце.

— Ты тоже в моём, — улыбнулась Натали через силу. Странно, но в этот раз прощаться было гораздо проще. Быть может, дело было в том, что сердце начало принимать правду, а может, в том крохотном человечке, лежавшем в его руках. Натали потянулась и взяла сына. — Я — счастливейший человек, ведь в моём сердце теперь живёт двое Александров.

Цесаревич не ответил. Просто смотрел на них, запоминая до мельчайших деталей то, как разметались по подушкам её волосы и светятся глаза, то, как морщит губы малыш во сне, то, как она смотрит на него, не отрываясь… Видя, что Натали клонит в сон, он осторожно забрал сына и положил его в кроватку, что стояла рядом с постелью. И долго стоял посреди спальни, не в силах заставить себя уйти.

Он вышел, низко опустив голову. Не стал заходить в кабинет, а прошёл через дом, на крыльцо, тяжело опёрся о перила, зажмурился крепко. Шаги за спиной заставили взять себя в руки, выпрямиться и расправить плечи.

— Я уеду на рассвете, граф, — глухо проговорил цесаревич. И добавил еле слышно: — Берегите её.

Комментарий к Глава двадцать четвёртая

[1] Отсылка к сцене из сериала, в которой Александр, показывая Натали различные минералы из своей коллекции, сравнивал из с любовью.

========== Глава двадцать пятая ==========

Поначалу все мысли Натали и впрямь занимал сын. Она не могла на него наглядеться, наблюдая, как он ест, касаясь груди кормилицы крохотными пальчиками. Как он воркует о чём-то сам с собой, пытаясь поймать ножку. А потом… его глаза стали светлее, а улыбка, пока почти неосознанная, показалась такой знакомой, что становилось тяжело дышать. Натали безумно любила сына, но с болью понимала, что не может перестать любить его отца. Особенно теперь, когда его крохотная копия была совсем рядом, постоянно с ней. К июлю решено было ехать в имение под Петергофом, чтобы вновь вернуться ко двору — служба Дмитрия отнимала почти всё его время, и ездить туда и обратно каждый день из дворца к жене он не мог. Натали же не желала даже приближаться к дворцу, о чём заявила мужу, стоило ему предложить переезд.

— Вы хотя бы понимаете, о чём вы меня просите? — возмущённо спросила она, распахнув глаза.

— Я прошу вас быть рядом со мной, — в тон ей откликнулся Дмитрий. После родов прошло два месяца, а Натали не делала никаких попыток к сближению, всякий раз мягко отнекиваясь, когда он выражал желание остаться у неё на ночь. Раздражение росло, а вместе с ним накатывала безнадёжность — всё зря. С самого начала он не должен был её любить, позволять себе смотреть в её сторону, погружаться в это чувство с головой. Теперь каждый день вдали от неё был наполнен тоской, а каждый, проведённый рядом, превращался в пытку.

— Я постоянно рядом с вами, разве это не так? — Натали вздохнула, подходя к окну — они сидели в гостиной, окна были распахнуты, и комнату заполнял густой аромат отцветавшей сирени.

— Вы знаете, что это не так. — Он подошёл и встал рядом, кладя ладони на её плечи. Склонился к её шее, проводя носом по коже от плеча вверх, к мочке уха. — Мне не хватает тебя.

Натали прикрыла глаза и вздохнула. То, как тело откликалось на его прикосновения, как сбивалось с ритма сердце, а внизу живота разливалось тепло, — всё это сбивало с толку. Это было правильно и неправильно одновременно, ведь Дмитрий был её мужем. И в то же время, она его не любила. Неужели Натали стала настолько испорченной, что с лёгкостью готова была отдаться мужчине лишь потому, что желала близости с ним?.. Мучаясь от этих мыслей, она тщательно избегала общества мужа, надеясь, что это пройдёт. Или же, что она сможет полюбить его, хоть немного, и тогда станет легче. Не будет более противоречия разума и сердца, наступит долгожданный покой.

Его ладони сжали плечи чуть сильнее, он прижался к ней со спины, ободрённый её молчанием. Руки скользнули ниже, к локтям, пробираясь под пышные рукава, обжигая кожу. Натали откинула голову ему на грудь, подставляя шею под шквал обжигающих поцелуев, не желая сейчас, конкретно в этот момент, ни о чём думать и ничего анализировать. Просто побыть желанной женщиной в объятиях мужчины, который её любит.

— Пожалуйста, не заставляй меня ехать туда, — задыхаясь, прошептала она, когда его ладони накрыли её грудь, слабо сжимая через лиф платья. Дмитрий коротко выдохнул, отстраняясь, и Натали разом стало холодно. Она обернулась, касаясь его груди, слушая заполошный стук сердца, ударявшегося в ладонь. Поймала его взгляд, отмечая упрямо стиснутые челюсти, нахмуренные брови. — Дай мне время.

— Сколько можно его давать? — горько прошептал он, не стремясь, впрочем, уходить. Наоборот, его ладони легли на её талию, рассеянно поглаживая.

— Мне хорошо с тобой, — честно ответила Натали. — Но ты же понимаешь, что там, совсем близко… Я не хочу ничего возвращать. Прошлое осталось в прошлом, так позволь же мне там его и оставить. Для этого мне нужно время. Не день, не месяц и может, даже, не год.

— Ты никогда не полюбишь меня, — вырвалось у него, и Дмитрий застыл, понимая, что время для подобных разговор ещё не пришло. Натали подняла руку, проводя по его щеке, убрала привычным жестом прядь, упавшую на лоб, запутавшуюся в ресницах.

— Полюблю. Уже начинаю любить, ты же видишь…

— Не вижу. — Он упрямо тряхнул головой, подцепил двумя пальцами её подбородок, приподнимая голову. — Вижу только тоску по другому мужчине. Сейчас ты не со мной, не душой, по крайней мере.

— Как раз сейчас я с тобой, — прошептала Натали, обжигая напряжённым, требовательным взглядом. — Только с тобой сейчас, почему ты этого не видишь, не слышишь?

Дмитрий смотрел на неё долго, будто пытался прочесть, что на самом деле скрывается за весенней зеленью её глаз. Выдохнул прерывисто, склоняясь над губами, целуя так жадно, что у Натали на миг перехватило дыхание. Она покачнулась, вцепляясь в его рубашку, а в следующую секунду уже обвила руками его шею, прижимая к себе его голову, позволив наслаждаться каждым мгновением, не думая ни о чём больше, кроме вкуса его губ, его рук, когда он поднял её, собираясь нести в спальню, его прерывистого дыхания…

— Подожди… — задыхаясь, прошептала Натали, когда он подошёл к дверям, ведущим из гостиной. — Сейчас день, что подумают слуги?..

— Меня это совершенно не волнует, — хрипло откликнулся он, толкая ногой дверь и пересекая холл, направляясь к лестнице, ведущей на второй этаж.

Вихрь страсти закрутил супругов так сильно, что даже к ужину никто из них не покинул пределов спальни. Быть может, виной тому было желание покончить, наконец, с прошлым, поддаться зарождающемуся чувству к мужу, отвечать на его ласки с не меньшим жаром. А может, всё дело было в том, что после родов, по слухам, женщины начинают чувствовать близость иначе, полнее, ярче. Натали лежала в объятиях Дмитрия, тяжело дыша, не имея сил заговорить, не желая ничего обсуждать. Ей просто было хорошо, именно здесь и сейчас.

— Я поеду с тобой, — сказала она, спустя время. — Но не заставляй прибыть ко двору. Уверена, там меня никто не ждёт.

— Мне главное, чтобы ты была просто рядом. — Он поцеловал её в плечо, улыбнулся, пощекотав усами. — Моя жена. Рядом.

Ей не стало проще. И сердце по-прежнему болело, но что-то изменилось, неуловимое, невесомое. Что-то, что толкнуло Натали в объятия Дмитрия не от отчаяния, не от желания забыть, а от того, что она хотела быть вместе с ним. Но всё же, тень Петергофского дворца маячила над душой, и с каждой верстой, что приближала к нему, на душе становилось тоскливо. Натали посмотрела на сына, спящего на руках кормилицы, и тяжело вздохнула. Стоило ли говорить, что она скучает по Александру так сильно, что просто думать о нём больно, физически больно? Тяжело вздохнув, она отвернулась и посмотрела на небольшое имение, появившееся из-за поворота. Дом из серого кирпича почти полностью скрывался за яркой зеленью плюща, парк пришёл в запустение и дорожки были расчищены только перед входом в дом. Натали, приподняв юбки, осторожно обошла двор, выслушивая сетования управляющего на то, что в имении несколько лет не появлялись баре, и нужды вести сад и парк за домом не было.