Страница 7 из 15
Дело было в июне 1996-го. Жара стояла страшная. ВРБ ставил «Сон в летнюю ночь». Репетировал долго, то одних актёров требовал на репетицию, то других. Те, которые уже отработали, собирались на детской площадке неподалёку попить вина. Вино было в трёхлитровых банках, история умалчивает о сортах винограда, из которых то вино делали. Славу ВРБ почти не отпускал с репетиции, но во время небольших перерывов, Славе всё же удавалось выйти на улицу, чтобы подышать воздухом вместе с коллегами. К вечеру Слава старался уже близко к Романычу не подходить и на него не дышать. И ему всё удалось, он собирался уже уходить домой. Как вдруг Романыч его остановил: «Клим, ну как тебе?».
«Оберон не-вмуз-дык», – еле выговорил Слава заплетающимся языком и удалился в сторону дома.
Романыч сменил исполнителя роли Оберона за несколько дней до премьеры.
Слава рисует мне на листочке световые точки в старом зале и в новом. Старая сцена была длинной шесть метров, а новая – двенадцать. Количество точек поменялось, принцип остался. Это основные мизансценические точки, основные световые… и вдруг Слава употребляет другое прилагательное: энергетические точки. Это была святая святых театра ВРБ. Он любое театральное действие, любую мировую драматургию мог разложить по энергетическим точкам. Это была нобелевка, если бы её давали театральным деятелям.
* * *
ВРБ:
«В принципе, энергетические точки всех сцен практически всегда совпадают. Их, основных, примерно шесть – всё, и все мизансцены строятся исходя из местоположения этих точек. Понятие энергетических точек и принцип работы с ними – итог моего многолетнего режиссёрского опыта…»
(«Вперёд,..», стр. 190).
* * *
На середине пути от метро Юго-Западная до театра был кода-то книжный магазин. В начале 90-х в этом помещении величиной метров в двадцать кто-то крышевал «мини-супермаркет». (Помнится, я там сигареты «Parisie
Так вот, однажды ВРБ остановил репетицию и позвал Кита сходить в этот книжный. Там они купили общих тетрадей формата А4 по числу актёров, участвующих в репетиции. Всем раздал по тетрадке, велел записывать всё, что он говорит. У актёров (они ж не писатели) дело не очень успешно продвигалось. А ВРБ между тем весь сезон потом пытался проверять их тетради. Он был Девой по гороскопу. Ему хотелось структурировать мир согласно своим представлениям о совершенстве. Ему во многом это удавалось, но не всегда, конечно.
КИТ
Игорь Китаев оказался в труппе театра на Юго-Западе в 1989 году. Он родом из Сибири, театральное образование получал в Иркутске, Новосибирске, Саратове и Свердловске, служил в театрах разных городов, работал с разными режиссёрами, в Москву приехал по приглашению ВРБ. Он был одним из первых четырёх профессиональных актёров, которых ВРБ в 89-м одновременно взял со стороны. Наташа Сивилькаева пришла в театр раньше. Но одна девочка – это не четыре мальчика. До них ещё были Маргарита Терехова и Станислав Садальский, но то были «приглашённые звёзды», а не часть труппы, да и надолго они не задержались. Именно с появлением тех четверых начался новый этап в жизни Юго-Запада. ВРБ перерос студийность, ему требовались новые возможности. Стоит вспомнить, что на тот момент театр на Юго-Западе являлся «сектой», появление новых людей воспринималось враждебно. Это помню даже я, не будучи актрисой и попав в театр всего-то за три года до этого.
Мне, после 22 лет совместной жизни с Игорем, кажется, что из Красноярска-26 до нашего Тропарёво судьба вела его ко мне. Но я всё же признаю, что поворотной точкой на этом пути была его встреча с ВРБ. О чём и собираюсь расспросить его.
В конце января 88-го они с Наташей Старовойт приехали в Пензу, в театр, показываться. В кабинете главного режиссёра застали Валерия Беляковича и Славу Гришечкина. Там шли переговоры на предмет постановки Беляковичем спектакля на пензенской сцене. Пензенский главный рекомендовал какую-то модную пьесу, Белякович впаривал свою проверенную успехом «Трактирщицу».
«Тридцатисемилетний Романыч сидел за столом в сером осеннем пальто и в конькобежной шапочке, в руках у него был красный пульверизатор. Время от времени он брызгал из него водою на пол. (Пульверизатор он купил для своего театра, гладить костюмы). Когда пензенский главный вышел куда-то, мы перезнакомились. На тот момент я знал о Беляковиче только по журналам «Театр» и «Театральная жизнь».
Спрашиваю мужа, каким ему показался ВРБ в ту первую встречу.
«Это было неожиданно и фантасмагорично, как встретить Коровьева и Бегемота. Через слово – хохма, да ещё в стиле «саечку за испуг».
Через полтора месяца, в марте 88-го, Валерий Романович приехал в Пензу ставить «Трактирщицу». Игорю досталась роль Фабрицио. Спрашиваю, каково это было, вот это всё: «спектакль за десять дней», никаких застольных периодов и прочее. Это был кайф, говорит, и муштра.
«Гонял нас, как сидоровых коз (сцена-то большая, она ему понравилась, он почти не скрывал зависти, вот и развернулся), и что парадоксально, при этом он ещё умудрился влюбить в себя всех и сразу. Было ощущение, что ты наконец-то занимаешься настоящим опьяняющим тебя делом».
Возвращаясь в Москву, ВРБ на прощанье оставил Киту все свои контактные номера телефонов. Через год, когда они почти случайно встретились в Москве, он неожиданно сказал: «Чего тебе там ловить? Х@йни заявление и приезжай».
Далее был Ремонт-89, участие в постановках «Калигулы» и «Вальпургиевой ночи» и только после отпуска мой будущий муж увидел спектакли идущего репертуара.
Оба спектакля, поставленные в Пензе в марте и апреле 88-го («Трактирщица» и «Дракон»), имели большой успех. Но увидев «Гамлета», «Мольера», «Женитьбу» и далее по списку на этой уникальнейшей маленькой Старой сцене, он до озноба ощутил истинный масштаб дарования Романыча и созданного им театра. А после «Трилогии» у него возникло подозрение, что Белякович – гений. (Чуть позже у них с Мишей Докиным появится традиция заканчивать посиделки спором: Романыч гений или приближающийся к гениальности. Причём каждый попеременно будет играть то белыми, то чёрными).
Спрашиваю, каково было оказаться на сцене театра-студии после других театров. Было клёво, говорит, всё совпало, Перестройка, ветер перемен. И вдруг вспомнил: тогда как раз американские студенты приезжали, играли на английском «Дракона», поставленного Романычем в Иллинойском университете. От наших играли на русском два суперстара – Авилов и Гришечкин. Американцы наклеили на ступеньки лестницы, ведущей от гримёрок к сцене, кусочки светящегося скотча. В условиях того театра актёры по этой лестнице спускались в кромешной тьме. Когда американцы уехали, скотч отодрали. Игорь удивился: зачем? Было же удобно. Кто-то ответил: «Мы тут лбы расшибали, и ты побегаешь». Между ними не было цеховой солидарности, пришедшие позже всегда оказывались новобранцами. Новобранцам сразу никто не доверяет…
Потом были годы дружбы между ВРБ и Китом, годы охлаждения отношений. Там было много чего…
Спустя два года после смерти ВРБ спрашиваю мужа: что-нибудь изменилось в твоём отношении к нему? Что-нибудь осознаёшь по-другому?