Страница 16 из 30
По окончании доклада государь возвратил мне мою записку о Медико-хирургической академии, сказав, что всё изложенное в ней ему известно и он все-таки желает, чтобы мы (министры внутренних дел, народного просвещения и военный) обсудили вопрос; в случае если не придем мы к соглашению, его величество решит по своему усмотрению. По всему видно, что дело уже проиграно; однако ж попробую еще раз вступить в переговоры с моими противниками, хотя и знаю вперед, что всё напрасно.
В Комитете обменялся я несколькими словами с Тимашевым, а вечером послал ему записку для прочтения. С ним все-таки приятнее вести дело, чем с желчным и угловатым графом Толстым.
В Комитете министров обсуждалось предположение графа Шувалова о новой амнистии полякам по случаю предстоящей свадьбы в царском семействе[24]. Странно, что при всяком подобном торжественном событии оказываются новые милости и льготы одним только преступникам и почти исключительно полякам. Эту мысль заявляют многие, но тем не менее в Комитете почти не было возражений на шуваловский проект.
Заседание Комитета дало мне предлог, чтобы избегнуть дальней поездки на станцию Варшавской железной дороги для встречи германского наследного принца [Фридриха-Вильгельма] и принцессы [Виктории-Адельгейды]. Та же причина помешала мне ехать с поздравлением к генерал-адъютанту Лутковскому, который сегодня празднует 50-летний юбилей службы. Однако же я должен был участвовать в обеде, данном ему в ресторане Бореля членами Военного совета и некоторыми другими сослуживцами. Прямо с обеда отправился я на станцию Варшавской железной дороги для встречи наследного принца Датского Фридриха, приехавшего в 8 часов вечера с принцем Кобургским Эрнстом II. Тяжелый выдался денек. К тому же слякоть, ухабы, сверху и снизу мокро!
9 января. Среда. В 11 часу утра государь собрал у себя нас троих – графа Шувалова, Набокова и меня, чтобы снова посоветоваться относительно назначения нового начальства в Варшаву. И граф Шувалов, и Набоков по-прежнему настаивали на разделении властей, имея в виду назначить генерала Хрущова исключительно военным начальником, а самого Набокова – гражданским генерал-губернатором. Мне казалось, что вначале государь был в колебании; но после моих довольно пространных объяснений он заявил, что вполне разделяет мое мнение о невыгодах разделения власти в таком крае, какова Польша. При всем том, нельзя было не согласиться, что личность генерала Хрущова во многом не соответствует условиям предназначаемого ему поста. Он не имеет ни тех способностей административных [ни твердой воли], ни тех внешних качеств, какие требуются от представителя русской высшей власти в передовом пограничном крае; так, между прочим, он не знает ни одного иностранного языка.
Государь намеревался было сегодня же вытребовать сюда генерала Хрущова, чтобы лично переговорить с ним о будущем устройстве управления в Привислянском крае; но потом разговор свернул на другую личность – на генерала Коцебу, который соединяет в себе качества, недостающие генералу Хрущову, хотя в военном отношении пользуется менее завидной репутацией. Насколько назначение Хрущова было бы приятно для армии и насколько он оказался бы слабым в гражданской администрации, настолько же Коцебу был бы более подготовлен к этой последней роли и мало симпатичен войскам. В заключение разговора государь сказал, что пошлет за генералом Коцебу и переговорит с ним лично, однако всё же выразил сомнение в том, позволит ли генералу здоровье принять на себя новое тяжелое бремя.
При выходе из государева кабинета нашел я в приемной всю свиту прибывших вчера иностранных принцев; мы друг другу отрекомендовались, а потом я заехал расписаться у обоих наследных принцев: германского и датского. Первый помещен в Эрмитаже, а последний – в Аничковом дворце.
Сегодня же был я на панихиде по великой княгине Елене Павловне по случаю годовщины ее кончины.
10 января. Четверг. Решено окончательно назначение генерала Коцебу в Варшаву со званием генерал-губернатора и командующего войсками. В Одессе остается генерал Семека в звании командующего войсками округа; генерал-губернаторство же там упраздняется. По этому предмету было совещание у государя: после моего обыкновенного доклада в кабинет позвали графа Шувалова, Тимашева и Набокова, а потом и графа Адлерберга как министра двора (по случаю некоторых сокращений, предположенных в Варшаве в придворном штате тамошних дворцов). О новых назначениях приказано мне внести в завтрашний приказ.
Итак, вопрос о замещении должности, оставшейся вакантной за смертью графа Берга, разрешился проще, чем сначала предполагалось. Хотя личность генерала Коцебу и не вполне удовлетворяет желанным условиям, однако же решение это я все-таки предпочитаю всем другим обсуждавшимся предположениям. Боюсь только, что вопрос решен ненадолго: поборники разделения властей не считают себя побитыми; они прямо говорят, что назначение генерала Коцебу есть только переходное положение, которое впоследствии облегчит исполнение поддерживаемой ими комбинации.
Прибывшее в Петербург бухарское посольство представлялось мне в канцелярии Военного министерства; после того оно имело аудиенцию в Зимнем дворце.
11 января. Пятница. День начался для меня двумя сюрпризами (впрочем, не совсем неожиданными): получил извещение, что старшая дочь моя остается фрейлиной при императрице, и рескрипт, данный на мое имя по случаю нового закона о воинской повинности. Назначение дочери моей можно было предвидеть, но едва ли благоразумно было бы желать его. Тяжелая жизнь при дворе расстроила ее здоровье и оторвала от семьи. Она долго колебалась – принять или отклонить предложенное назначение, и дала министру двора уклончивый ответ. Тем не менее назначение состоялось; надеемся, что ей дадут некоторое время для отдыха и поправления пошатнувшегося здоровья.
Что касается рескрипта, то можно к нему вполне применить поговорку: il vaut mieux tard que jamais[25]. Получением рескрипта я обязан великому князю Константину Николаевичу, который напомнил о нем государю; еще более – адмиралу Краббе, который напомнил великому князю. Нет сомнения в том, что без этих напоминаний позабыли бы, кто был инициатором и главным работником в этом деле. Рескрипт сочинен в Государственной канцелярии несколько тяжеловатым слогом; но я мог бы вполне быть доволен им, если б редакция рескриптов имела ценность царского слова. Однако ж слышал я в течение дня, что многие отзываются с негодованием о рескрипте, находят его бесцветным и риторическим и сопоставляют с пожалованием сегодня же графу Адлербергу Андреевской ленты по случаю свадьбы в царской семье.
Такое сопоставление нахожу я совершенно неуместным. На всем своем долгом пути служебном никогда я не гонялся за наградами, никогда не придавал им значения. Скажу даже, что мне приятнее, чтобы в общественном мнении признавали мои труды недостаточно оцененными, чем считали меня награжденным свыше заслуг. Предпочитаю быть кредитором, чем должником. Почти весь день прошел в торжествах: в 12½ съезд во дворец для брачного обряда[26], сначала в русской церкви, потом по англиканскому исповеданию в Александровском зале Зимнего дворца.
В половине пятого назначено снова съезжаться к обеду; не стоило уезжать домой на короткое время, и я остался во дворце. Но когда в назначенный час я вошел в громадную Николаевскую залу, то нашел все места за столом уже занятыми. В таком же положении очутился и князь Суворов. [Таков ныне порядок при дворе!] Мы оба сочли за лучшее удалиться и отобедать дома.
13 января. Воскресенье. Вчера государь был на охоте с гостями, и потому у меня не было доклада. Вместо субботы доклад назначен на сегодня. Я пришел в полной форме, чтобы поблагодарить государя за рескрипт. Несмотря на холодную и сухую мою благодарность, государь (хотя также довольно сухо) сказал: «Я тебя благодарю как за это дело, так и за всё прочее. Теперь дай бог нам успешно привести в исполнение». Он дал мне руку и даже поцеловал, но так, что все-таки не могли мы оба и взаимно скрыть от себя, что отношения наши далеко уже не те, какие были в старые годы.
24
Замужество великой княжны Марии Александровны. – Прим. ред.
25
Лучше поздно, чем никогда. – Прим. ред.
26
Брак великой княжны Марии Александровны с английским герцогом Альфредом-Эрнестом-Альбертом Эдинбургским. – Прим. ред.