Страница 10 из 11
Однако существуют примеры и иного рода пересечения. Современный университет активно включается в решение вопросов, связанных с безопасным развитием, экологией, эффективным управлением финансов, равенством возможностей на рынке труда, здоровьем и национальной безопасностью. При этом он проводит не только теоретические исследования по данным темам, не просто ставит задачей инновационные разработки, но и включает соответствующие ценности и следующие им практики в требования университетской деятельности, которую осуществляют совместно преподаватели, студенты и администрация, занимаясь, например, озеленением и экономией ресурсов, осуществляя управление хозяйственной и общественной жизнью университета[81]. При этом уже конструктивно соединяются непосредственные цели корпоративного и дух свободного исследовательского университета.
Выяснение комплекса причин негативного и позитивного эффекта от возможного соединения целей университетской науки требует отдельного исследования. Мы же можем сделать следующий вывод. Университетская (образовательная) институция может быть понята в качестве посредника институциональных взаимодействий науки и иных социальных субъектов, как «заказчиков» образованных граждан, научных экспертиз, профессиональных кадров и конкретных инноваций и технологий. При формировании критериев оценки эффективности университетской науки следует учитывать то, как определяются цели институции и соответственно этим целям организуются научные исследования. Именно тогда следующая за адекватной оценкой поддержка науки будет способствовать ее развитию, то есть служить интересам не только управляющих структур.
Глава 3
Становление классического немецкого университета: университетское образование и гуманитарные науки в немецкой философии и культуре[82]
© Куприянов Виктор Александрович – аспирант Института философии, Санкт-Петербургский государственный университет; е-mail: [email protected]
Основополагающий принцип бытия современного университета можно охарактеризовать понятием эффективность. Сегодня университет во многих странах мира все больше становится похож на бюрократическую корпорацию, в основе которой лежит по преимуществу экономический расчет и логика коммерции. Как верно пишет Б. Ридингс, университет «становится транснациональной бюрократической корпорацией, либо связанной с транснациональными инстанциями управления, такими как Европейский союз, либо функционирующей независимо по аналогии с транснациональной компанией»[83]. В итоге роль и статус академического сообщества в современном университете существенно меняется: ученый перестает быть главной фигурой университета, теперь его место занимает безличная бюрократия и представители административного персонала. В странах, где имеется сильная традиция академической свободы и общий строй жизни основан на демократизме, эта тенденция заметна меньше, хотя и там она является определяющей; в других же странах, где позиции государства более сильны и роль административно-командных методов управления исторически выше, стремление к «пролетаризации» научного сообщества университета и к превращению ученых и преподавателей в низовых исполнителей воли вышестоящего руководящего аппарата является более очевидным.
Сам университет, как уже отмечено выше, рассматривается в качестве коммерческой компании, нацеленной, как это ни странно, не столько на прибыль, сколько на достижение ряда формальных показателей, определяющих в конечном счете raison d’être этой организации. Причем конкретное содержание этих показателей может быть совершенно разным и не определяться никакими принципами – набор критериев эффективности сам для себя оказывается целью. Идеологическим обоснованием в данном случае выступает сам по себе дискурс эффективности – в качестве идеологии достижения тех или иных предзаданных параметров.
Естественным следствием такого рода понимания деятельности научного сообщества оказывается крайняя инструментализация знания и сведение смысла преподавания к целям узкопрофессиональной подготовки. Это отношение к знанию достаточно точно описано в работе Ж.-Ф. Лиотара «Состоянии постмодерна», ставшей уже классикой в этой области: «Старый принцип, по которому получение знания неотделимо от формирования (Bildung) разума и даже от самой личности, устаревает, и будет выходить из употребления. Такое отношение поставщиков и пользователей знания к самому знанию стремится и будет стремиться перенять форму отношения, которое производители и потребители товаров имеют с этими последними, т. е. стоимостную форму (fomie valeur). Знание производится и будет производиться для того, чтобы быть проданным, оно потребляется и будет потребляться, чтобы обрести стоимость в новом продукте, и в обоих этих случаях, чтобы быть обмененным»[84]. Знание, таким образом, превращается в товар, а организации, которые отвечают за институциализацию науки как основного топоса знания, превращаются в коммерческие предприятия, отвечающие за поставку нужного товара для потребителей. Процесс университетского преподавания, в свою очередь, оказывается не более чем передачей информации или чаще просто обучением набору определенных навыков для практической работы. На это указывает то, как сегодня выстраивается образование во многих университетах[85]: весь образовательный процесс сводится к определенному курсу или программе с четко заданным итогом в виде практических навыков (компетенций), которыми должен овладеть студент. В этой ситуации не имеют значения ни факультет, ни кафедра, ни университет как научное сообщество: логика потребительства пронизывает современное образование и науку.
Логика потребительства, пронизывающая современные социальные отношения и принуждающая нас понимать знание как разновидность товара, означает, что знание можно оценивать по принципу соотношения цена / качество и выражать это в определенных числовых показателях. Именно это обстоятельство порождает столь широко распространенную сегодня практику оценки эффективности[86]. Не столько важен вопрос о том, каковы критерии, заложенные в методику оценивания, сколько сам факт того, что оценка эффективности превращается в смысл жизни современного университета. В итоге университет оказывается не более чем эффективной транснациональной бюрократической компанией, направленной на торговлю услугами, ради выполнения абстрактного набора критериев эффективности.
Это состояние университета и наук, наполняющих его внутреннюю жизнь, нельзя описать иначе, чем кризис, поскольку очевидно, что такая интерпретация не соответствует исходному и закрепленному многовековой философской традицией смыслу науки, суть которого состоит в том, что занятие наукой направлено на поиск и познание истины, а достижение истины предполагает и определенные качественные изменения мировоззрения и образа жизни познающего субъекта. К тому же, и это намного важнее, такая идеология, то есть потребительство, помноженное на абстрактную бюрократию, становится проблематичным и неприемлемым условием для существования научного сообщества, как основного носителя знания, поскольку лишает его позитивной повестки бытия, исходящей изнутри самого знания.
С чем конкретно связано сегодняшнее кризисное состояние университета? Здесь вполне можно согласиться с приведенной выше точкой зрения Ж.-Ф. Лиотара: такое понимание роли и содержания знания и, следовательно, перетолкование цели и смысла бытия университета связано прежде всего с распадом немецкой концепции образования XIX века – неогуманистической идеи bildung, которая предполагала единство теоретического и практического разума и констатировала, таким образом, неразрывную связь между знанием и поведением, то есть этосом, личностью. Утрата же идеи bildung связана, конечно же, выражаясь опять же языком Лиотара, с исчезновением веры в метанарративы, то есть веры в большой идеалистический дискурс умопостигаемого бытия самого по себе. Поскольку же за производство этого типа мышления всегда отвечала философия и комплекс гуманитарных наук, то изменения в университетах, которые мы можем сегодня наблюдать практически везде, обусловлены также утратой своего ключевого положения в университете философским и гуманитарными факультетами.
81
Осипова Н. В. Корпоративная модель университета как социальная новация // Современное образование. 2015. № 2. С. 1–19. [Электронный ресурс]. URL: http://e-notabene.ru/pp/article_14388.html (дата обращения: 10.12.2016).
82
Текст подготовлен в рамках реализации проекта, поддержанного РГНФ, «Проблема эффективности научных исследований: философский и исторический контексты», Проект № 15-03-00572.
83
Ридингс Б. Университет в руинах. М.: Изд. дом ГУ Высшая школа экономики, 2010. С. 12.
84
Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1998. С. 18.
85
Например, в таких крупнейших российских вузах как СПбГУ и МГУ.
86
В качестве примера того, как осуществляется процесс оценивания эффективности, см. комплекс отчетности об эффективности вузов РФ на портале Информационно-вычислительного центра Минобрнауки РФ (http:// indicators.miccedu.ru/monitoring/). Данные достаточно хорошо известны российской публике по мониторингу эффективности вузов, проводимому в 2013 и 2014 годах. Среди рейтингов вузов мира можно отметить широко известные системы Times Higher Education и Quacquarelli Symonds. Эти два наиболее авторитетных рейтинга ориентированы скорее на потенциального студента, и составляются частными компаниями. Однако не только в России, но и в других странах, государства все чаще прибегают к специальным процедурам оценки эффективности науки и университетов (чаще всего в целях распределения финансирования). Так, широко известна британская система Research Excellence Framework (см. сайт: http://www. ref.ac.uk/), в соответствии с которой университеты Великобритании оценивались в 2014 году. Так или иначе, но почти все страны Запада сегодня применяют аналогичные методики оценки эффективности. Обзор см.: Geuna A., Martin Ben R. University Research Evaluation and Funding: an International Comparison // Electronic Working Paper Series. Paper № 71. (Эта же статья сокращенно: Minerva. 2003. № 41. Р. 277–304.)