Страница 61 из 181
– Рая, мне раньше некогда было, а теперь я вас обожаю.
– А я-то…
(м/ф «Мартынко»)
Чьи-то заботливые руки вот уже второй раз меняли влажный и холодный компресс на моем лбу. Больно было даже поморщиться, когда капля с плохо отжатой тряпицы покатилась по виску и нырнула в ухо. Острыми иглами пронзало в затылочной части при любом движении головой. Пыталась открыть глаза – не получалось. И всякий раз легкую панику останавливали мягкие успокаивающие поглаживания по плечу. Тихий голос мурлыкал то ли заговор, то ли заклинание. Нараспев, красиво.
Шелест одежды отдалился от кровати, на которой я лежала, а следом с мягким стуком захлопнулась дверь. Осторожно облизала пересохшие губы. Тихо вздохнула: не догадались их смочить. Сглотнула вязкую слюну и прислушалась к своим ощущениям. Помимо моей страдающей черепушки тупой болью отдавал правый бок. Я помнила, как тяжелое копыто лошади угодило в это место. После были ещё удары, но они ощущались, как если бы меня мгновенно прикрыла боксерская макивара*. Глухие, тяжелые, но не травмирующие. А головой я все-таки успела приложиться о мостовую. Но сил поднять руки и ощупать её, несчастную, не было.
Сожалела ли я о своем поступке? Ни капли. С малышом, я была уверена, все обошлось. Страшно представить, во что бы превратилось детское тельце, попав в мясорубку из металлических подков. Обережек, мой хороший, уже в который раз ты спасаешь свою невезучую хозяйку?! Вот погладила бы тебя, да конечности мои будто приклеены к постели вдоль тела – только указательным пальчиком и могу дернуть. Сколько я уже так лежу по времени? Час? Два? День? Три раза приходила в сознание, что больше походило на тяжелое пробуждение. Кто-то приподнимал голову, давая отпить травяного отвара. Шептал слова утешения, когда я тихо стонала, не в силах вытерпеть вспышки боли. Стопроцентно сотрясение!
Приходил Перри. Не влетал, а именно являлся пешком, мелко шлепая маленькими когтистыми лапками по полу. Взбирался – видимо, при помощи клюва – по свисающему одеялу на постель и бесцеремонно прохаживался по мне туда-сюда. Что-то неразборчиво ворчал, прищелкивал клювом и пытался ущипнуть мочку уха, но был уличен кем-то во вредительстве тяжело больной и выпровожен вон из комнаты с угрозой отбывать наказание в клетке.
Меня оставляли одну, обеспечивая полный покой. Ни сиделки, ни… хоть кого-нибудь в кресле рядом, шелестящего страницами книги! Оттого чувствовала себя одинокой и еще более больной и несчастной. Вопросов скопилось немало. Самый первый: как меня, бессознательную, транспортировали в дом Аррии и кто?
И тут мысль ошпарила кипятком: а что с моим гримом?!
После такого валяния по брусчатке, наверное, весь остался на камнях мазками цвета легкого загара…
Жалко такую великолепную работу.
Тихий мужской голос, неожиданно раздавшийся за дверью, удивил и заставил насторожиться. Доктор… э-э, поправочка – лекарь? Вошел. Тяжелое дыхание, будто человек бежал. Запах, окутавший помещение, приятный, с легкой горчинкой. Затаилась, ожидая действий незнакомца. Он стоял, казалось, бесконечно долго, чувствовала на себе взгляд, слишком пристальный, который смущал и нервировал. Что ему надобно? Разлепила сухие губы и выдохнула:
– Кто вы?
Невольно вздрогнула, испугавшись, когда визитёр стремительно преодолел расстояние до кровати и, взяв мою ладонь в свои руки, припал горячими губами в поцелуе. Бухнулся коленями об пол.
– Аннушка…
«Не может быть!»
– Господи, как вы здесь оказались? – прошептала, не веря в то, что слышу его голос. Слезы сами потекли из-под закрытых век. Моментально заложило нос. Всхлипнула.
– Я же обещал вернуться.
– Не понимаю зачем?
– Ты задала вопрос, на который я не знаю ответа. Моё слово? Нет, не то. Необъяснимое чувство нужности. Тебе.
А я не знала, что дальше делать, говорить. Слышать это было приятно и волнующе до ужаса. От ласкового поглаживания моей руки замешательство первого момента тихо отходило на второй план.
– Пить хочу, – шелестящим голосом информировала неожиданного визитера, решив переполох в душе перебить, отвлечь насущной проблемой. Дать себе время успокоить мятущиеся мысли и сердечную кадриль. Его милость мгновенно подскочил с места и с невообразимой нежностью помог принять полусидячее положение. Поднес ко рту чашку с отваром.
– Мы с тобой поменялись ролями, – хмыкнул. – Ты легкая, как пушинка… в отличие от меня. Я и не задумывался, каково тебе было ворочать меня, поднимать. Стыдно признаться, но я тогда даже не пытался тебе облегчить задачу. Эгоистичный мерзавец.
Последний глоток встал поперек горла от такой самокритики. Закашлялась и чуть не взвыла от прострелившей боли в затылке. Меня осторожно вернули в лежачее положение. Поправили одеяло, подтянув на груди выше. Стукнули об пол ножки стула. Совсем близко, у изголовья. Дыхание молодого мужчины коснулось виска.
– Что сейчас, день? Ночь? – просипела сквозь узкую щель между губами.
– Поздний вечер. В комнате полумрак… хочешь, я зажгу лампу?
– Нет, не нужно! – отказалась поспешно и мысленно перекрестилась: впотьмах хоть не будет видна дыра во рту.
– Как ваши глаза, милорд?
– С глазами все в порядке. Я стараниями чудо-лекарей стал видеть даже лучше, чем раньше.
Ресницы дрогнули в попытке приоткрыться и посмотреть, пусть хоть сквозь них, сквозь узкую щелочку, на бывшего соседа по номеру без синяков и одутловатости. Остались ли шрамы на виске и губах? Вздохнула разочарованно – веки будто кто склеил. Вот уж точно: поменялись местами. Мысль рассмешила. Ограничилась улыбкой и услышала то, отчего кровь прилила к щекам.
– Ты очень красивая, Анна. Я… не ожидал такого.
– Могу себе представить, – проворчала себе под нос, ощутив отчаянное смущение, – после встречи с мостовой.