Оберег для невидимки

– Четыре?! – Мне показалось, что сиятельного Рихарда сейчас порвет от еле сдерживаемого смеха, пришлось прикусить палец, чтобы не выдать – «Какого черта!» – свое возмущение. – Да батюшка твой прослезился, получив трогательное сочинение, в коем его наконец-таки повзрослевший наследник проникся уважением и сыновним пиететом к родителю!

– Шутишь, – пораженно прошептал тот.

– Если бы, – устало вздохнул собеседник, – сможешь потом сам убедиться – твое послание теперь хранится средь дорогих сердцу графа Карре бумаг.

– Она и здесь… надо же, сестра милосердия! – тепло усмехнулся Леонард в сторону.

– У-у, как тебя повело-то! – беззлобно хохотнул старший. – Заинтриговал, ваша милость.

– Я не знаю, кто она, откуда, но бескорыстней, порядочней и невинней женщины я ещё не встречал, чтоб ты знал!

– Женщина-загадка, – прокомментировал сказанное Моран, посмотрев на родственника с какой-то  жалостью.

– Оставь свой сарказм!

– Да какой там… – Красавчик вяло отмахнулся, взял со стола трость, смахнул перчатки милорда в шляпу-цилиндр и развернулся к кузену. – Ну, ты, я вижу, готов? – Похлопал того по плечу, приобнял. – Пора, брат. Ждет нас дальняя дорога. София в карете, маги в поместье, старик вызвал самых лучших, а главное – нерадивого отпрыска ждут розги!

Они ушли, а я ещё долго стояла и улыбалась сквозь слезы, как дура.

«Сердце защемила тоска словно переполненный зал,

Осушив тебя до глотка, ничего взамен не отдал.

И осталось смятение где-то в груди,

И закралось сомнение в мысли твои.

Почему и зачем столько лет

Лазерный свет, так похожий на свет от любви.

Прощай, мой друг, и в покинутом зале

Гитара печально сыграет отбой.

И вьюга споёт старый блюз на вокзале,

И просто не в кайф расставаться с тобой»*

 

  Сидя на стуле у окна, мяла в руках свернутый плащ господина Карре и не могла придумать, как мне уйти. С минуты на минуту могла заявиться нерасторопная Селма для уборки освободившегося номера, а тут я. Со своим маленьким скарбом, раздраем в душе и полным непониманием, почему свист хлыста и грохот удаляющейся кареты с братьями встали комом в горле и поселили глубокую печаль в сердце.

– Голуба моя, ты здесь? – Тихий голос ведьмы дошел до сознания не сразу.

– Да, – ответила, все еще находясь в печальном образе.

Бабулька оглядела комнату.

– Уехал, касатик.

– Отбыл.

– А ты что же до сих пор здесь?

– Да вот, – указала на проблему, подняв с колен накидку титулованного наследника и тряся в воздухе кошелем.

– Ох, – выдохнула женщина, – так это я удачно до Метки добежала. Как же это мы с тобой заранее не условились, как быть?

– Он к вечеру ждал… кого-нибудь.

– Уходить надо, милая, – Тельма решительно подошла, приняла из моих рук вещь, завернула в неё мешочек с деньгами, нащупала мою руку и потянула на выход.

– Чуть не забыла! – опомнилась я и, вырвавшись, кинулась к одиноко лежащему у ножки комода кисету с дурной красавкой.

– Не пригодился порошок? – Ведьма аккуратно засунула опасный ингредиент в карман платья.

– Он предпочел сломать себе шею, – прозвучало печально вразрез сказанной фразе.

 

Двор постоялого двора заполнили телеги торгового обоза. Подле них суетились хозяева мешков, корзин, бочонков. Распрягали лошадей и отводили их к длинным глубоким корытцам у конюшни напоить и почистить, дать свежего овса. И пока рабочие лошадки жуют свой сухпаек, самим поспешить в обеденный зал, где их ждал горячий обед.

Обойдя сторонкой людей, чтобы ненароком ни с кем не столкнуться, ведьма торопилась в деревню, одной рукой придерживая скрученный плащ, а другой держа мою ладонь. Для надежности, чтобы я не потерялась в этой толчее.

– Мое почтение, Тельма! – От группы мужчин, стоящих кружком недалеко от крыльца, отделился рослый лысый дядька. Зацепив за рукав на ходу такого же здоровяка-отрока, как две капли воды похожего на него, потащил за собой в нашу сторону, догоняя.

– И тебе, Петрус, не хворать! – не останавливаясь, ответила старушенция.

– Ты никак к дочери Метки приходила?

Знахарка затормозила.

– К ней.

– Это правда, что девка в тяжести? – понизив голос, спросил мужик и покосился на парня.

– А тебе-то что за дело?

– Да такое, что… – Здоровяк вдруг стушевался и почесал макушку. – Эта дубина, – вдруг он звонко хлопнул по шее стоящего рядом сына, – утверждает, что это его ребенок.

Я чуть не присвистнула. Во дает Улья! А там еще есть сын мельника! Как бы драки не случилось между желающими признать отцовство.

– Так и что? – Ведьма явно не понимала, чего от неё хотят. Я тоже.

– Жениться он надумал, – сказал как выплюнул Петрус и поморщился, видимо, от самой перспективы.

– Ежели есть дитё, так не оставлю! – прогудел хлопчик и на всякий случай отошел на шаг от батеньки.

Бабулька тяжело вздохнула, глядя с грустной усмешкой на парочку, и обронила короткое и страшное:

– Был.

 

– Как надолго я могу располагать твоим гостеприимством, Тельма? – переминаясь с ноги на ногу на пороге, спросила я ведьму.