Страница 160 из 181
– Док, а как же все эти разговоры, что нельзя менять будущее?
Про пространственно-временной континуум?
– Да я подумал – ну его к чёрту, этот континуум!
(х/ф «Назад в будущее»)
Специфический запах зоомагазина всегда вызывал у меня чувство брезгливости вплоть до тошноты. И вот кто бы меня спросил сейчас, какого черта меня занесло в лавку, торгующую животными, – ответить не смогла бы, хоть пытай. Не рыбки, не черепашки, не шиншилла привлекли моё внимание, а большой серый попугай в клетке, подходящей разве что паре канареек. И то не факт, что им там было бы комфортно из-за малых размеров временного пристанища.
– Интересуетесь птичкой?
Прямо передо мной материализовался продавец, моложавый дядечка неопределенных лет с живым проницательным взглядом и именем Антон на бейджике. Глянула на него и усмехнулась.
«Сейчас будет впаривать мне «залежалый товар».
С такой участливой физиономией смотрят только на потенциального лоха, не разбирающегося в возрасте джунгарика. Были, были прецеденты со знакомыми.
– Сколько стоит красавец? – кивнула на клетку с жако.
– Бурохвостый? – Мужчина оглянулся на предмет торга. – Пятьдесят. Это девочка.
У меня глаза вывалились из орбит. Сколько?!
А собственно, на кой ляд я интересуюсь? Ведь откуда-то прилетела мысль узнать цену серому говоруну, стоило только увидеть его через стекло витрины. Такого несчастного… пардон, несчастную, одинокую и печальную. Как магнитом потянуло в этот отдел, забыла о цели визита в торговый центр. И крутится в голове навязчивый образ похожей птицы на моём плече. То ли сон навеял, то ли воображение разыгралось в очередной раз.
– Девочка, говорите? – С необъяснимым самой себе сомнением покосилась на продавца. Новость о принадлежности к слабому полу гостьи из Африки почему-то очень обрадовала.
– Видите: у неё голова небольшая, округлая. Ободок вокруг глаз чисто белой окраски. У самцов – голова широкая, утолщённая. Большой клюв. Они крупнее, неуклюжее. Ободок вокруг глаз темновато-серый. Ну и ещё пара-тройка признаков, по которым можно отличить даму от кавалера…
– Да-да, я знаю… – рассеянно отозвалась, слушая дядьку краем уха и попутно соображая, откуда мне это известно. Про клюв, про морщинки вокруг глаз…
А консультант-продавец уже заливался соловьем, расписывая товар с самых лучших сторон, не обращая внимания на мой глубоко-задумчивый вид.
–…Такие птички у нас долго не задерживаются. А эта барышня, ко всему прочему, уже знает несколько слов и предложений… Ну что, девушка, надумали?
Я сморгнула и недоуменно уставилась на мужчину. И одна только мысль упрямо, назойливо долбилась в мою черепушку: купи!
Зачем? Надо!!!
– А вы можете её придержать до вечера? – спросила больная на всю голову Векшина.
Антон пожал плечами: почему нет?
Чувствуя себя более чем странно, ровно в девятнадцать ноль-ноль я выходила из торгового центра «счастливой» обладательницей большой клетки, в которой сидела немного встревоженная попугаиха по кличке Аша.
«Что я маме скажу?» – сознание периодически начинало метаться в панике от предстоящего объяснения с родительницей.
Разместив покупку на заднем сиденье автомобиля, села за руль и вновь задумалась над своим поведением. Что со мной происходит? Откуда эти нелепые, а порой пугающие своей сумбурностью и необдуманностью действия, желания?
– Бр-риц-ца будеш-шь? – Раздалось вопросительно-нежное в тишине салона.
От неожиданности подпрыгнула в кресле и рассмеялась.
– Хо-хо, Перри оценит!
Смех резко оборвался, а я замерла нелепым изваянием с широко открытыми глазами и ртом. Кто такой Перри? Откуда взяла это имя? Прозвище? Ник?
За последние полгода подсознание все чаще стало мне подкидывать такие вот сюрпризы и загадки. Были и сны. Странные, цветные, занимательные. Но они начались много раньше…
В тот обычный, совершенно непримечательный вечер я первый раз в жизни без особой причины потеряла сознание во время… кормления виртуальных рыбок! Тогда аквариум очень даже реалистично поплыл перед глазами. «Коротнуло» в голове резко, словно вспышка, больно, до ярких звездочек и… все. Очнулась, уткнувшись лбом в клавиатуру. В носу почему-то стоял запах жженого сахара и металла. Слабость во всем теле, пальцы дрожат. Испугалась, конечно, не на шутку. Только открыла рот позвать родительницу, как раздалась трель дверного звонка. Поздний визитер вдобавок к общему нездоровому состоянию добавил приступ раздражения и неприязни.
Я помню, как прикрыла веки, усмиряя душевный дискомфорт, и вдруг явственно осознала, что этот приход старого друга матери принесет в наш дом большие неприятности. Огромные! Непоправимые! От накатившего ужаса сделалось еще хуже. Ни себе, ни матери так и не смогла потом объяснить, откуда взялась эта твердая уверенность в крахе семьи. Подслушанный тихий разговор на кухне только утвердил меня в этой уверенности. Отринув всякий пиетет к человеку, глубоко и давно мною втайне презираемому, бросилась к родительнице с твердым намерением убедить, уговорить, вымолить – а если придется, то и выплакать, дабы не совершила поступка, к которому её склонял господин Ширяев, – взять большой кредит на открытие кафе. Совместный бизнес, как и совместное проживание были темой вечернего визита.
Дальше помню смутно. Что говорила, какие доводы приводила. Все было за гранью моего восприятия. Будто и не со мной вовсе. Очнулась уже в прихожей. Мама, оглушенная взрывом негодования Сергея, чередующего возмущения с оскорблениями в наш адрес, стояла посреди коридора и с холодным равнодушием смотрела на дорогие ботинки гостя и грязные следы от подошв, оставленные на светлом ламинате.
Она долго потом переживала потерю «друга». Чувствовала ли я свою вину? Нисколько! Единственное, что меня смущало да и по сей день смущает – это молчаливый испытывающий взгляд родного человека, в котором читался вопрос: «Ты что-то знаешь, дочь? Что ты скрываешь?» С огромным трудом мне удавалось оставаться невозмутимой, не сорваться на откровения, в которых Ширяев выглядел еще более отвратительным перед ней. Встречаться с матерью и скрывать от неё связи с другими женщинами – это ли не подлость? Откуда знаю? Пф-ф, город маленький! Одна только Алина Векшина пребывала в блаженном неведении.