Страница 10 из 18
Посадничьи и боярские дети
Члены семейств посадничьих и боярских назывались в Новгороде сыновьями или детьми посадничьими и боярскими, чисто в семейном значении, т. е. пока они были еще под властью отца; но как скоро выделялись из семьи и делались самостоятельными, то с тем вместе теряли название детей или сыновей и назывались просто боярами так же, как и их отцы; но они отнюдь не составляли особого класса, подобно как боярские дети в других краях Русской земли; ибо в Новгороде бояре всегда составляли класс, а не чин, как в Москве, там сыновья бояр по самому рождению своему были уже боярами, когда делались самостоятельными, независимыми от отцов, выделялись из отцовского семейства. Все летописные известия о посадничьих и боярских детях в Новгороде прямо свидетельствуют, что значение боярских и посадничьих детей там было чисто семейное, а не государственное; так в первом же известии, относящемся к 1252 году, прямо сказано, что Александр Невский, по просьбе татарских послов, приехавших в Новгород для исчисления народа, повелел стеречь их сыну посадничу и всем детям боярским. Здесь ясно, что Александр для большего уверения татарских послов в их безопасности приставил к ним стражу из молодых людей, принадлежавших к почетнейшим семействам, которые имели огромное влияние на народ. А еще яснее таковое значение боярских детей высказывается в свидетельстве летописи, относящемся к 1364 году, где сказано: «той же зимы с Югры новгородцы приехаша дети боярстии и молодые люди, и воеводы Александр Абакумович, Степан Ляпа, воеваша по Обе реки до моря, а другая половина рати на верх Оби воеваша». Тот же Александр Абакумович в 1366 году в ушкуях ходил с молодыми людьми на Волгу грабить купеческие караваны; и когда в 1367 году московский великий князь Дмитрий Иванович, объявляя за это Новгороду войну, говорил новгородцам, за что ходили на Волгу и гостей моих грабили много; то новгородцы отвечали: ходили люди молодые без нашего слова; и князь, довольный объяснением, примирился с новгородцами. Или когда за волжский грабеж новгородских ушкуйников из Заволочья, бывший в 1375 году, московский великий князь в 1386 году потребовал удовлетворения; то новгородцы предоставили князю самому взыскать 5000 руб. с заволочан за этот грабеж; и для успешнейшего сбора этих денег послали в Заволочье приставами посадника Федора Тимофеевича, Тимофея Юрьевича, сына посадника Юрия Дмитриевича, (который в 1398 году был уже посадником) и иных детей боярских и молодших людей. Во всех сих известиях боярскими детьми ясно названы молодые люди из боярских фамилий, которые по новгородским и старинным обычаям своевольничали на чужой стороне и производили воинские походы и грабежи без новгородского слова, и в летописях прямо называются молодыми людьми, а не особым каким классом или сословием новгородского общества. То же значение боярских детей, как молодых людей из боярских фамилий, еще яснее высказывается в летописном известии под 1398 годом, где сказано, что перед походом на Двину: «били челом владыке посадник Тимофей Юрьевич, посадник Юрьи Дмитриевич, Василий Борисович и бояре, и дети боярские, и житьи люди; и купеческие дети, и все вои их; благослови, господине отче владыко, поискати св. Софии пригородов и волостей». Здесь рядом поставлены бояре и боярские дети, житьи люди и купеческие дети, т. е. младшие члены боярских фамилий и купеческих или житьих названы детьми. А Никоновская летопись, переводя новгородские известия на свой официальный язык, новгородских боярских детей прямо называет молодыми дворянчиками, а не боярскими детьми в московском значении этого слова; так, описывая поход новгородской вольницы на Волгу в 1366 году, летопись сия говорит: «того же лета из Новгорода Великого младые дворянчики совокупиша себе рать без новгородского совета, а воеводы были у них Осип Варфоломеевич, Василий Федорович, Александр Аввакумович».
Гриди, или своеземцы
Впрочем, и в Новгороде был особый класс граждан с служебным значением, соответствовавший боярским детям, как понималось это слово в Москве во 2-й половине XVI столетия, только у новгородцев этот класс назывался не боярскими детьми, а гридями или гридьбою. Начало этого класса относится к Х, а может быть и к IX столетию; летопись говорит о Ярославе великом, когда он был еще новгородским князем: «Ярославу сущу Новгород, и уроком дающу Киеву от года до года две тысячи гривен, и тысячу гривен в Новгороде гридем раздаваху; а тако даяху посадницы новгородстии». По этому свидетельству летописи, гридями прямо называются люди, состоящие на службе и получающие жалованье от новгородского посадника; конечно, гриди первоначально составляли княжую дружину, назначаемую состоять при новгородском посаднике; ибо прежде и сами посадники присылались от князя, как его слуги. Но когда посадники из княжих слуг превратились в выборных от народа, то с тем вместе и гриди сделались земским постоянным войском, хотя и не переменили своего прежнего названия, и по летописным известиям мы уже встречаем их в числе земских людей во втором разряде после бояр или огнищан; так под 1166 годом летопись говорит: «Ростислав великий князь Киевский, пршпедши на Луки позвал к себе новгородцов на поряд, т. е. для договору, огнищан, гридь и купцов вящших». Или под 1195 годом сказано: «позва Всеволод новгородцы на Чернигов; и новгородцы не отпрешася ему, идоша с князем Ярославом, – огнищане, гридьба и купцы, и быша на Новом Торгу». Или под 1234 годом летопись говорит: «изгониша Литва Русу оли до торга, и сташа Рушане и засада, огнищане и гридьба, и кто купец и гости и выгнаша Литву из посада». Все сии единственные летописные известия о гридьбе в Новгороде прямо указывают на гридьбу как на служилых новгородских людей, составлявших постоянный особый класс земского войска, получавший от Новгорода жалованье; а последнее из приводимых известий говорит, что гридьба посылалась засадою или как гарнизон по пригородам; но очевидно гридьба кроме военного значения, имела еще и земское значение, ибо Ростислав в 1166 году пригласил для переговоров гридьбу вместе с чисто земскими классами, огнищанами и купцами вящшими. Впоследствии название гридьба, гриди не встречается в новгородских известиях, а напротив, появляется другое название земецкие люди, с тем же характером, как и гриди; следовательно, в XIV и XV столетиях гриди стали называться в Новгороде земецкими людьми, или как в других краях Руси – помещиками; от того что они по тогдашнему общему на Руси обычаю получали за службу вместо жалованья землю, и от этой-то данной вечем земли, с условием нести военную службу, они вместе с тем получили сперва значение земского класса, наравне с другими земскими классами, а потом и стали называться земетцкими людьми и даже своеземцами, потому что получали землю от Новгорода в собственность, и не на общинном а на личном праве, т. е. каждому гриде или своеземцу земля давалась отдельно, а не на общину гридей. Кажется, гриди не были многочисленным и сильным классом в Новгороде; по крайней мере, мы не имеем известий, из которых было бы видно, что гриди участвовали в переворотах новгородских, как заметные двигатели.
Купцы
После бояр или огнищан и гридей, составлявших как бы две степени одного класса, в Новгороде следовали купцы, как отдельный самостоятельный класс новгородского общества с своим управлением, с своими начальниками и с своими правами и принимавший деятельное участие в общих делах целого Новгорода. В Новгороде торговать никому не запрещалось, торговать мог всякий – и князь, и боярин, и людин; но тем не менее купцы не смешивались с другими классами общества; чтобы быть настоящим купцом, требовались особые условия. Чтобы быть полным настоящим купцом, нужно было принадлежать к какой-либо купеческой общине; а каждая купеческая община составляла собою самостоятельное организованное целое, она имела свой капитал, свое начальство, свой суд и управление и свою печать. Купцы в Новгороде, принадлежа по месту жительства к какой-либо улице или концу и состоя членами конца или улицы вместе с боярами и людинами, в то же время составляли свои общины, которые в XIII столетии уже назывались сотнями, как это свидетельствует договорная грамота Новгорода с Тверским князем Ярославом Ярославичем, писанная в 1270 году, в которой сказано: «А что закладников за тобою княже или за княгинею или за мужи твоими, кто купец поидет в свое сто, а смерд поидет в свой погост, тако пошло в Новгороде». Чтобы попасть в члены какой-либо новгородской купеческой общины, по свидетельству уставной грамоты князя Всеволода Мстиславича, нужно было непременно вложить определенную долю в общинный капитал, именно не менее 50 гривен серебра, или около 40 фунтов серебра на нынешний вес; таковый взнос давался только однажды при самом вступлении в общину, и после сего взнесший оставался навсегда пошлым купцом не только сам, но и его потомство. Таким образом купечество в Новгороде держалось на принадлежности гражданина к той или другой купеческой общине; а эта принадлежность основывалась на взнесенном в общину определенном капитале и на праве наследства по взнесенному капиталу. Только таковые члены купеческой общины или пошлые купцы составляли настоящее новгородское купечество, выбирались в старосты своей общины и имели право на участие в правлении и суде по торговым делам своей общины. Каждая купеческая община в Новгороде имела свою контору, называвшуюся общиною, где хранился общинный капитал; этою конторою заведовали выборные старосты общины. Их по Всеволодовой грамоте полагалось пятеро: трое от зажиточнейших купцов или житьих людей, и двое от менее зажиточных или рядовых купцов; им-то принадлежали суд и управа по торговым делам и защита членов своей общины. Так что в случае обиды пошлого купца, его защищала та община или сотня, к которой он принадлежал, она в случае нужды отвечала за него, и его никто не мог взять без дозволения сотского, или главного выборного начальника общины. По тогдашним обычаям, соблюдавшимся торговыми людьми во всей Европе так же, как и в Новгороде, пошлый купец состоял под защитою и управою своей общины не токмо дома в своем городе, но и во время своих торговых путешествий по другим городам и странам; тогда торговые путешествия не только у европейских, но и у азиатских торговых народов, обыкновенно предпринимались не иначе как значительными караванами, при которых всегда находился выбираемый от общины или от нескольких общин, участвующих в караване, караванный староста, или как было в немецких торговых общинах – ольдерман, которому все участники каравана клялись быть послушными на все время его управления караваном, и потому в народных былинах обыкновенно назывались дружиною, ротниками. По свидетельству договорной грамоты Новгорода с немецкими городами и Готландом, писанной в 1270 году, все судебные дела между новгородскими и немецкими торговцами разбирались в особом суде перед тысяцким и новгородскими выборными купеческими старостами во дворе св. Иоанна; по той же грамоте ни новгородца в Готланде, ни немцев, ни готландцев в Новгороде за долги нельзя было посадить в погреб, ни посылать за ними бирючей, ни брать их за одежду, но с каждой стороны должно было требовать пристава от тысяцкого или старосты той купеческой общины, к которой принадлежит виноватый. То же почти подтверждается в новгородской договорной грамоте, в 1195 году заключенной с немецкими и готландскими послами. А по новгородским скрам, которые были обязательны и для новгородцев, и для ганзейцов, прямо требуется, чтобы приезжие гости выбирали себе ольдермана и четырех ратманов, и ежели когда произойдет ссора между хозяевами и прикащиками, то об этом должно доносить ольдерману.