Рассказы

Хочется крикнуть: «Бабушка, я тут!» Но не могу. Нет голоса. Губы не слушаются. Сердце всё ещё сильно стучит… Я, кажется, не умерла… Я успокаиваюсь… Если узнают, то дела плохи! Скажут: «Разве девочка должна быть такой?..»

– Вот смотри, что сделал. Всё старое, весь хлам перевернул, разбросал. Наверное, думает, что мы богатые люди… Бунтует против нищеты… А люди что, должны зимой помереть от морозов?! Ах, окаянный, окаянный! – Бабушка ругает, на чём свет стоит, быка.

Появляются соседи. Вся улица выходит на уборку…

Между собой разговаривают:

– Говорят, когда бык бывает разъярённым, то телега ломается. Тут не только телега, всё сломалось… Вот это да, субханаллах!

Мне становится тесно в «пирамиде», да и какой-то спёртый запах тут. Хочется вдохнуть грудью свежего воздуха…

Люди долго расходятся. А тебя «пирамида» всё теснее прижимает к себе, ты будто бы находишься в кольце. Одиночество разгоняет все розовые мечты. Тебе бы выйти скорее отсюда… Да, бедный бык, наверное, поэтому так и разошёлся, выйдя на свободу, почувствовал волю… Он же тоже живое существо…

Я иногда сравниваю людей с животными или зверями. В ком-то замечаю крысиное, а в ком-то заячье. Встречаются и такие, похожие на белок, которые с одного дерева прыгают на другое, ищут, где орешки крупнее и вкуснее…

Зайцы всё бегут и бегут, мягко ступая на землю…

Лисы… Ах, их так много… Пробегают туда-сюда, только хвосты и видать…

Да и свиней не мало. Они уже и не прячутся…

Ослы… овцы… лоси… Оказывается, природе нужна каждая тварь.

Люди разные. Может, поэтому и секреты бывают разными… Может, поэтому они и одинокие… У каждого человека свой мир. Там им хорошо, там всё своё. Даже самому близкому не дано разгадать внутренний мир человека…

И почему я решила писать об этом?

Оказывается, я знаю одного художника, у которого очень добрая душа. Он вырос в деревне. Насквозь видит и свой мир, и чужой тоже… Своими вечными метаниями в поисках истины, и своим видом он мне напоминает нашего деревенского быка из моего детства…

Уехать в любви…

День с утра выдался очень жарким. И этот летний зной длился уже долго. Солнечные лучи как горячие стрелы впиваются в тело, и в такие моменты хочется сбежать от этой жары на Север к белым медведям. Но приходится терпеть, моя работа требует выдержки и терпения… Не считаясь ни с чем, путешествую по этому чёрно-белому противоречивому миру, ищу правду… А к этой правде путь не из лёгких, путь к ней вымощен душевными переживаниями и тяготами…

Снова беру в руки ручку. А с тетради смотрят на меня грустные, как у марала, глаза. В ушах слышны голоса – кажется, небольшая капелька надежды мечется в море страданий: «Оставьте нашу деревню! Оставьте деревню! Вы же можете…»

Откуда-то из глубины души поднимается знакомый звук и заставляет тебя вздрогнуть от неожиданности. «А могу ли я?» – задаю вопрос самой себе. Я же всего лишь простая журналистка! Вот только поэтому редактор и отправил меня с группой депутатов в эту командировку. Естественно, как это высокие чиновники могут остаться в стороне, когда в сёлах закрывались школы? И мы всю эту правду должны отразить в печати…

С утра так и печёт. Зря испугалась жары и духоты, оказывается, у депутатов транспорт со всеми удобствами: здесь и кондиционер есть, который обволакивает тебя нежным, ласковым ветерком: да и сидения напоминают мягкий уютный уголочек рая.

Мы едем навстречу солнцу. Кажется, будто и солнце само бежит к нам…

Сказали, что в распорядке дня всего один вопрос: оптимизация. Для села эти «ция» уже давно знакомы: революция, коллективизация, конфискация, девальвация, индустриализация, приватизация – село всё это пережило, ну а против оптимизации у села не осталось сил. Так размышляет моя душа. Сердце деревни, наверное, уже превратилось в камень, пока противостояла всем ветрам современности.

Вот мы въезжаем в деревню, она как бы душу свернула в комок. Мы едем по улице, покрытой зелёной травой. Природа будто старается угодить нам, расстелила для встречи гостей роскошный зелёный палас. До нас никто не наступал ещё на него. Местами встречаются забитые досками окна, покосившиеся ворота, предвещая что-то нехорошее. Деревня кажется прекрасной только тогда, когда там всё благоустроено…

– Остановимся около школы, – предупредил кто-то водителя.

Нас встретили женщины в разноцветных платьях и фартуках, будто сошли с полотен художников. Они мигом окружили нас.

В таких местах, обычно, пока руководители думают, народ уже начинает высказывать своё мнение о происходящем. Потому что народу не нужны трибуны. И здесь получилось то же самое.

– Дочка, пожалуйста, сделайте что-нибудь, не закрывайте школу. Если школы не будет, то и деревне конец, – одна бабушка, заправляя свои волосы под белый платок, смотрела мне в глаза. Я вздрогнула, её взгляд напоминал грустные глаза марала. – Наша деревня рядом с городом. И дети когда-нибудь всё равно вернутся. Внуки подрастут, и куда им потом деваться, кроме родного, отчего дома?

Я обратила внимание на здание школы: оно было старым. Брёвна потемнели. Рядом с нашими великолепными автобусами и иномаркой – большим сверкающим на солнце джипом главы района не только старая школа, сама деревня даже потеряла свой вид. От них, казалось, пахло стариной и затхлостью…

Позвали директора школы. На все вопросы, оказывается, должен был отвечать он. Среднего роста худощавый директор погладил свои покорные волосы, помолчал и потом, стараясь не выдать своего волнения, сказал:

– Дело в том, что у нас учатся всего десять учеников, а в этом году в первый класс поступать некому. На следующий год, конечно, есть один ребёнок, а через год двое ребят.

– Если закроете школу, и они уедут в город, – все разом заговорили женщины. А стоящая рядом со мной бабушка наклонилась к моему диктофону и прошептала:

– Дочка, скажите депутатам, пусть не закрывают школу. Наших малышей не гоните из деревни!

– Скажите сами…

– Они нас не слышат. У них свои проблемы… Деревня и так уж осталась сиротой. У сирот не бывает родителей, – добавил кто-то своё слово.

Конечно, можно было понять состояние жителей, которые впервые в своей жизни видели настоящих депутатов у себя в деревне. «И не услышат, – сказала я про себя, – потому что оптимизация идёт уже давно. Она, глотая школы, с большой скоростью стремится вперёд. А в газету мы напишем, постараемся передать ваши слова. Скажем, что деревня думает так».

Пригласили посмотреть школу. За группой депутатов и мы прошли внутрь. Полы, будто эхо из прошлого, скрипели под нами. Я даже забыла, где находилась, передо мной встала картина из прошлого, из моего детства, и казалось, из всех щелей пола выглядывали мои школьные годы.

В середине большого коридора стоял бак с водой, накрытый белым полотенцем. А над ней, на стене – портрет Ленина… На всех четырёх стенах висели портреты Ньютона, Ломоносова, Менделеева и других просветителей и учёных. Я потеряла дар речи и забыла, что живу в двадцать первом веке. Это точно школа, а не музей?

Краски хоть и разные в наших альбомах, но мало рисунков. В течение учебного года мы рисуем всего три вещи: с начала сентября по новый год – рисуем листья (потому что осень – пора листопада), с нового года до самой весны – ёлочку (мечтаем о разукрашенной ёлочке уже с осени), а когда появляются на небе перелётные птицы, то начинаем рисовать скворечники. Естественно, урок рисования начинается с того момента, когда учитель вешает на доску лист большого белого ватмана с рисунком красно-оранжевого кленового листа. Картина эта уже состарилась: сколько поколений учащихся на неё глядя рисовали, и от их взглядов, наверное, она потеряла свои первоначальные краски.

– Дети, – говорит учитель, а сам кладёт на стол высохшие разноцветные осенние листья. – Обратите внимание, какая волшебница природа, вот среди этих листьев есть ли друг на друга похожие листики? Нет… Люди тоже такие разные… Вы тоже станете большими. Выберете разные профессии. Может быть, из вас получатся учителя, врачи, и даже учёные…