Избранные произведения. Том 2. Повести, рассказы

То, что в самом начале своего жизненного пути мне пришлось долгое время ютиться у чужих людей, думаю, позже оказалось полезным для благополучия тех, кто работал в Елабужском пединституте. Тогда, всё испытав на себе, я понял, что у представителя интеллигенции, обычно имеющего небольшую зарплату, социально униженного, не защищённого в правовом отношении, с постоянным чувством неуверенности в завтрашнем дне должен быть хотя бы «собственный угол». Впоследствии, став ректором Елабужского пединститута, половину своего времени я тратил на выбивание квартир для преподавателей и сотрудников института. В основном именно для этой цели я налаживал и поддерживал дружеские, приятельские отношения с нефтяниками, строителями, с руководителями ткацкой фабрики, с арматурщиками, позднее с представителями КамАЗа.

Первый человек, с которым я познакомился в Елабуге, Тавриз Мубараков, оказался очень своеобразной и сложной личностью, прямо как слоёный пирог. Это был очень эрудированный талантливый преподаватель, хорошо знавший и любивший татарскую литературу, преданный своей нации. Временами он проявлял необыкновенную суровость, безжалостность и даже жестокость. Очень редко бывает так, чтобы в одном человеке уживались столь резко противоположные черты. Он мог со слезами умиления убеждать, что любит тебя от всей души и тут же через пять минут мог начать поносить тебя на чём свет стоит.

С Тавризом я познакомился через моего сокурсника, к сожалению, слишком рано покинувшего этот мир, Рима Каримова, который долгое время работал диктором и главным редактором литературно-художественных передач радиокомитета Татарстана. Это был очень искренний, чистосердечный человек, талантливый актёр с лирической душой, влюблённый в поэзию, вообще во всё красивое, гармоничное. Он же и подтолкнул меня на переезд в Елабугу. После окончания университета Рим Каримов получил направление в Елабужский педагогический институт преподавателем татарского языка и литературы. Через полгода он приехал в Казань совсем другим человеком, каким-то повзрослевшим, возмужавшим. Собрал нас, нескольких своих одногруппников, с которыми обычно ездил в фольклорные экспедиции, и прочитал длинную проповедь о том, что мы сидим тут, уцепившись за Казань руками-ногами, оторвавшись от большого мира, от настоящих людей, а реальная жизнь и настоящие парни типа героев Джека Лондона, живут там, в Елабуге. Прохаживаясь из угла в угол в маленькой комнатушке полуподвального помещения, он упрекал нас в том, что мы погрязли в мещанском болоте. Мы слушали его молча, немного растерянные и удивлённые. О том, чтобы кто-нибудь раскрыл рот и что-то вякнул, не могло быть речи. Слушая его монолог, кажется, даже перестали дышать, чувствуя себя в чём-то виноватыми. Окончательно войдя в роль пламенного революционера-агитатора, Рим назвал имена преподавателей, которых он принял для себя как светлый идеал, как надёжную опору, как маяк. Это были Тавриз Мубараков и Гаяз Салахиев. Они, оказывается, живут в одной комнате и очень дружат. У первого из них Рим перенял две привычки. Первая – обращаться к человеку исключительно по фамилии, вторая – резко обрывать человека такими словами, как: «мелочишься, не мелочись, ты темнота, ты мне не нравишься…» Когда обе привычки совмещались, как «лёд и пламя», получались убийственно-философские выражения: «Галиуллин, ты мне не нравишься», «Юсупов, ты мелочишься», «Калимуллин, ты темнота» и так далее.

Свою новую манеру обращаться к человеку по фамилии он даже «научно» обосновал: «Имя – это кличка, как у собаки, кошки или домашнего попугая. Человек отличается от животных фамилией, поэтому мы в Елабуге перешли между собой на обращение по фамилиям».

Рим Каримов и в своей любви, и в ненависти был максималистом. Он, как дальтоник, различал только два цвета; различные полутона и оттенки им не признавались. Думаю, было вполне естественно, что в каждом, кто слушал его пламенные речи, возникало желание «живьём» увидеть таких идеальных людей, которые не мелочатся, считая деньги, не напоминают без конца о невозвращённом денежном долге, которые выше всяких недостатков и бытовых мелочей. В один из своих приездов зимой он так вдохновенно расхвалил Мубаракова, что даже сам искренне, прямо как религиозный человек, уверовал в его святость, достойную поклонения. Только один из нас, Мухаммат Магдеев, хорошо знавший Тавриза, попытался опустить Рима с небес на землю, выразив своё несогласие с вознесением Тавриза до разряда пророков, но это ему не удалось. Рим, конечно же, не готов был принять никаких дополнений, а тем более исправлений, не соответствующих модели созданного им мира. Ещё бы, ведь кто-то пытается разрушить его воображаемый сказочный, хрустальный замок!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «