Щит справедливости

И в этот момент раздумий в комнату вошла Катрин.

– Бокал вина?

Теперь на ней была широкая хлопковая белая блуза и черные струящиеся брюки, в руке она держала бутылку с узким горлышком.

– Просто газировку с лаймом, если есть, – ответила Ребекка и вдруг осознала, что Катрин для неё уже не просто фигурант дела. Она по-настоящему красивая женщина. Небольшие недостатки её лица – некоторая угловатость, выступающие скулы – с лихвой компенсировались безупречностью кожи и густыми волнистыми каштановыми волосами. Катрин была просто сногсшибательной. В больших серо-зеленых глазах искрился ум, а чувственный рот сулил такие удовольствия, что был куда более притягательным, чем идеальные губы на картинах классиков. Впервые за много-много месяцев Ребекка вдруг почувствовала, что ей действительно нравится стоящая перед ней женщина, и откровенно пялилась на неё, сама того не сознавая.

Она поняла это лишь тогда, когда пухлые губы Катрин расплылись в мягкой игривой улыбке:

– На службе сухой закон?

– У меня перманентный сухой закон. По меньшей мере, последние четыре года, – ответила Ребекка и мысленно уточнила: четыре года, три месяца и два дня.

– Ясно, – Катрин уловила напряжение в голосе гостьи и спокойно проговорила: – Тогда отнесу вино обратно.

– Нет-нет, – быстро возразила Ребекка с искренней улыбкой, – большая часть человечества время от времени пьет вино, и меня это ни чуточку не смущает. Будет хуже, если из-за меня вы откажете себе в этом удовольствии.

– Ну хорошо, – любезно согласилась Катрин, – тогда пройдите, пожалуйста, в столовую, чтобы я могла вас хотя бы покормить.

Ребекка со вздохом отодвинула стул: она уже забыла, как это приятно – получать удовольствие от еды. И наслаждаться обществом симпатичной умной женщины.

– Благодарю вас, – промолвила она, – это было великолепно.

– Салат и макароны – мои фирменные блюда, – легко ответила Катрин, которая была ужасно рада этому комплименту, даже не понимая почему.

Спокойствие детектива, её искреннее удовольствие было для Катрин как награда, и это показалось ей даже странным. Возможно, это была реакция на то, что отблеск удовольствия смягчил суровые черты усталой Ребекки Фрай, и она показалась на мгновение совсем юной и беззаботной.

– Как я понимаю, сами вы не очень часто готовите?

Ребекка печально пожала плечами:

– Я никогда особо не готовила, а сейчас, когда живу одна, и того меньше. Я попросту больше не воспринимаю еду как удовольствие. – Она вдруг смутилась и резко замолчала – Черт возьми, Фрай, почему бы тебе не рассказать ей обо всех твоих проблемах? – а потом быстро закончила: – На самом деле, это очень вкусно, просто потрясающе.

– Я очень рада, – Катрин догадалась, почему детектив почувствовала себя неловко и замолчала. Её как врача это совсем не удивило: представители той профессии, к которой принадлежала Фрай, неохотно делились подробностями из личной жизни, и им требовалось много времени, чтобы начинать доверять другим. Все офицеры полиции, которые бывали в её кабинете, казалось, всегда готовились к худшему – в любой ситуации, во взаимоотношениях со всеми людьми. Подозрительность и осторожность многим из них спасла жизнь, но многим и разрушила браки. Катрин не знала, что первично: работа ли делала их таковыми, или же они выбирали работу в соответствии со своим характером и природными склонностями. И этот вопрос вдруг ужасно её заинтересовал.

Катрин, давай начистоту: тебя ведь интересует Ребекка. Да, доктор вынуждена была признать, что её интриговал вопрос о том, что же скрывается за внешней прохладностью и умением всё держать под контролем – она почему-то была уверена, что в душе Ребекки были такие глубины, о которых она и сама не подозревала. В её улыбках проскальзывала нежность, но помнила доктор и ту, с трудом сдерживаемую ярость, которая была в голосе детектива во время разговора о последнем нападении маньяка, и то страстное желание остановить его. О да, в этой женщине сокрыто куда больше, чем она готова показать кому-либо.

– Итак, что вы хотите знать, детектив? – спросила Катрин, наполняя вином свой полупустой бокал и уводя разговор в сторону от личных тем. Сейчас у них были и другие заботы. Доктор откинулась на спинку стула, наблюдая за женщиной, разделившей с ней ужин.

– Возможно, больше, чем вы можете мне рассказать. Я хочу знать, как вы оцениваете свой последний разговор с Джанет Райан. Она помнит хоть что-нибудь из того, что случилось с ней за последние восемь часов?

– Немногое. Она помнит, как парковалась на Ривер Драйв, возвращаясь с работы домой. В какое время не помнит. И следующее, что она помнит – как очнулась в реанимации.

Ребекка нахмурилась.

– А она случайно никого не видела вокруг, когда парковалась? Может, было что-то необычное?

– Не знаю. Я не выспрашивала. Она сильно напугана и плохо понимает, что происходит. Я пыталась установить степень её амнезии и успокоить её.

– Ну конечно, – Ребекка всеми силами старалась скрыть досаду. Глупо было надеяться, что психиатр будет действовать как коп. Утром она собиралась допросить Джанет сама. – Что-нибудь ещё? Есть вообще что-нибудь?

– Боюсь, что нет. У неё полная амнезия: она вообще не помнит этот период времени.

– И вы уверены, что она говорит правду? – Ребекка пристально смотрела на врача, пытаясь уловить какой-нибудь признак неуверенности.

– Без всяких сомнений.

Ребекка кивнула. Она была довольна. Доктор Роулингс умела внушать людям доверие.

– Как долго это продлится?

– Я не знаю, – с сожалением проговорила Катрин. – Мне бы очень хотелось знать.

Ребекка встала, в лице её читалась решимость:

– Я не могу ждать, пока она вспомнит. Промежуток времени между нападениями сокращается с каждым разом. Если она не может нам помочь, я должна искать другой способ добраться до убийцы.

Она поблагодарила Катрин за помощь, но мыслями была уже далеко – она обдумывала свой следующий ход.

Катрин смотрела, как Ребекка идет к двери и думала о том, сколько еще пройдет времени, прежде чем детектив снова позволит себе передохнуть.

Глава пятая

Ребекка переступила порог своей квартиры и едва не упала, споткнувшись о спортивную сумку, которую сама же бросила в коридоре несколько дней назад. Спертый воздух непроветренного дома, продавленная софа, пыль, толстым слоем покрывавшая мебель… Раньше она всего этого не замечала. Она распахнула окно и долго стояла, всматриваясь в ночь. Второй этаж. Её однокомнатная квартира находилась прямо над продуктовой лавкой, а район, в котором она жила, был узкой границей между районом очень бедных и очень богатых.

Она выросла на соседней улице и десять лет назад новобранцем проходила здесь, под окном своего будущего дома, поступать на службу в полицию. Ей нравилось жить там, где все знали, как её зовут. Возможно, потому, что те, кто дружелюбно махал ей на улице, когда она несла под мышкой сэндвичи, едва держась на ногах после двух бессонных ночей, были единственными людьми в её жизни. Конечно, помимо сослуживцев.

Ночь была слишком теплой для начала июня; дул легкий ветерок. Она положила локти на подоконник, надеясь, что вечерняя свежесть выгонит из головы тяжесть, навалившуюся на неё дома. Пустая квартира красноречиво свидетельствовала о пустоте всей её жизни и той неизбывной тоске, которую она упорно пыталась не замечать, раз уж не могла от неё избавиться. Обычно ей удавалось не думать обо всём этом. Работа оставляла мало времени на рефлексии, а если у неё вдруг появлялось свободное время, она неслась в спортивный зал и выматывала себя на тренажерах до такой степени, что от усталости утрачивала способность размышлять. По многу дней, даже недель могла она не вспоминать, что так было не всегда – не всегда была она такой одинокой и замкнутой. А может, и всегда, просто не замечала этого.

Вечер, проведенный с Катрин Роулингс, выбил её из привычной колеи. Тихий уютный дом, ужин на двоих и мягкая решительность, которую она чувствовала в этой женщине, затронули какие-то глубинные струны её души, которые, как ей казалось, давным-давно умолкли навсегда. На мгновение она вообще позабыла о делах и просто смотрела на Катрин, наслаждалась её присутствием, внимательным мягким взглядом, тихим голосом. И не хотелось думать о том, как навалилось одиночество – в тот миг, когда дверь дома Катрин тихо затворилась за спиной.