Страница 8 из 21
– А отдай-ка свою дочь, прекрасную Диссельв, за моего сына, – Радвальд самодовольно усмехнулся.
Фадир ничуть не удивился такому предложению. Возможно, он даже и подумывал заранее, что так случится.
– Я с радостью отдам дочь за любого из твоих достойных сыновей. Но знаю ещё, что некоторые из них уже женаты. Кого же ты предлагаешь ей в мужья?
– Ингольва, – конунг не повёл и бровью.
Только сам жених такого поворота, похоже, никак не ожидал. Его челюсть заметно отвисла, он со злым недоумением посмотрел на отца, а после на Ясноокую, которая, кажется, была близка к обмороку. Она побледнела и вцепилась в локоть матери так, что та невольно попыталась высвободиться, морщась от боли.
Фадир не потерял невозмутимости, лишь улыбнулся, но в линии его губ явно читалась твёрдость, которую он собирался проявить.
– Значит ли это, что ты сейчас признаёшь Ингольва своим сыном прилюдно? Или оговорился? Раз его родила рабыня, то и он без твоего слова почти раб. Как я могу отдать за него свою единственную дочь? – в его голосе с каждым словом все явственнее звенел лёд. – Руки Диссельв добиваются лучшие воины моего хирда [4]. И сыновья ярлов[5]. Назови любого другого своего сына, и я всерьёз обдумаю твоё предложение, Радвальд.
Но неизвестно, что заговорило в крови конунга больше: выпитый мёд или врождённое упрямство. Он сощурил глаза и сжал лежащую на столе ладонь в кулак.
– Любая собака знает, что Ингольв – мой сын. Но раз тебе надо, чтобы я сказал об этом прилюдно, то изволь. Да, я признаю его своим сыном, и пусть все эти люди будут тому свидетелями. Только это служило помехой для твоего согласия, Фадир?
Железное Копьё покачал головой и в этот раз ещё пристальнее и дольше посмотрел на Ингольва. Тот потемнел лицом, но пока не стал вмешиваться в разговор вождей, хоть ему, верно, было, что сказать. Асвейг и хотела бы уйти, но в доме воцарилась такая неподвижность, что ей и шаг было сделать неловко.
– Со всем уважением к тебе, Радвальд, – вновь заговорил Фадир, уже теряя терпение. – Как бы ни был хорош твой охранитель, а я не хотел бы, чтобы в чертах моих внуков проявлялись следы рабской крови…
Радвальд встал, Ингольв попытался его удержать, но было, похоже, поздно.
– А ты всё не унимаешься. Оскорбляя моего сына, ты оскорбляешь меня, Фадир.
– Я только лишь говорю, что думаю, – хозяин поднялся ему навстречу. – И для своей Диссельв я хочу иной участи, чем стать женой того, о ком ходят весьма паршивые слухи. О том, например, что он убийца!
Грохнул о стол рог, который Радвальд сжимал в руке – и от силы удара тот раскололся с громким хрустом. Белая Кость набрал в грудь воздуха. Его сыновья обеспокоенно зашевелились, собираясь останавливать разошедшегося не на шутку отца.
И тут в стороне загудели мужские голоса, а после и всколыхнулся хохот. Но сразу оборвался, когда грянул хмельной возглас:
– Что ты сказал?
Багровея на глазах, Эйнар приподнялся, вперившись в одного из воинов, что сидели напротив него. Асвейг хорошо его знала, хоть и не лично. То оказался Лейви – он славился не только своей силой и храбростью, но и тем, что был скальдом. Его умения к сложению вис конунг высоко ценил, а потому в хирде ему полагалось особое место.
– А ну повтори всем, что ты сказал! – вновь прорычал Эйнар, отчего на лице Лейви лишь расплылась издевательская улыбка. – Или только и можешь, что, словно баба, сплетни по углам носить?
Тут скальд тоже оскорбился, ведь нет обиднее для воина, когда его сравнивают с женщиной. Ощетинился сталью хмельной взгляд.
– А чего бы и не повторить?
Но вновь произнести хулительную вису, которая теперь, верно, быстро разлетится по Гокстаду, он не успел.
– Оставь его, Эйнар, – пробасил Ингольв. – У скальдов язык часто вперёд головы работает.
Тот лишь стиснул зубы и выплеснул себе в рот остатки пива из рога. Но сел, более ни слова не говоря, только посматривая на Лейви всё так же недобро. А скальд скалился в ответ – как бы не случилось драки чуть погодя.
– Что ж, – продолжил конунг Радвальд, когда короткая стычка воинов стихла, – раз таково твоё последнее слово, Фадир... Я не стану более задерживаться в доме того, кто пренебрёг моим сыном. И более не считаю себя связанным с тобой какими-то уговорами.
– Надеюсь, к лету ты передумаешь, Радвальд, и между нами не случится разлада, – чуть растерянно проговорил Фадир, похоже, вовсе не ожидав, что всё так обернётся.
Все вокруг наконец зашевелились, заворчали тихо, поддерживая кто одного конунга, а кто – другого. Радвальд сделал сыновьям знак идти за ним. И те все до единого без возражений последовали за отцом, недобро поглядывая на гокстадцев.
Встал Ингольв тоже, но с укором смотрел он вовсе не на Фадира, а на Радвальда, словно не считал, что из-за такого сына, как он, можно разорвать только что заключённый договор.