Маша и Медведь

Его вторая рука обхватила грудь Маши. Ей богу, он хотел просто помыться, но ее близость, нагота, податливость и гипнотический шум воды поменяли планы. Оказалось, что Маша не против. Она тихо постанывала, отзываясь на его ласки. Мишка полагал, что на втором раунде сможет нечто большее, чем сомнительный подвиг в туалете и в прихожей. Но куда там. Очень скоро выдержка его покинула. Потребность оказаться внутри была столь острой, что все в паху заныло. Он надавил Маше на спину, безмолвно прося наклониться. Она снова послушалась, уперлась руками в стену, прогнулась.

И снова все кончилось слишком быстро. Он ощущал ее так остро, почти болезненно. Хотел сдержаться, но не нашел сил. В этот раз Симонов был уверен на все сто, что кончил только он. И начал подозревать, что и до этого играл в одни ворота.

Чтобы хоть как-то загладить вину, он потянулся рукой вниз. Маша шлепнула его по пальцам.

Может, мы уже помоемся?

Стоит попробовать,  хохотнул Мишка.

Маша протянула ему цветочный гель со злорадной усмешкой. Симонов принял его без брезгливости. Он частенько пользовался Алискиным, почти привык пахнуть розами или клубникой какой-нибудь. Что ему станется от аромата альпийских полевых цветов.

Спинку потереть?  услужливо предложил он Маше.

Обойдусь,  бросила она через плечо.

Но Мишка все равно забрал у нее губку и прошелся несколько раз по спине. Маше ничего не осталось, как оказать услугу в ответ. Она всплеснула руками, покрутила пальцем, веля ему повернуться, смыла губку, добавила еще геля. Ей пришлось попотеть, чтобы хорошенько отдраить Мишкину широкую спину.

Вернувшись под душ, оба задумчиво водили пальцами по телам друг друга, провожая мыльную пену. В одночасье стало как-то неловко. Мишка вылез первым, снова подал Маше руку.

Поехали поедим куда-нибудь. В центре вроде была уютная пиццерия.

Маша скривила лицо, заныла.

Волосы сушить, укладывать, краситься   перечисляла она.

Зачем?  не понял Миша.

Затем, что на улице зима. Как с мокрой головой?

Симонов оценил Машины волосы до поясницы, скептически приподнял бровь.

Тебе сушиться сто лет, даже феном.

Укладываться, Миш. Краситься,  напомнила она пункты в списки для выхода из дома.

Зачем?  повторил он вопрос.

Затем, что мне почти тридцать. Не девочка уже. Чего людей пугать.

Симонов не сдержался:

Дурында ты, Машка.

Он оглядел ее лицо, на котором не нашел ни одной морщинки. Может совсем чуть-чуть в уголках глаз, но они ему даже нравились.

Ты сейчас очень красивая,  честно признался он.

Это потому что я голая,  нашлась Крылова.

Она кое-как вытерлась, отдала Мишке полотенце и пошлепала босыми ногами в прихожую, чтобы подобрать и надеть наспех сброшенную одежду.

Симонов промокнул кожу влажным полотенцем, поспешил за Машей.

Голая ты вообще бесподобна,  подтвердил он,  Боюсь, если увижу тебя без одежды на кольцах, то упаду на колени и начну молиться прекрасной богине.

Не бойся,  фыркнула Маша,  не увидишь.

Ну ты не зарекайся. И давай уже пошевеливайся со своей косметикой и укладкой, если это так уж необходимо. Я правда есть хочу,  снова вернулся к вопросу питания Мишка.

Но Маша не разделила его печали, даже не посочувствовала. Наоборот, выпустила иглы.

Никуда я с тобой не поеду,  ощетинилась Крылова,  К жене возвращайся. Пусть она и кормит.

Мишка аж крякнул от такого занятного посыла.

Я не женат, Маш,  признался он проникновенно,  И никогда не был.

Ой, ну к подружке. Ты же с ней живешь считай жена. Кого сейчас волнуют паспортные штампы.

Тебя, похоже,  подколол Симонов.

Если б волновали, я бы тебе не дала.

Логично.

Давай, Миш, проваливай,  подгоняла она его, неуютно переминаясь с ноги на ногу.

Но он и не думал слушаться, подошел к Маше вплотную, почти впечатывая ее в стену, возле которой недавно отлюбил.

Нет у меня девушки, Маш,  снова честно признался.

Не ври.

Не вру.

Еще скажи, что не было, когда мы в Джедай приезжали. Мне Ви все рассказала.

Миша выдохнул раздраженно, процедил сквозь зубы:

Трепушка размалеванная

А Маша продолжала убивать его фактами, даже уперлась ладонью в грудь, чтобы немного увеличить между ними расстояние. Для убедительности и трезвости мыслей.

Ты и с этой размалеванной тоже спал. Брось, Миш. Не надо тут изображать праведника. Тебе не идет.

Ох, все ты знаешь, девочка.

Предпочла бы не знать, но как-то так вышло.

Понятно,  кивнул Симонов, накрывая ее ладонь своей,  Было у нас с Ви. Так давно, что почти уже и не помню. А Алиса

Ах, да. Алиса,  прокривлялась Маша, изображая с придыханием его доверительные интонации,  Так что же с ней?

Мы расстались в тот самый день, когда ты приезжала.

Ох, надеюсь, не из-за меня. Право, не стоило, Миш,  продолжала она паясничать.

Отчасти,  Миша решил быть честным,  Я пришел домой и рассказал ей.

Ой, дурак,  присвистнула Маша.

Симонов подумал и решил, что вряд ли прорвется сквозь ее скепсис и цинизм, поэтому решил воспользоваться оружием помощнее вызвать жалость.

Знаешь, после того, как она мне изменила с Глебом, все к этому и шло. Давно нужно было прекращать.

Она? С Глебом?  Маша даже чуть взвизгнула от удивления,  С Геллером?

С ним,  кивнул Мишка.

Он же твой лучший друг.

Был. Ладно, Маш, забудь,  он сделал шаг назад, позволяя ей вдохнуть полной грудью.

Маша снова переступила с ноги на ногу, посмотрела на него исподлобья.

Ладно,  повторила она, словно соглашаясь.

Что ладно?  уточнил Симонов.

Накормлю тебя, раз уж жены нет.

Она прошла на кухню. Мишка расплылся в улыбке и отправился следом. В общем, именно на это он и рассчитывал. Как бы ни любил пиццу, а домашняя еда всегда вкуснее. К тому же им с Машей требовалось о многом поговорить. Вернее, Симонов имел многое ей сказать.

Он присел на табуретку, наблюдая, как хозяйка вынимает из холодильника кастрюли-сковородки. Хотелось проникнуться уютом теплых тонов кухни, но в этот момент на Мишку накатило осознание, что Маша ему соврала. Она не беременна. Не будет никакого ребенка. Родителями они соответственно тоже не станут. Переваривание этой мысли вопреки Машиным прогнозам вызвало не облегчение, а странное чувство потери. Мишка успел проникнуться идеей отцовства и оказалось неожиданно больно отпускать волнительное предвкушение большого события в его жизни.

Изысканной кухней не владею. Ешь, что есть.

С этими словами Маша продемонстрировала тарелку с картофельным пюре и котлетой. Мишка кивнул, и она поставила еду разогреваться в микроволновку.

Печально. А я думал эскарго или фуа гра отведать.

Не завезли сегодня в гастроном. А то бы обязательно,  фыркнула Маша в ответ.

Пискнул звоночек, и перед Мишей выросла тарелка с доброй порцией еды. Пахло вкусно, но он поморщился, отодвинул.

Зачем ты мне наврала?  выпалил он, сверля Машу пронзительным взглядом.

Что?  не поняла она.

Про ребенка, Маш. Это было жестоко.

Она сверкнула глазами, прищурилась.

Серьезно? Ты вот прямо серьезно сейчас говоришь?

Да. Такими вещами не шутят.

Невероятно, Симонов! Ты умудрился поинтересоваться моими делами аккурат через месяц. А вдруг она залетела? А вдруг не сделала аборт? Потом еще алименты платить, да?  кричала на него Маша,  Потрясающий цинизм, Миш. Хочешь знать, почему я наврала? Потому что меня выбесило твое идиотское сообщение. Как дела? Мать твою! Ну ты нормальный сам?

Нормальный,  буркнул Симонов.

А повел себя, как дебил, честное слово.

Согласен,  неохотно подтвердил Миша, продолжая признаваться свои ошибки,  Если честно, я не подумал сразу о беременности. Это все так неожиданно произошло. Я я ведь не каждый день девчонок в туалете трахаю.

Правда? Через день что ли?  ввернула она.

Ты первая.

Ох, ну с почином.

Перестань. Я не любитель всего этого экстрима. Еще и Алиска Рассказал ей, потом долго думал, почему мне не стыдно. Изменил же по факту.