Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 14



Ольга Михаль

Тюрьма «Звездный крест». Игрушка надзирателя

ГЛАВА 1. Рыбка на крючке

Я сидела в маленькой темной комнатке, освещенной лишь настольной лампой, и дрожала от страха, заламывая пальцы. За то время, что я здесь пробыла, уже, наверное, минули календарные сутки.

   Им нечего мне предъявить. Совершенно нечего! Да, пускай в «Звездном кресте» (я уже знала это от Фрид) и бывали случаи, когда не в меру нетерпеливые вещи – забыв о защите, которую при этом теряли – убивали своих хозяев, пользуясь эффектном неожиданности. Но ведь в моем случае у меня надежное алиби! Когда надзиратель забрал меня из камеры и повел в комендантскую, чтобы я ответила на телефонный звонок, Джен все еще был жив. И надзиратель видел его живым, да еще и абсолютно здоровым. А после меня не выпускали из виду, пока я не закончила разговор, разбивший мои надежды выбраться отсюда. К тому же, Альден Шнейр вошел в камеру почти сразу следом за мной. Значит, он видел, как я шла по коридору, и знал: я просто физически не могла уложить своего хозяина за пару секунд! К тому же, наверняка Джен был мертв уже какое-то время, и тюремный судмедэксперт без труда это определит. Так что меня не могут, просто не могут обвинить в его убийстве!..

   …Если только в их планы изначально не входило повесить это на меня.

   В самом деле, они ведь проникли в дом Трид, чтобы избавиться от улик, которые могли бы вытащить меня из «Звездного креста» (о том, что подруга предала меня, польстившись на деньги от наркоимперии, или просто испугавшись угроз, я не хотела даже думать). Более того, не верится, что и Джена убить было так просто. Значит, не будет ничего странного, если окажется, что его смерть захотят приписать к моим заслугам! Правда вот, я не видела в этом смысла. Меня ведь все равно не казнят, только назначат адское наказание, которое придется отбывать в стенах этой тюрьмы. Зачем кому-то так утруждать себя ради подобных мелочей? Нет, однозначно, здесь должно быть что-то большее. Хотя почти наверняка главной их целью было оставить меня без защиты короля тюрьмы.

   На миг я представила, что будет со мной, если все обойдется, и меня просто выпустят из этой комнатки. Все заключенные… они ведь только и ждут этого! Джен был единственным, кому повезло забавляться со мной в этой тюрьме. И благодаря этому для других я стала тем запретным лакомством, на которое они сразу же набросятся всем скопом, стоит мне показаться им на глаза.

   Мои размышления прервал один из надзирателей, неожиданно вошедший в комнату.

   – Ты свободна, проваливай, – бросил он, жестом указывая мне на выход.

   Не решаясь ничего сказать, я неуклюже поднялась со стула и, едва не споткнувшись о порог, вышла в коридор. Мне нужно было сделать лишь несколько шагов, чтобы выйти в общий зал. И с каждым следующим из них мои ноги наливались свинцом, а царивший там гул разносился по голове парализующим эхом.

   Однако когда я вошла в зал, все разговоры стихли, и на пару секунд повисла тишина. Закончившаяся тем, что заключенные начали пугающе посмеиваться, подступая ко мне с единственной целью: взять в кольцо, лишив путей к отступлению.

   Джен. Я не рехнулась настолько, чтобы сказать, будто полюбила его. Пускай этот мужчина будил страсть в моем теле. Пускай даже ему удалось в какой-то мере вызвать во мне нечто сродни симпатии – да, это я готова признать. В конце концов, этот человек защитил меня, пусть даже его защита, вписываясь в правила этого места, и напоминала унизительную кару. А от того, что он мертв, моя гордость испытала облегчение – ведь умер тот, кто заставил меня пройти через унижения, в том числе и публичные. Однако одновременно с тем я испытала так же искреннюю жалость к этому мужчине, который сумел стать для меня кем-то.

   Но обе эти эмоции не шли ни в какое сравнение с третьей: страхом. Страхом от понимания того, что меня ждет. И, собственно, начнется уже через несколько секунд! Прямо здесь с меня сорвут одежду и начнут насиловать всей тюрьмой. Это будет продолжаться долго – до самого отбоя. А потом и утром, до обеденной кормежки, и даже после нее, закончится лишь перед вечерней. Возможно, после этого кто-то голышом швырнет меня в камеру, где я проваляюсь овощем до тех пор, пока не приду в отдаленное подобие сознания и не смогу дойти до мастерской, где начну сшивать в одно целое куски моей тюремной формы. И, естественно, регулярно терпеть изнасилования каждый раз, когда любому из заключенных придет в голову позабавиться со мной.

   Интересно, я все еще надеюсь выйти на убийц Арона?

   Эта последняя мысль показалась мне настолько дикой, абсурдной психоделической сказкой, что я, наверное, нервно засмеялась бы, не задеревеней мышцы моего лица от сковавшего меня страха.



   Резко – словно дикое животное, выпрыгнувшее из засады на охоте – один из заключенных сделал выпад рукой и ухватился за мое плечо…

   Как вдруг раздался хлопок, за которым последовало сдавленное шипение. Хлопок, вырванный ударом контурного хлыста по вцепившейся в меня руке. Пальцы мужчины тут же разжались, и он, вместе со всеми остальными заключенными, с непониманием и ужасом смотрел на Альдена Шнейра, стоящего возле меня, словно каменная статуя.

   – У некоторых здесь, как я погляжу, слишком загребущие лапы, – проговорил главный надзиратель с холодным безразличием.

   Отскочив назад с опасением и агрессивным непониманием, заключенный замер на месте, бросая растерянные взгляды то на меня, то на мужчину в черном кителе, отделанном серебряным кантом.

   – Видимо, какому-то куску дерьма совсем надоело влачить существование, обладая обеими руками, и он очень захотел, чтобы я лично ему их ампутировал. Без наркоза. В противном случае, не вижу никаких других причин, по которым всякий мусор внезапно возомнил себе, будто у него есть право прикасаться к моей собственности.

   Никто из заключенных так и не рискнул переспросить Шнейра, действительно ли он решил присвоить меня себе, и когда. В конце концов, тело моего предыдущего хозяина еще даже не отправили после вскрытия в тюремный крематорий. И то, что у меня так быстро и внезапно нашелся новый, наталкивало всех на мысль: что же во мне такого особенного? В том числе и меня саму. Ладно, допустим, у Джена еще была причина – по какому-то странному стечению обстоятельств (хотя стечению ли?) он оказался моим бывшим одноклассником, который любил меня всю жизнь. Но какая причина у Альдена Шнейра? Ибо если и он окажется, например, каким-то моим бывшим одногруппником из детского сада, который пообещал любить меня до старости, и не забыл своих слов за долгие годы… Да черт, по сравнению с этим издевательством, даже мыльные оперы для домохозяек покажутся адекватными и правдоподобными!

   – Шлюха, чего ушами хлопаешь? – неожиданно услышала я строгий голос, заставивший меня вздрогнуть.

   – Что?

   – Никто не разрешал тебе «чтокать», – скривившись, словно от кислого лимона, бросил надзиратель, неожиданно ударив меня по бедру контурным хлыстом. – Не забывайся. Когда до тебя дойдет, как правильно разговаривать с тем, кому ты принадлежишь, твоя жизнь станет немного легче… возможно. Так что ты должна сказать?

   – Простите… мой господин, – сбиваясь от дрожи, проговорила я онемевшими губами. – Чего вы желаете?

   – Иди за мной. Уже скоро отбой, моя смена тоже заканчивается. Помоешь свою грязную задницу в отдельной душевой. А потом пожрешь то, что тебе принесут – я не хочу возиться с твоей тушей лишний раз, если от недоедания ты грохнешься в обморок во время моих развлечений. Уяснила?

   – Да, мой господин, – прошептала я как можно более покорно, при этом не забыв склонить голову… и с силой сжимая кулаки за спиной.

   – Вот и молодец, шлюха, – сказал надзиратель, проведя кончиком хлыста по моей шее и остановившись на подбородке. – Тогда не стой тут столбом.

   Развернувшись с армейской выправкой, Альден Шнейр зашагал к выходу из зала. Я же, едва не споткнувшись от волнения на ровном месте, поспешила последовать за ним. И всеми силами старалась не обращать внимания на растерянные и злобные взгляды заключенных, от которых снова ускользнула желанная из-за своей недосягаемости добыча. Только вот… интересно, а долго ли я еще буду наслаждаться этой своей «недосягаемостью»? И главное, чем мне за нее придется расплачиваться теперь?