Викинг

— Я подберу нескольких ребят понадежнее. Начнем со Слоника, последним — Монгола.

— Нет, — оборвал его Седой. — Есть у тебя один пацан, что перешел к нам от Жереха. Вот он и сдаст Слоника, я даже знаю, как. А что касается двух других, то найди способ сообщить их имена Перстню и пусть он сам с ними разбирается, как хочет. Но, — Седой поднял вверх указательный палец, — сначала надо сдать Слоника.

Расчет пахана был прост. Когда исчезнут Монгол с напарником, достаточно будет пустить слух, что, Перстень, мол, каким-то образом узнал об участии Слоника в убийстве сына, а тот под пытками выдал сообщников. И Седой окажется вне подозрений.

Слоник в последнее время жил только надеждами. Правда, он сумел убедить Перстня в своей непричастности к убийству Сынка. Мол, улыбнулась Слонику удача: поехал за девочками, одна из них задержалась (она и в самом деле задержалась — люди Седого отловили ее в подъезде, как только она вышла из квартиры, и мурыжили минут двадцать) — вот и пронесло, а то бы он тоже получил свою порцию свинца.

Возможно, Перстень и поверил Слонику, но считал его как минимум невольным виновником убийства сына. Ведь это из-за Слоника с его развратными девками Михаил покинул дом и, сломя голову, бросился навстречу собственной смерти. Как и все родители, Перстень считал своего отпрыска невинным ангелом, которого сбило с пути истинного порочное окружение. Как следствие, Слоник в одно мгновение лишился непыльной и доходной работы. Такой поворот дела до крайности огорчил бывшего телохранителя. Он-то рассчитывал, оставаясь у Перстня, и дальше оказывать всякие мелкие услуги Седому, которого считал безусловным фаворитом в развернувшейся борьбе. Да и авторитеты после случившегося не торопились поручить Слонику даже самую завалящую работу — брезговали предателем. Оставалось одно — надеяться на лучшее.

Однажды, когда Слоник, пересчитывая оставшуюся скудную наличность, размышлял, не пора ли заняться делом, например, грабануть кого-нибудь или вломиться в чью-то хату, раздался звонок в дверь. Незнакомый парень, по габаритам не уступавший Слонику, вместо приветствия сообщил:

— Я от Седого.

Слоник посторонился, пропуская желанного гостя, но Хрящ (а это был он) дальше прихожей не пошел и деловито спросил:

— Ты коттедж Перстня хорошо знаешь?

— Как свою хату. Столько раз там гулянки закатывали, — немного приврал бывший телохранитель.

— Очень хорошо. Быстро собирайся, и поехали. — И, предупреждая возможные вопросы заинтригованного Слоника, пояснил:

— Взять там надо кое-что, пока хозяин в отъезде. Вот ты и поможешь сориентироваться на местности.

На участок Перстня они проникли без проблем, легко перемахнув через ограду, но дальше случилось непредвиденное. Массивные створки ворот подземного гаража были приоткрыты. Хрящ первым заметил это и сразу насторожился.

— Постой-ка на шухере, а я пойду разберусь, в чем там дело, — приказал он Слонику.

Через минуту из гаража донесся его призывный возглас:

— Эй ты, как там тебя, иди сюда, помоги.

Слоник опрометчиво сунулся внутрь и тут же рухнул как подкошенный от безжалостного удара по затылку. В себя он пришел в тот момент, когда посланник Седого уважительно прощался со стоявшим спиной к Слонику мужчиной. Когда мужчина повернулся, Слоник узнал в нем Перстня и в ужасе рванулся, но напрасно. Его руки были намертво прихвачены к торчащим из капитальной стены крюкам. Двое незнакомых Слонику парней стащили с него брюки и связали ими ноги.

— Ну, здравствуй, — сказал Перстень, подходя ближе. — Очень рад тебя видеть. Надеюсь, ты уже понял, что твой новый хозяин сдал тебя с потрохами… Скажи, ты жить хочешь? Вижу — хочешь. Так вот, если ты укажешь всех тех, кто участвовал в убийстве Михаила…

Тут Перстень остановился. Он взглянул в глаза Слоника, уловил в них вспыхнувший огонек надежды, дал ему разрастись и только тогда, не спеша, с расстановкой, словно выплескивая порциями накопившуюся в нем ярость, закончил:

— …То все равно подохнешь, как собака, только будешь меньше мучиться. Седой уже сообщил мне их имена. Я просто хочу выяснить, не обманывает ли старый ишак. Так вот, скажешь — сегодня же умрешь, не скажешь — пеняй на себя.

От страха Слоник не мог вымолвить ни слова. Приняв его молчание за нежелание говорить, Перстень нетерпеливо щелкнул пальцами. Тут же один из парней протянул хозяину раскаленный прут, а другой умело заклеил рот Слоника пластырем. Перстень ткнул алой точкой на конце прута под мышку своей жертве. Все тело Слоника содрогнулось от дикой боли, а Перстень, внезапно рассвирепев, принялся хлестать огнедышащим железом куда попало. Остановился он только, когда Слоник потерял сознание. Дав жертве прийти в себя и аккуратно освободив рот, Перстень вкрадчиво спросил:

— Ну что, будешь говорить?

Слоник, естественно, заговорил. Морщась и постанывая от боли, он выложил все, что знал об убийстве, естественно, не выпячивая свое в нем участие. Перстень выслушал его и горько улыбнулся:

— А что ж ты, гадина, не расскажешь о том, как пульт украл. Без этого Михаила не посмели бы тронуть.

— Какой пульт? Я ничего не знаю!

— Да? И никогда не видел у Михаила такой штучки? — Перстень сунул под нос Слонику свой пульт.

— Видел, — присмотревшись ответил тот.

И тут он вспомнил, как после стычки с неизвестным, отделавшим китайца, избитый Сынок решил излить ему свою душу:

— Морда что — поболит и пройдет. Главное — он вещь одну забрал. Мне без нее кранты.

Жажда выжить до предела обострила небогатые умственные возможности Слоника. Заметив, какое значение придает Перстень исчезнувшему пульту, он сообразил, что появился хоть какой-то шанс на спасение.

— Я знаю, кто забрал пульт. Если не станете убивать — скажу.

— Ах ты, мразь! — Перстень замахнулся еще не остывшим прутом, но парни, бдительно следившие за происходящим, немедленно вмешались. Один перехватил руку хозяина, другой вновь залепил Слонику рот.

— А то через пять минут весь поселок сбежится, — напомнил один из них. — Вот теперь мы ему пасть заткнули, можно продолжать.

Но мучительства не привели к желанному результату. Слоник очень хотел жить и ради этого был готов вытерпеть любую боль.

— Если заставите говорить, я ж и соврать могу, — пообещал он, когда с него в очередной раз содрали пластырь.

— Черт с тобой. Живи, — согласился Перстень.

Когда Слоник закончил свой рассказ, Перстень понял, что этого незнакомца надо хоть из-под земли достать. Ведь он виновен в гибели сына не меньше, чем все остальные. Что ж, пусть москвичи займутся поисками, у них это неплохо получается.

— Ну вот, теперь мы квиты, — ядовито улыбаясь, сообщил он Слонику. — Ты воспользовался доверчивостью моего сына и погубил его. А теперь я немножко попользовался твоей доверчивостью.

С этими словами он достал полиэтиленовый пакет, ловко накинул Слонику на голову и перехватил на шее поданной одним из парней бечевкой. Особый садизм заключался в том, что горловина пакета была перевязана не очень плотно — при судорожных вдохах Слонику удавалось засосать внутрь воздух, но в количестве, достаточном только для того, чтобы продлить агонию.

— С меня хватит! — решил Перстень, дождавшись, когда организм предателя устал бороться за жизнь. — С другими не буду связываться.

Нет, не идея милосердия внезапно посетила его разум, надоумив пощадить остальных убийц. Просто расправа над Слоником потребовала слишком много эмоций. На других киллеров душевных сил просто не осталось.

— Остальных — как договаривались, но только без меня. Пришить, и концы в воду, чтобы следов не осталось.

Викинг явился к Белову совершенно неожиданно и как раз в тот момент, когда Георгий, отчаявшись разыскать приятеля, строил самые мрачные предположения насчет его судьбы.

— Тебе на сборы не больше часа, — заявил Глеб безапелляционным тоном.

— Какие сборы, у меня полно работы, — начал было трепыхаться Георгий. — Дай хоть с налогами разобраться.