Страница 3 из 11
Вавула в тот день гулял с молодежью из своего села. Пел ряженым, ближе к полудню пошел на потешный кулачный бой. Любил он эту забаву. Обнаженным купался в реке под шум и гам рожков, бубнов, трещоток и звон колокольцев. На девчат, что после купания собрались в сторонке, выглядывая суженых, он внимания не обращал, но ловил взгляды Голубы, дочери гончара.
Ближе к вечеру Вавула поменял наряд, оделся в обычную рубаху, портки, что были припрятаны на опушке леса, и двинулся в сторону Вабежи. Там, в условленном месте на берегу реки Киши, затаился.
Из-за акации он видел, как гуляет народ в соседнем поселении. А там девушки уже разжигали большой костер – Купальцу. А вокруг – народ: шум да гам, хороводы, веселье. Костер разгорелся, пламя охватило березку и закрепленный наверху пучок соломы, здесь колеса не было.
Одолевали мошкара да комары, Вавула отбивался, но не сводил глаз с гулявших.
Вот начался выбор суженых. Девушка хлопала парня по плечу и убегала, а тот бросался ее догонять. Вавула забеспокоился, он не видел Ведану, да и немудрено, сколько народу на берегу. Наконец увидел. Она не убегала ни от кого, держалась в стороне. К ней подходили парни, но тут же отходили. Ее отец вместе с местным волхвом был у костра. Пары начали прыгать чрез огонь, держась за руки. После этого они получали по куску освященной еды, принесенной с капища. Кто-то притащил колесо, его подожгли, пустили катиться под гору, в реку. Добро, что в стороне от Вавулы, не напрасно он выбрал мелководье и косу.
На реке пары поменялись венками, по берегу зажглось множество костерков. Обнажившись, парни и девушки бросились в реку купаться. После этого они должны были разойтись по берегу, дабы прилюдно заняться любовью. Но неожиданно громче всех бубен и трещеток раздался крик:
– Хазары!
Гулянье замерло, раздевшиеся быстро выбрались из реки, оделись. Гам прекратился.
Прибежавший из села мужик указывал в сторону против той, куда село солнце. Там показался конный отряд человек в десять. Все замерли, ожидая, что будет дальше. Хазары ведали про славянские праздники и могли уйти, тогда гулянья продолжились бы. Однако отряд уходить не собирался. Наступила несвойственная этой ночи тишина. И только от Рубино еще доносился шум веселья. Там все шло своим чередом. В родном селе Вавулы пока не ведали о появлении ненавистных хазар.
Отряд привел к Вабеже сам тархан (представитель знати в каганате). Он не собирался уезжать из лагеря, который хазары разбили недалеко от дороги, в десяти верстах от Оки, но его уговорил один из сыновей, Джабу, тот был в походе первый раз и желал поглядеть на праздник славян.
Тархан Янур Ильдуан, рядом с которым неотлучно находился болышчы – его помощник Турис Авартук, повернулся к Джабу:
– Ну, сын, и как тебе праздник полян (в то время на Руси русов не существовало, хазары называли всех славян, занимавших русские земли, полянами).
– Мне нравится, отец, – ответил Джабу, – а что это они голыми все вместе в реке купаются?
– Так у них заведено.
Он усмехнулся:
– Но самое интересное мы им прервали. После этого купания поляне прямо на берегу любят друг друга.
– Да ну! – удивился Джабу.
– Таковы их традиции. У всякого народа они свои.
– Да, рановато подъехали.
Тут уже рассмеялись тархан и его помощник.
Джабу же не сводил глаз с берега. Вдруг воскликнул:
– Гляди, отец, в стороне от костра девица-прелестница!
– Ну и что? У полян много красивых девок, поэтому мы и забираем их данью. Но не здесь. Тут нельзя.
– Да что ты, отец, говоришь? Почему нельзя? Или эти поляне взбунтуются? Так надавим, у нас же в лагере целая сотня. И не мужиков да парней, а настоящих воинов.
– Э, сын, среди полян тоже есть воины.
– И все же прошу тебя, отец, давай заберем эту девицу.
– Что-то она одна-одинешенька.
– Вот видишь, значит, не нашла себе пару.
– Или уже есть жених.
– Я убью его!
– Не смей даже думать о том. Свара с полянами каганату не нужна, нам нужна дань. И так неплохо берем. Тут – меха, в других селениях, где народ покорный, – девок и женщин. Везде, что можно без сшибок.
– Что для них меха белок да лис? Пойдет охотник в лес да набьет из лука. А девиц надо и с этих сел брать, вон их сколько тока в одном.
Ильдуан осерчал:
– Это не тебе устанавливать.
И тут же смягчился, любил он сына:
– Как же твоя невеста Суват?
– Суват из знатного рода, она женой станет, а полянку я бы в наложницы взял. Ведь так можно?
– Можно. Ладно, не будем мешать полянам, пусть завершают свой праздник. Встанем лагерем за рощей. Утром как начнем объезд, поглядим, что за девица тебе приглянулась. Может, и заберем.
– Отец! – воскликнул Джабу.
Тархан прервал его:
– Не говори ничего, – он обернулся к помощнику: – Турис, отряд за овраг в рощу, там ставить шатер, шалаши, к коням отрядить охрану.
– Понял, господин.
Он отдал команду, и отряд, развернувшись, пошел к оврагу.
На берегу оживились:
– Ушли хазары. И чего приходили?
Кто-то крикнул:
– Порубать бы их!
– Я тебе порублю, – раздался голос старейшины Кобяки, – продолжайте, люди, праздник.
Парни и девушки скинули платья, ринулись кто куда.
Кобяк увидел дочь.
Подошел к ней:
– А ты чего одна, Ведана? Или захворала, не до веселья?
– Да, отец, не можется что-то. Днем набегалась да накупалась, сейчас холодом обдает.
– Ну тогда ступай домой, мать вылечит, а нет, так после я жреца нашего приведу. Он в знахарстве весьма способный.
– Да, отец, пойду.
– Я тако же скоро приду. Ночь коротка. Вскоре заря. Тогда и приду.
– Да, отец.
Ведана направилась к селу, но пройдя до ворот, встала, осмотрелась и пошла в обход гуляния.
Костры постепенно затухали. Наткнуться на влюбленных она не боялась, их выдавали всхлипы и стоны наслаждения либо ругань. Не всякий парень подходил девушке, и не всякому парню подходила выбранная им суженая. Ожидание наслаждения превращалось в разочарование, оттого и ругались несостоявшиеся любовники.
Ведана обошла поляну любви, вышла на берег прямо напротив речной косы.
– Вавула, – тихо позвала она.
И тут же услышала в ответ:
– Тут я! Переходи реку, Ведана.
– Ой, боязно мне, кто бы знал.
– Ты думай о том, что мы скоро вместе будем, и страхи пройдут. Иди.
Ведана огляделась, ступила в воду, отдернула ногу, потом решилась и быстро перешла реку, сразу же попав в объятия Вавулы.
Миловались недолго, близок рассвет, пошли по лесу.
На небольшой ровной полянке Вавула остановился, вновь обнял девушку:
– Не могу боле, Ведана!
– Так мошкара тут, комарье, да и зверь дикий.
– Зверь ночью промышляет, к утру в норы да под пеньки забивается. А мошкара… Так ее всюду полно, даже в доме. Тут, Ведана, самое удобное место, на поле несподручно, на селе не дадут, там сама знаешь, что начнется, когда тебя увидит отец.
– Ох, Вавула, Вавула, может, по-другому надо было?
– А как?
Девушка вздохнула:
– И то верно – никак. Отпусти-ка.
Вавула разжал объятия.
Ведана сняла рубаху, под ней ничего не было, осталась в одних онучах, они не мешали. Вавула быстро скинул свою рубаху, стащил штаны и повалил девицу на траву.
Он торопился, дыша, как загнанный конь. Желание било чрез край.
Раздался вскрик Веданы:
– Больно!
– Ничего, родная моя, ничего.
Вскоре сладкие стоны заполнили поляну.
Удар наслаждения они испытали одновременно, вместе вскрикнули.
Вавула откинулся на траву:
– Хорошо-то как, Ведана! А тебе?
– Очень хорошо, я и не думала, что вот так будет. Ой, рубаха!
– Что рубаха?
– Она была под нами.
– И чего?
– Так пятна на ней черные, кровь, Вавула.
– И чего? Так и должно быть!
– Как я в таком виде предстану перед родителями?