Папа с прицепом

– Олегу угрожали. Думаю, не один раз. Лично я таких случаев могу насчитать минимум четыре, включая последний разговор, который произошел за неделю до его смерти. Не знаю, каким образом Олег собирался решить эту проблему, но один раз он применил ту же тактику, что и тот человек, который ему угрожал.

– Ту же тактику? Олег тоже перешел к угрозам, я правильно вас понял?

– Да, он перешел к угрозам, – подтвердил Никита и принялся оправдывать отца: – Поймите, его к этому вынудили. Они ведь не оставляли его в покое, хоть он и просил. Что ему оставалось делать?

– Заявить в полицию, например, – заметил Лев. – Каждой проблемой должен заниматься специалист. Но это мое мнение.

– Так он и хотел, – выпалил Никита. – Он ему так и сказал: не перестанешь мне звонить, пойду в «уголовку» и выложу все.

– В «уголовку»? Вы уверены, что Олег сказал именно это?

– Да, уверен. Я потом много раз этот разговор в голове прокручивал. Олег ведь бизнесом занимался, было бы логичнее, если бы он налоговой пригрозил или еще какой-то проверяющей структурой. Мол, пойду в ОБЭП и сдам вас, например. Ну, или в налоговую, или куда еще ходят, когда махинации финансовые вскрыть хотят. Но Олег сказал – в «уголовку». А что это может означать? Только то, что человек, который ему угрожал, минимум один раз уже преступил закон. Совершил что-то, за что ему грозит уголовная ответственность. Вот я и решил: чтобы избежать уголовной ответственности за прежние прегрешения, тот человек решил избавиться от отца. Разве такое невозможно?

– Тут вы правы, такое случается, и довольно часто, – согласился Гуров. – Чтобы скрыть одно преступление, преступник зачастую совершает второе.

– Ну вот! И я о том же. Олега убили. Под выхлопную трубу сам он не ложился, а следователь меня и слушать не желает.

– Возможно, ситуация очевидна, – мягко произнес Лев, не собираясь обнадеживать парня. – Иногда улики говорят так ясно, что никаких сомнений не остается.

– Да что могут сказать улики? Все что угодно. Вот подумайте сами, зачем отцу брать внаем гараж, если у него квартира своя? Залез в петлю, и дело с концом. А не в петлю, так газовые горелки в квартире еще никто не отменял. Духовка для такого дерьма вполне сгодится. Разумеется, ему, как водителю со стажем, могло быть известно, что оксид азота в десять раз более опасный, чем тот же угарный газ, но для того, чтобы лишить себя жизни, и угарного вполне достаточно.

– Вижу, вы основательно этот вопрос изучили, – вздохнул Лев. – И все же одних телефонных звонков маловато будет. Быть может, ваш отец сам замешан в том деле, про которое грозился полиции рассказать? Вы ведь его практически не знаете, верно? Так почему не предположить худшее? Возможно, тот, что с угрозами звонил, знал вашего отца лучше, чем вы, и был уверен, что никуда он не пойдет, скорее руки на себя наложит. Вот он и наложил. Устал от бремени преступления, понял, что от шантажиста не избавится, и одним махом решил все свои проблемы. Такое, кстати, тоже нередко случается.

– Нет, полковник Гуров, такого быть не могло. Олег не преступник, – горячо возразил Никита. – Он никакого преступления не совершал. Тот, второй, – наверняка, потому что отец так говорил. Но сам он перед законом чист. Он тогда именно так и сказал.

– Попробуйте воспроизвести диалог полностью, – не столько ради выяснения фактов, сколько ради успокоения души попросил Гуров. – Слова, вырванные из контекста, можно интерпретировать как угодно.

– Хорошо, я попробую. – Никита наморщил лоб, пытаясь вспомнить разговор дословно. – Когда я подошел, отец ходил вдоль парапета. Он был зол. Первая фраза, которую я услышал, звучала так: «Ты свои угрозы прибереги для другого лоха. Меня тебе не достать, и ты это прекрасно знаешь». Потом говорил тот, второй. Отец слушал. Затем его голос изменился, стал каким-то отстраненно-ледяным. Вот тогда он и сказал: «В общем, так, не хочешь по-хорошему, я могу и другой вариант разыграть. Не прекратишь меня доставать, пойду в «уголовку» и выложу им все про ваши художества. Ты знаешь, о чем я. И не нужно дурака из себя строить. Пятак свой ты по-любому получишь. Жаль, не сделал этого сразу, давно бы от тебя избавился». Потом опять второй говорил, Олег даже трубку от уха отвел, тот, видимо, орал на него, но мне слышно не было. Под конец отец сказал: мое слово последнее. Либо ты навсегда из моей жизни исчезаешь, либо можешь считать, что заявление уже лежит на столе начальника уголовного розыска. Решать тебе. «Надеюсь, ты примешь верное решение», – и сбросил вызов.

– Пятак, говоришь? – задумчиво произнес Гуров. – Пятак за мелочовку не дают.

– Я и не думаю, что речь про мелочовку шла, – согласился Никита. – Потому и настаиваю на том, что отца убили. Ради того, чтобы избежать пятилетнего срока, могли и на убийство пойти. Тем более что замаскировали его под самоубийство. Отравился в гараже мужик, кто копать будет? Ну, отравился и отравился, одним меньше, одним больше. В Москве человеческих ресурсов немерено, от одного не убудет. Да и серьезных дел невпроворот, чтобы еще с такой ерундой возиться. Можно на суицид списать, и хорошо, «висяка» на отделе не будет.

То, что парнишка попал не в бровь, а в глаз со своим «висяком», Льва несколько покоробило, но пока из рассказа Никиты он не мог сделать для себя каких-то выводов. Может, Паршин сам на себя руки наложил, а может, и помогли ему. Пятьдесят на пятьдесят, но в полиции и правда могли посчитать, что этих пятидесяти за глаза хватит, чтобы закрыть дело.

– Кто вел дело Паршина?

– Следователь Жизодра, – выдал Никита.

– Жизодра? Это из Кунцевского райотдела?

– Да, оттуда, – подтвердил Никита.

– Почему он?

– Отца в их районе нашли.

– А жил он где?

– В Царицынском районе, у метро «Кантемировская».

– Далековато гаражик, – заметил Лев.

– Я сказал то же самое, а следователь заявил, что снимал он его не под машину, под свою смерть, поэтому и выбор такой странный. Но если подумать, ничего странного в этом нет. Там места глухие, а аренда копеечная. Только я вот думаю: на черта ему деньги экономить, если он все равно воспользоваться остатком не планировал? Глупо. Так что, вы возьметесь за это дело? – с надеждой в голосе спросил Никита.

– Не думаю, что смогу чем-то вам помочь, – честно признался Гуров. – Пока из того, что вы рассказали, я не услышал ничего, чтобы однозначно вызвало сомнения.

Надежда, вспыхнувшая было в душе парнишки, тут же испарилась, будто клапан из воздушного шара вынули, и он за секунду сдулся. Взгляд снова приобрел тот оттенок, который Гуров называл «безнадежное отчаяние». «Черт, не смотри на меня так, – мысленно простонал он. – Не смотри, тебе говорят!» Будто услышав его мысли, Никита отвел взгляд в сторону. Посидел с минуту молча, затем так же молча поднялся и поплелся к двери. Лев смотрел ему вслед, и на душе становилось все паршивее. «Вот что ты за человек, Гуров, – чертыхнулся он про себя. – Правильно тебя Орлов сегодня песочил. Мало, видно, раз и часа не прошло, а ты снова за старое. Ведь ясно как день, что дело безнадежное. Куда лезешь?»

Но отпустить парня в таком состоянии, не оставив даже надежды, он просто не мог. «Ведь пацан совсем, едва двадцатник разменял, а уже такие перипетии в жизни. И что, оставить его всю жизнь с этим грузом жить? Не зверь же ты, Гуров! Забудь про Орлова, делай то, что подсказывает совесть».

– Погодите, Никита, – остановил Лев парня. – Вернитесь, обсудим кое-что.

Никита резко повернулся и снова сел на стул.

– Давайте поступим так: я свяжусь со следователем, изучу материалы дела, и после этого мы встретимся и поговорим. Такой вариант вас устроит?

– А разве у меня есть выбор?

– Выбор, брат, всегда есть. Пока человек жив, у него есть этот самый чертов выбор. Не забывайте, это вы пришли ко мне за помощью, и убеждать взяться за дело должны меня вы, а не я вас.

– Простите, – смутился Никита. – И поверьте, я благодарен вам уже за то, что выслушали меня. Предложение ваше очень щедрое. Все же какая-то надежда.