Папа с прицепом

– А работать кто будет? – Никита предпринял еще одну попытку отмазаться.

– Ничего, насчет работы не беспокойся. Я тебя прикрою. Надо будет, так и в ночь за тебя останусь. Да у тебя сейчас клиентов все равно немного.

– Ладно, дядь Паш, я подумаю.

– Неделю думал, – напомнил Дед. – «Думалка» у тебя, что ли, сломалась? А раз так, считай, я и в этом тебе помог, за тебя все придумал. Как доехать, знаешь?

– Знаю. – Никита подхватил сумку. – Пока, дядь Паш, завтра увидимся.

Он чуть ли не бегом пересек двор, вынырнул на улицу и помчался вдоль проезжей части. Скорость развил приличную, боялся, что Дед за ним погонится. Дед не погнался. Никита добежал до второго перекрестка и остановился перед светофором, ожидая, когда тот загорится зеленым. «Может, и правда сходить? – мелькнула мысль. – Ведь не прибьют же меня там? Ну, отфутболят, так что с того? Не в первый раз, да и не в последний».

Он злился на Деда, который вновь поселил в его душе надежду, и в то же время был ему благодарен. Сомневаться и робеть, по мнению Деда, – это нормально. Ничего не предпринимать из-за сомнений и робости – вот это уже дерьмово. В какой-то степени Никита был с ним согласен. Человек должен преодолевать трудности, искоренять эти качества в себе. Особенно если он мужчина. А Никита считал себя мужчиной. Наконец зажегся зеленый, но дорогу Никита переходить не стал. Вместо этого дошел до автобусной остановки, дождался нужного маршрута и отправился на Петровку.

Глава 2

Когда дежурный сообщил, что к Гурову настойчиво просится молодой человек, тот только вернулся от генерала Орлова, который битый час разносил полковника на все корки. Раскрываемость у него, видите ли, упала. Показатели он ему портит. А кто виноват? Сам поручает ему самые безнадежные дела, за которые браться никто не желает. Гуров эти дела берет, носится с ними, как наседка над цыплятами, а ему за это еще и нагоняй! Где логика? Но нет, сегодня генералу на логику наплевать, ему проценты подавай. Припомнил Гурову все мелкие и крупные огрехи. Поменьше бы со стороны безнадежных дел брал, осталось бы время на текучку. Видите ли, его доброхотство дорого отделу обходится.

Дорого! А ничего, что ни одно из тех дел, которые он, по словам Орлова, «из-за своей мягкотелости» взялся расследовать, в «висяки» не попало? Это как? Не считается? А когда сам его, Гурова, дружку своему из Красноярска как толкового и, самое главное, безотказного опера рекомендовал, доброхотство в самый раз пришлось? А ведь он тогда с женой в Крыму отдыхал и никакими кровавыми делами заниматься не собирался. Как тогда Орлов пел: на тебя, Лева, вся надежда, не откажи двум старикам. Кто же поможет, если не ты! Лицемер паршивый! Двуличный Янус! Бюрократ заскорузлый! Закопался в своих бумажках, нужд людских не видит, вот и выделывается.

С таким настроением принимать посетителей, по какому бы вопросу те ни явились, Гуров не привык, а потому велел дежурному сказать, что сегодня он не принимает. Пусть приходят на следующей неделе. Парнишка оказался настойчивым, с первого раза дежурному не поверил. Заявил, что будет ждать столько, сколько нужно, и окопался на кресле для посетителей. Такой расклад дежурному пришелся не по вкусу. Охота была весь вечер под бдительным оком сопляка вахту нести? Ни расслабиться, ни чаю попить. Он снова связался с Гуровым, обрисовал ситуацию и от себя добавил, что проблемы-то у парнишки, похоже, серьезные. Совсем человека переживания доканали, кожа да кости остались да круги под глазами.

Но Гурова после нагоняя такими слезливыми историями не проймешь, поэтому он велел отправить парня к участковому по месту жительства. Пусть, мол, тот на официальном уровне с управлением связывается и требует помощи Главка. Поручит Орлов дело Гурову, тогда он и станет им заниматься. Дежурный передал заявление полковника слово в слово, и парень ушел. Теперь Гуров мог спокойно сидеть за рабочим компом и сколько угодно злопыхать на свое начальство. «Вот и отлично. Нечего сюда ходить. Здесь не богадельня, в конце концов. И я не единственный опер на Петровке, – мысленно ворчал Лев. – Пусть другие попашут вместо меня. А я теперь строго по приказу работаю».

Он поднялся из-за стола, прошелся до окна, открыл фрамугу и выглянул наружу. Свежий ветерок приятно охладил лицо. Июль в этом году баловал весенней прохладой. Жара будто отпуск взяла, на термометре вот уже неделю стабильные двадцать градусов застыли. И не жарко, и не холодно. Самое то. Взгляд его пробежался по зеленым кронам, опустился вниз и замер. На тротуаре, подняв голову вверх, стоял молодой человек и скользил взглядом по окнам здания, правда, без особой надежды на то, что кого-то там разглядит. В нем вообще не было надежды. Пустой взгляд. Нет, не совсем пустой. Безнадежное отчаяние, вот как охарактеризовал бы этот взгляд Гуров.

– Черт, только не начинай! – вполголоса проронил он, поняв, кто стоит под окнами. Тот парень, что пришел по его душу и которого он, в угоду генерала, отбрил. – Да пропади оно все пропадом!

Лев оторвался от окна, бросился к аппарату внутренней связи и, набрав номер дежурки, приказал:

– Савельев, верни парня! Так и верни, вон он под окнами стоит. Проводишь ко мне, пропуск я выпишу.

Уже через пять минут парнишка стучался в дверь кабинета.

– Входите, не заперто, – пригласил Гуров.

Парнишка вошел в кабинет, сделал пару шагов и остановился у порога. Лев жестом предложил ему сесть и, когда парень послушно занял стул напротив него, суховато проговорил:

– Я вас слушаю.

– Я по поводу своего отца, – начал парнишка, но Лев тут же перебил его:

– Представьтесь, пожалуйста, так общаться легче. Мне, как я понимаю, представляться незачем. Раз уж вы так настойчиво ко мне рвались, значит, знаете, кто я.

– Полковник Гуров, – кивнул головой парнишка, – меня к вам коллега послал. Сказал, если кто-то и может помочь, так это вы.

– Давайте обойдемся без лести, – поморщился Лев и, бросив на парня быстрый взгляд, спросил: – Так как все-таки мне к вам обращаться?

– Никита Иноземцев.

– И что же вас привело на Петровку, Никита Иноземцев?

– С моим отцом произошла трагедия. Месяц назад его нашли в арендованном гараже под выхлопной трубой автомобиля. Он был мертв.

– Мои соболезнования.

– Спасибо.

Никита вдруг замолчал и уперся взглядом в пузатый бок графина, стоящего на столе. Плечи напряглись, желваки на скулах заходили ходуном. «Господи, да он ведь сейчас расплачется, – пронеслось в голове Гурова. – И что мне делать?» Плачущая женщина в кабинете оперативников – явление не редкое. Но чтобы заплакал мужчина – это нужно еще постараться. И опять же с мужчинами проще. Предложил воды или чего покрепче, дал сигаретку прикурить, он и успокоился, в руки себя взял, а после можно дальше общение продолжать. Но этот слишком молод! Ему водки не нальешь, да и прикурить предлагать как-то неправильно. «Да, дела! Умеешь ты, Гуров, геморрой себе на задницу находить!» – мысленно вздохнул он.

Но плакать Никита не стал. Минуты две длилась борьба с нахлынувшими эмоциями, после чего он сделал несколько глубоких вдохов и, вздохнув, снова заговорил:

– Причина смерти – отравление оксидом азота, образующимся в результате горения автомобильного топлива. Ну, и акт суицида. А я с этим не согласен.

– Скажите, Никита, у вас есть какие-то основания думать, что смерть отца не является добровольным актом, или же это всего лишь предположение?

– Я считаю, что моего отца убили, – проговорил Никита, и столько в его голосе было уверенности и решимости, что Гуров невольно проникся к парню уважением.

Вот ведь, сидит перед полковником желторотый юнец, наверняка не раз отправленный следователем в известном направлении, но не робеет, мнение свое высказывает, и сразу видно, что отстаивать его собирается до победного конца.

– Объяснитесь, – попросил он.

Никита вкратце рассказал историю возникновения в его жизни Олега Паршина и быстро перешел к сути дела: