Андрей Пастухов. Кто он?

Андрей был полон сил и замыслов, не боялся гор. Материальное положение его значительно улучшается: теперь, согласно «Положению», на год приходится, по чину XIV класса, 300 рублей, да в полевой период, при двойной норме по Кавказу, «порционных» 1 рубль 20 копеек в день – это уже деньги.

«Надо будет Наде и Ксюше послать деньжат», – размышлял Андрей, который изредка писал сестрам письма и делился своими горестями и радостями, справлялся о житье-бытье в Деркуле.

Топографы отдела только что начинали возвращаться с полевых работ, а из вернувшихся несколько офицеров были отпущены в отпуска.

– Господа офицеры! – раздалась громкая команда в чертежной, как только Андрей закрыл за собой дверь. Это поручик Федюкин решил отметить возвращение Пастухова «с победой». Вскочив из-за стола, печатая шаг, пошел навстречу к нему под одобрительные взгляды других топографов, вытянувшихся во фрунт.

Оторопел от неожиданности Андрей. Только когда он оказался в объятиях Федюкина, то понял, что Александр Николаевич этой дружеской шуткой выразил чувства к нему, наконец возвратившемуся в семью военных топографов, где его давно считали своим.

– Благодарю вас, господа, друзья, – смущенный вниманием товарищей, бормотал Андрей, – благодарю.

Все подходили к нему и пожимали руку, равнодушных не было, даже чопорный обычно штабс-капитан Фергис с приветливой улыбкой, чуть снисходительно похлопал его по плечу.

– Да ты просто гвардеец, кацо, – стоя поодаль, восхищался Кебадзе, – тебе надо было в Семеновский проситься, а не к нам, на грешный Кавказ.

– Ничего! Говорят, что скоро военных топографов тоже переведут в гвардейские отряды, – смеется штабс-капитан Шарифов.

– Вот-вот, – не удержался и подполковник Близнецов, – даже не в полки, а в отряды и, поверьте, отнюдь не в гвардейские.

– И просто военных топографов родина не забудет, – с иронией подметил Гламаздин, – а гвардейское «бремя» нам ни к чему.

– Садись и рассказывай, как и чем живет столица, – попросил Федюкин, когда офицеры угомонились.

Андрей поведал, что слышал в Петербурге о новостях в корпусе, о новшествах, вводимых новым императором, особенно по части обеспечения порядка и спокойствия.

– Что-что, а эта забота и до Кавказа дошла. Чувствуется она и здесь, – робко заметил Федюкин. – Ну ладно, что делать будешь?

– Как что? Доделывать нашу с вами общую работу, – ответил Андрей на вопрос Александра Николаевича, – это подтвердил и полковник Жданов.

– Вот и прекрасно. Закончим и гулять будем, – заключил поручик.

– Кто будет, а кто и нет, – усмехнулся Пастухов.

– Ты молод и все еще успеешь, а мне, старику, не грех и домой, в Россию съездить, ведь невеста там ждет.

– Э, кацо! – вмешался в разговор Кебадзе. – Зачем в Россию за невестами ездить, так далеко?

– Генацвале! – в тон ему парировал Федюкин, усмехнувшись. – Вы, грузины, добродушнейшие из людей, но невест своих ни с кем не делите.

– Но мы же русских девушек любим, почему же вам, русским, не любить грузинок? – не унимался, стараясь простодушничать, Кебадзе. – И ваши девушки не отвергают любовь грузин.

– Не притворяйся, Кебадзе, что греха таить, ни у вас, грузин, ни у нас, татар, да и у других народностей не столь свободны девушки в любви, как у русских. И вина тут не в самих девушках, а в особенностях народных традиций, установившихся за века. И вряд ли нам с вами удастся их преодолеть, – не удержался капитан Гламаздин и усмехнулся, желая закончить разговор на столь щепетильную тему: – Так что вези, Федюкин, свою невесту, это надежнее, спокойно спать будешь.

– Ладно, давай гулять сегодня, – сказал Федюкин Андрею, – а завтра, как говорят, утро вечера мудренее, посмотрим, с чего начать твою работу по подготовке планшета к сдаче.

– Слышно ли о завершении полевых в других отделениях? – спросил Андрей.

– Дагестанские отделения в полном составе вернулись, как видишь, – окинув глазами чертежную, сказал Александр Николаевич, – а из Терской области скоро собираются быть здесь. Мухранцы и батумцы – у них еще тепло – получили добавочки и задержатся. Вот такие у нас дела. Удовлетворен сведениями?

– Спасибо, господин поручик, – шутливо ответил на вопрос Андрей, – вполне удовлетворен, но возник еще один вопрос.

– Какой? – насторожился Федюкин.

– Когда же штабс-капитаном вас величать будем?

– Этот вопрос, господин коллежский регистратор, не по адресу задаете, надо было об этом спросить генерала Форша в Санкт-Петербурге, и тогда я бы тоже знал об этом, – в тон Андрею ответил Федюкин. Смеясь и помахивая рукой, он напутствовал Пастухова: – А теперь, когда вопросы все исчерпаны, давай-ка, Андрюша, убирайся отсюда подобру-поздорову, пока не усадил тебя за планшет.

Андрей, работая весной в одном отделении с Федюкиным, проникся уважением к немножко застенчивому, но очень самостоятельному в суждениях и действиях человеку. Нравилось его ровное отношение и к начальникам, и к младшим товарищам. Опытный топограф-кавказец, он вовремя мог помочь в трудных условиях товарищу и без намека на превосходство.

Поручик Александр Николаевич Федюкин родился в 1845 году, в семье солдата, прошел тяжелую школу кантонистов, куда был зачислен со дня рождения, закончил особую школу унтер-офицером и в 1858 году вступил в топографическую службу. Только в 1869 году ему удалось сдать экзамены на прапорщика, и с тех пор он на Кавказе считается неплохим топографом, хотя звезд с неба не хватает, но и начальство не донимает требованиями внимания к своей персоне, а значит, не всегда у того доходят руки, чтобы находить основание к своевременному представлению к очередному чину. Есть такая удобная для начальства категория офицеров: надежные в работе, бескорыстные. Нечто похожее на вола в человеческом обличье. А на волах любое хозяйство крепко держится.

Зимний – камеральный – период работ топографов несравненно более легкий, чем полевой. Служебный день четко регламентирован по времени. Значительная доля его отводится на теоретические занятия по специальным дисциплинам, усовершенствованию в черчении. Строевая служба нудна, но что поделать, ведь они военные топографы.

По прошествии нескольких дней Пастухов получил причитающиеся ему деньги и пригласил коллег в небольшой уютный ресторанчик, каких немало в старом Тифлисе, чтобы «обмыть» свое производство. Пришли многие из находящихся в городе, все остались довольны, а особенно сам Андрей, ободренный доброжелательностью старших товарищей.

Дальше можно было свободнее рассчитывать свои действия, его положение определилось надежно, но, упаси Бог, не расслабляться и не закиснуть на этом уровне.

«Я на Кавказе, а что знаю о нем?» – неотступна мысль. Предстоит работать в самых трудных условиях необжитого высокогорья, значит, нужно заняться изучением литературы, что создали предшественники, и современных данных, чтобы иметь предварительное представление о крае, условиях передвижения, питания, особенностях общения с местным населением.

Андрей, будучи еще в Петербурге, не упускал случая почитать газету. Его не привлекали сплетни высшего света, не всегда мог разобраться в сложностях международных отношений, но статьи, посвященные путешествиям, географическим открытиям, он выискивал среди массы информации на их страницах. В Тифлисе он сразу обратил внимание на газету «Кавказ». Это был официальный орган администрации края. В ней помещались все официальные сообщения, распоряжения по Российской империи и местные – как по военному ведомству, так и по гражданской части, статьи и сообщения по изучению и обследованию разных районов и по широкому кругу вопросов, и, как во всякой газете, печатались объявления о продаже, купле, розыске, расписания движения поездов по железной дороге, карет, омнибусов по грунтовым и даже о продаже животных и желании найти спутника жизни с приемлемыми данными.

Он считал, что выберет нужную ему информацию из этой газеты, и подписался на нее, платя 1 рубль 50 копеек в месяц. Газета была ежедневной, отдельный экземпляр ее стоил 5 копеек, выходила она на двух или четырех листах большого формата и только на русском языке.