Страница 27 из 140
Я метался по коридорам и переходам, сходя с ума от беспомощности — Таргелион был окружен, а может быть, и захвачен ордами хлынувших с севера орков. А у меня не было возможности что-либо предпринять или хотя бы узнать. Единственный по-настоящему волновавший меня вопрос был — что стало с Мирионэль?
Добравшись, наконец, до Амон-Эреб, мы увидели, что близнецы и их квенди не теряли времени. На холме высилась хорошо укрепленная со всех сторон небольшая деревянная крепость.
Амбаруссар встретили нас радостно, но, в то же время, как и все мы, казались растерянными. Атака приближавшегося Врага была слишком внезапной. С нашим приездом работы по укреплению стен продолжились. Тьяро и прибывшие с ним воины принимали в них активное участие.
Мы с Тулинде, помогали им, чем могли. На следующий день, к моей радости, прибыл отец с войском и тут же начал активную подготовку к скорому сражению. Войско было поделено на три части — в центре отец с основными силами, которые нанесли бы врагу прямой удар, слева врага атакует группа под командованием Тэльо, в то время как справа будет поджидать отряд Питьо. Предусмотрел отец и засадный полк под началом Тьяро, который должен был после условного сигнала вступить в сражение.
Ожидалось, что первые вражеские отряды подойдут к нашему укреплению уже через два дня. У отца, Амбаруссар и их воинов было в распоряжении только двое суток, чтобы подготовиться к сражению.
Мне отец приказал оставаться за стенами укрепления Амон-Эреб, на что я ответила:
— Ты приказываешь мне отсиживаться за вашими спинами, в то время как вы все будете рисковать жизнью?!
— Приказываю, — кивая головой, подтвердил он.
— Позволь мне хотя бы поехать с Тьяро и его квенди?! Отец, ты знаешь — я могу сражаться! Позволь мне доказать, что от меня тоже может быть толк!
Он склонил голову. Длинные пряди упали на лоб, скрыв от меня его лицо.
— Пока я жив, ты не будешь сражаться, — выдавил он своим грудным голосом, — Твоя мать не для того тебя растила, а потом передала мне, чтобы я сделал из тебя мишень для орочьих стрел! — прогремел, словно гром с неба, его голос.
Я отшатнулась, чувствуя охватившую его ярость. Повисла тишина. Слышался лишь стук топоров о дерево и крики работающих над укреплением ворот во временную крепость наших квенди.
— Можешь идти к себе, — проговорил он тихо и, хмурясь, склонился над картой.
Дождавшись позднего вечера я, оставив Тулинде в компании других дев, вновь пошла к отцу, чтобы еще раз попытаться убедить его, что смогу быть полезной на поле брани. «Я — дочь Халет и Карнистиро, — хотела сказать я ему, — мне не пристало сидеть за вышиванием, словно какая-нибудь валимарская прелестница, пока ты и дяди проливаете кровь, сражаясь насмерть!»
Дойдя до небольшого деревянного домика, который использовался в качестве места, где ели, спали и планировали свои действия отец и его братья, я увидела, что дверь в ярко освещенную комнату, служившую прихожей, кабинетом и столовой, приоткрыта.
До меня донеслись голоса Амбаруссар:
— Морьо, эта изгородь не выдержит удара, ты сам знаешь, — говорил один из них.
Можно было представить, что другой из близнецов в это время кивал головой на все слова брата.
— Нужно встретить их вот здесь, это в двадцати лигах к северу отсюда.
— Мы не знаем точно, сколько их, — послышался грудной голос отца.
— У нас ничего нет, Морьо, — заговорил второй близнец. — Получив весть из Нарготронда, мы сразу же подумали об этом холме, но взять с собой успели не многое, как видишь. Нельзя допустить, чтобы они осадили нас.
Последовала напряженная пауза. Ответственный за войско и верную ему часть народа, мой отец напряженно размышлял.
— Готовьте все — выступаем завтра согласно плану. Тьяро, все ясно?! — наконец прозвучавший в тишине, голос отца был непривычно жестким.
Вернувшись к себе, я пыталась осмыслить то, что удалось услышать. Отец и Амбаруссар не собирались ждать, пока враги приблизятся к укреплению. Оно было слишком уязвимым перед натиском превосходящих сил. Завтра разделенное на четыре части войско покинет укрепление, чтобы встретить врага в открытом поле.
Ворочаясь ночью на неудобной лежанке, я думала о том, что можно сделать. Бездействовать было невозможно. Мысли о прекрасном Тэран-Дуиле, о том, где он сейчас, в своей столице, в родных местах, или, может быть, ушел воевать на север, присоединившись к воинству государя Нарготронда, тревожили меня.
Собственное наше положение было угрожающим. «Без помощи извне нам не выстоять ни в поле, ни в этой маленькой крепости» — подумала я и в тот же миг поняла, что должна делать!
Собрав дорожную сумку, я отправилась в оружейную, где хранились доспехи, мечи и прочее вооружение. Взяв оттуда все необходимое, я вернулась к себе, чтобы одеться. Я надела легкую кольчужную рубашку — подарок отца, поверх нижней шелковой рубахи, сверху пришлось надеть укороченный мужской камзол для верховой езды. Опоясавшись тяжелым поясом, я прикрепила к нему кинжалы и короткий меч. Завязав волосы в высокий хвост на затылке, я захватила плащ и сумку и отправилась на конюшню. Оседлав моего Лапсэ, я выждала, пока уснут стражи, чтобы незаметно вывести его за ворота…
Комментарий к Неизвестность Лис https://pp.vk.me/c624919/v624919809/17cae/Qw4vgwKNcZw.jpg
====== Встреча ======
Еще до рассвета они выехали из укрепления, повернув на север в направлении Таргелиона, навстречу врагу, по маршруту, который был определен накануне.
Карантир старался не думать о Мирионэль, убежденный, что запрет на участие в боевых действиях для этого женственного и казавшегося нежным создания был единственно верным решением. Она — дева, а кроме того, его дочь… Его и братьев в условиях войны отец, обучив воинскому искусству, поставил бы всех семерых в первую шеренгу атаки и еще прикрикивал бы на них во время боя, уличая в неумелости.
«Ну же, Морьо, вперед! Покажи, что ты — нолдо!» — свирепо кричал он, втискивая ему в руку горящий факел и полыхая пламенем зрачков в ту ночь, в Лосгаре. Морьо верил отцу. Верил, что нужно идти мстить за Финвэ и поруганную честь нолдор, отвоевывать отцовские сокровища. Он верил в необходимость Исхода, бунта, решительных действий, верил, что нужно сметать все и вся на своем пути. Поначалу, благодаря авторитету фигуры отца, он даже слепо верил Клятве… Отец представал в его глазах героем, сильным, независимым, мудрым вождем нолдор, и Карантир был горд своей причастностью к его роду, к его судьбе. Никто из них тогда не понимал, в какую страшную ловушку они загнали себя, повторив за отцом слова Клятвы.
С Мирионэль все было по-другому. Он и сам изменился за те годы, что она прожила в его замке. Разумеется, он понимал теперь, что не принадлежит себе. Все семеро они отдали себя отцу без остатка. Клятва, словно занесенный над их головами острейший меч, повелевала их судьбой и лишила возможности быть теми, кем они могли стать… Или не могли?..
Безоглядная влюбленность его дочери в сопляка синда, приходившегося родней их Владыке, была предсказуема, но все же стала тяжелым ударом для Карантира. Мирионэль была живой памятью о коротком счастье, не хотелось отпускать ее, хоть он и понимал, что, отпустив, спасет ее от мертвенного дыхания Приговора Валар и безысходности принесенной в запале и лихорадочном бреду слепой ярости страшной Клятвы. Счастье и спокойствие дочери, ее будущее стали для него, пусть он сам и не осознавал этого, намного важнее любой Клятвы, важнее братьев, отца, прошлого в Валимаре. Но как отпустить ее? Морьо твердил себе, что Драгоценная нуждается в его защите и лишь поэтому он держит ее при себе, пряча от чужих, в надежде защитить и от злой участи нолдор в Эндорэ. И все же правда была в том, что он сам нуждался в ней. Мирионэль одним своим присутствием рядом с ним создавала иллюзию свободы от оков Клятвы и гнева Стихий, напоминая о свободе и легкости, которую он ощутил, соединившись на краткое время с Халет.