Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 138 из 140



Сама того не подозревая, отвергая и сопротивляясь изо всех сил тому, что подобно вражескому лазутчику, проникло в нее, Тауриэль слишком поздно поняла, что сердце ее, к несчастью, было давно занято. Это молодое, неопытное, горячее сердце оказалось беззащитно перед нанесенной ему раной, хоть и сопротивлялось долгое время ее отравляющему воздействию, ведя бесконечную, изматывающую войну само с собой.

Войну против собственных чувств многим суждено в итоге проиграть.

— Тауриэль! — окликает командира стражи в полутемном коридоре глубокий голос, от которого мурашки волнами по коже, а сердце падает куда-то в область желудка.

— Да, Араннин, — замирает она, стараясь не смотреть на своего Владыку и не выдать дрожью в голосе охватившего ее волнения.

— Завтра утром ты придешь ко мне для доклада, — приказ, не терпящий возражений, как и всегда. Холодные, устремленные на нее глаза, блеснули в полутьме плохо освещенного коридора. Черные брови сошлись на переносице. Вертикальная морщина четче обозначилась меж сведенных бровей.

— Хорошо, я приду, — Тауриэль кланяется даже ниже, чем это положено, чтобы он не видел выражения ее лица, поджимает губы и тоже хмурится.

Он, тем временем, уже скрылся из виду в глубине коридора, словно растаяв в холодном воздухе, прошелестев полами верхнего одеяния.

====== Эпилог ======

Комментарий к Эпилог Теперь осталось только “послесловие” – от автора. Работа окончена.

Meleth (синд.) – любовь

Ertharion (кв.) – Объединяющий. Имя, которым королева Зеленолесья нарекла своего сына.

Aglor-Nim (синд.) – Белый бриллиант

Лишь в тебе нахожу исцеление

Для души моей обезвопросенной

И весною своею осеннею

Приникаю к твоей вешней осени.

И. Северянин

Она приходила много раз в его покои во время завтрака или сразу после. В покоях Владыки всегда царили сумерки. Свет, проникавший в них через находившиеся в отдалении, на огромной высоте, прорези окон, смягчался, преодолевая обширное пустое пространство, падая с высоты, чтобы рассеяться по просторным комнатам.

Обставлены комнаты Трандуила были просто и, в то же время, в них можно было найти все необходимое, чтобы комфортно чувствовать себя, заниматься делами управления народом и войском, принимать пищу или отдыхать.

С досадой Тауриэль замечала, что Трандуил уже с утра, сразу после завтрака, принимался за довольно крепкое красное вино. Он неспешно наливал его в стеклянный бокал, пока она с волнением рапортовала о произошедшем в течении прошедшей недели на границе и в лесу. Она никогда бы не решилась упрекнуть его, а он никогда не предлагал ей разделить с ним любимый напиток.

В этот раз она пришла, одетая в длинное темно-бардовое бархатное платье — день был погожий, солнечный, в такие дни враги не высовывались из своих нор, а темные чары, что действовали по ночам и в пасмурные дни, были слабы.

Попросив Саэлона подменить себя, Тауриэль надела скромное платье, одно из немногих, что были в ее гардеробе, оправила свои прекрасные ярко-рыжие волосы и отправилась сообщить своему всесильному Владыке все происшествия минувшей недели, а также рассказать о проделанной ее отрядом работе.

Еженедельный доклад Владыке был привычен для командира стражи, однако каждый раз она волновалась как в первый. Волнение вызывала сама персона Таура, его присутствие, его взгляд, звук его голоса, шелест тяжелого атласа по каменному полу, неяркое поблескивание парчи и драгоценных камней на его одежде и украшениях.

Желая казаться уверенной в себе, Тауриэль широким, насколько позволял подол платья, шагом вошла к нему, набрав в грудь воздуха для решительного начала своей речи.



— Араннин! — она приветствовала его коротким, резким, по-военному отточенным наклоном головы.

Трандуил провел ночь накануне почти без сна, но спать наутро ему совсем не хотелось. Воздух в его покоях был пропитан напряжением и с трудом сдерживаемым гневом. Он ждал прихода командира стражи, чтобы поставить на место эту зарвавшуюся, беспечную и безответственную девчонку, приказав ей ни в коем случае не давать его сыну ни малейшей надежды.

С самим Леголасом говорить ему не хотелось. Это был бы крайне неудобный и неприятный разговор. Куда проще было решить эту проблему просто приказав Тауриэль знать свое место, нежели вступать перепалку с сыном, портя их и без того далеко не идеальные отношения.

Ее приближающиеся шаги, звук которых он мог бы отличить от тысяч других шагов, Трандуил услышал еще тогда, когда Тауриэль вошла в длинный коридор, предшествовавший витой лестнице, ведущей к широкой двери его покоев. Он считал шаги, замерев посреди комнаты.

Когда она оказалась перед входом, Трандуил отворил с помощью силы феа створки дверей, впуская долгожданную посетительницу.

Увидев ее, вошедшую к нему в платье из темно-бардового, как его вино, бархата, Трандуил не мог оторвать своих холодных глаз от ее ладной фигуры. Все упреки, которые он приготовил для нее тем утром, тут же вылетели из его головы. Все, что он мог сейчас, это молча слушать ее слова, из которых едва ли треть доходила до его сознания.

Владыка лаиквенди думал о том, как красило его командира стражи это платье, как выгодно подчеркивало оно ее красоту, как естественно и просто оно выделяло достоинства фигуры, цвет кожи и волос Тауриэль, превращая ее из воительницы в деву.

— … и мы нашли такое место, Владыка, как вы и приказывали. Теперь мы будем стаскивать убитых нами тварей туда. Там огонь и ядовитый дым не повредят никому, — она выгибала спину, стоя вытянувшись в струну перед ним, гордо держа голову, глядя прямо перед собой. На лице Тауриэль читалось выражение того, кто испытывает гордость и удовлетворение от исполненного долга.

— Да, — заговорил Трандуил, — ты исполнила твой долг, — произнес он, глядя будто сквозь нее.

Он даже о вине забыл, так увлекло его рассматривание необычного для командира стражи одеяния.

Его бывшая воспитанница взглянула ему в глаза, забыв об их магическом свойстве — завораживать.

Она не помнила, как очутилась сидящей на обитой коричнево-красным бархатом скамье, что стояла в глубине покоев Таура, у стены, на которой были изображены утопающие в цветах и зелени травы прекрасные животные, гуляющие в лесу, среди высоких деревьев.

Ее опекун сидел рядом, склонив голову на расшитую серебром бархатную подушку, что лежала у нее на коленях, а она медленными, аккуратными движениями левой руки гладила его мягкие, густые серебряные волосы, от мысли о том, чтобы дотронуться до которых ее пробирала дрожь. Правая рука Тауриэль недвижно лежала на горячем, бледном лбу Владыки.

Оторопев от того, что происходит, оглядываясь по сторонам, Тауриэль услышала совсем тихое:

— Еще, еще… — он слегка шевельнулся, еле заметно кивнув головой, прося продолжения ласки.

Ее рука дрогнула, по телу пробежали мурашки. Пребывая в полнейшем замешательстве, Тауриэль все-таки не решилась ослушаться и дрожащей рукой, уже вполне осознавая, что делает, провела по голове, вдоль серебряных волос, падавших на плечо.

От его волос пахло свежестью, влажной прохладой, корой клена или бука, намокшей после сильного ливня, а одеяние Таура было пропитано едва уловимым ароматом весенних цветов, перемешивающихся с запахом вина и пряных благовоний, что курились в потайных коридорах и залах дворцовой сокровищницы.

Тауриэль прикрыла глаза, чтобы лучше почувствовать его запах, продолжая оглаживать серебристо-серые волосы Владыки Темнолесья.

— Так хорошо? — спросила она, проведя в очередной раз рукой по его голове.

Трандуил встрепенулся и открыл глаза, поняв, что она уже вышла из-под власти чар и теперь прекрасно понимает, где находится и что делает.

Он дотянулся до руки Тауриэль, взяв ее в свои ладони, от чего пальцы командира стражи начали мелко подрагивать. Повернувшись к ней, Трандуил выпрямился, не выпуская ее руки.

Теперь он, сидящий слева от нее на скамье, смотрел почти виновато, чуть вытянув вперед шею, с невиданным прежде выражением невинной беззащитности на лице и в широко раскрытых, удивленных глазах. В тот миг он показался ей словно бы моложе.