Страница 13 из 140
Отец был наблюдателен и чуток к проявлениям личностных качеств окружающих. С присущей ему логикой талантливого стратега, он помогал старшему из братьев составлять планы вылазок и военных компаний, которые сам же и оплачивал, как наиболее преуспевший в деле торговли с наукалиэ и другими народами.
Младшие дяди-близнецы, казавшиеся на вид не старше меня, искрились жизнелюбием, были ласковы, и словоохотливы. Могло показаться, что они не страдают в той степени от тяжкого бремени принесенной когда-то Клятвы, в какой ее вес давит на плечи их старших братьев. Питьяфинвэ и Телуфинвэ были неразлучны, часто, начиная говорить одновременно, произносили одни и те же слова, любили петь и музицировать с дядей Макалаурэ, почти постоянно переговаривались в осанве и много смеялись.
Канафинвэ, дядя Кано, обладал самым мягким среди братьев, почти кротким нравом, но в определенных ситуациях второй по старшинству феанарион мог преображаться, проявляя себя с неожиданной стороны. Сильный чарующий голос его, когда он спорил с братьями или чужаками, звучал мелодично, как у истинного певца, но твердо и решительно. Если он почитал единственно верным то, что утверждал или намеревался предпринять, то делался упрямым и умел настоять на своем, используя не столько силу голоса, сколько меткость и ясность суждений. Его черты напоминали черты отца и Курво, но были тоньше, мягче, изящней. В темно-серых, по-оленьи кротких глазах часто можно было заметить задумчивость, отрешенность.
Все сыновья Феанаро были красивы, но самым прекрасным из братьев отца по праву можно было назвать Туркафинвэ. Ослепительный в своей красоте Турко, занятый лишь собой и своими делами, свысока смотревший на все и вся, казался совершенной, но холодной мраморной статуей. Роскошные светло-русые с золотым отливом волосы пышными волнами лежали на плечах и спускались на спину, завиваясь колечками. Иногда мне очень хотелось прикоснуться к ним, погладить, мягкие ли? У него на щеках рдел нежный румянец, а ярко-голубые глаза были обрамлены в длинные черные ресницы, брови тоже были угольно-черные, с изгибом, как нарисованные черным карандашом на бело-розоватой, идеальной коже.
Старшим и по праву главным среди братьев был Нельяфинвэ, дядя Майтимо, Маэдрос Высокий. Я слышала, его называли «Однорукий Король». Кисть правой руки ему заменял искусно сделанный протез из неизвестного сплава, по виду напоминавший перчатку боевых доспехов, который Майтимо умело использовал для простых манипуляций. Говорили, что в битвах он надевает другой наруч в виде острейшего клинка. Он единственный из братьев был выше отца ростом и шире в плечах. Серо-зеленые прозрачные глаза его были подернуты льдом. Приветливый тон Нельо был скорее необходимостью привычной роли объединителя и посредника, нежели природной чертой. Груз ответственности за братьев и за прегрешения их отца перед всеми и вся тяготили его — это сквозило во взгляде, в движениях, в звуках спокойного голоса.
Представленная братьям отца и признанная ими, я чувствовала себя теперь настоящей ниссэ из квенди, настоящей нолдиэ и принцессой Первого Дома. У меня, как выяснилось, был кузен Тьелперинквар — сын Куруфина, встречу с которым Курво обещал мне, сказав, что отправит сына к нам в Таргелион, как только ему станет известно о нашем возвращении из Хитлума. Не скрою, мне хотелось познакомиться и с ним.
Желала я встретить и родичей из Второго и Третьего домов, даже догадываясь о непростых отношениях, омраченных давними раздорами. Мое положение было неопределенным. Из случайно услышанных мною обрывков разговоров приближенных братьев феанорингов было понятно, что у моего отца в Валимаре осталась жена.
Собираясь в Хитлум, я настраивала себя на лучший исход. Что бы ни было, а быть единственной дочерью Владычицы Халет было не менее почетно, чем незаконной дочерью одного из князей проклятого Первого Дома.
Мы с отцом и Майтимо выехали в Хитлум через две недели пребывания у нас делегации из Белегоста. Посланцы гномов отправились во владения своих правителей, а мы держали путь в резиденцию Верховного Короля нолдор в изгнании. В первые дни пути нам составляли компанию Кано, Турко и Курво, чьи уделы находились северо-западнее Таргелиона. Тельо и Питьо отправились к себе на юг, в Междуречье Оссирианда.
Не верилось, что каких-то семь лет назад я была невообразимо далека от этого мира и имела самое туманное представление об его жизни, ее укладе и традициях. И вот теперь я — принцесса Первого Дома, ехала в Хитлум, чтобы быть представленной Верховному Королю нолдор и познакомиться со всеми родичами, казавшимися почти мифическими существами во времена моего детства в Бретиле. Я часто спрашивала себя, что бы сказала мать, если б могла увидеть и услышать все, что видела и слышала я?
Меж тем, для меня самой предвкушение встречи с Нолдараном, его нолфингами и арфингами из Третьего Дома, присутствие которых в Хитлуме во время нашего там пребывания предвосхитил Майтимо, было вдвойне тревожным. Я замечала, как напряжен был все время нашего пути отец. Он сидел в седле, прямой как натянутая струна. Подбородок вверх, губы плотно сжаты, глаза прищурены, всматриваются в горизонт.
Майтимо то и дело норовил вырваться вперед, посылая своего огромного скакуна светлой масти из рыси в галоп на тех участках дороги, где это было возможно. Казалось, какая-то неизвестная сила торопит и гонит его на восток, к берегам Митрима, заставляя торопить остальных.
Благодаря старшему из моих дядей мы передвигались довольно быстро. Дорога, по которой ехал отряд, была торной. Вокруг нас возвышались горы и холмы, земля по обеим сторонам тракта казалась покрыта слоем мелких камешков и кое-где виднелись валуны, большие и поменьше, но тоже массивные, серые, твердые и холодные, как этот северный край, куда мы вступали. Вокруг дороги было пустынно, не было видно никакого жилья. Лишь ветер гулял среди камней, завывая в трещинах далеких скал к северу от нашего тракта. Воздух был такой влажный, что по утрам я просыпалась от холода, дрожа всем телом — одежда пропитывалась влагой, не спасали даже подбитые мехом плащи, которые странно было носить в самом начале осени.
Когда наш отряд, состоявший из воинов дяди и отца, вступил в не слишком густой еловый лес — первый встретившийся нам за время пути, Майтимо сказал, что мы уже совсем близко к цели путешествия. Погода была пасмурная, и темно-серые облака плыли низко над поверхностью.
Пока отец вместе с Тьяро раздавали указания отряду относительно размещения, я подъехала ближе к Майтимо. Он глянул на меня своими холодными зелено-серыми глазами, но быстро отвел взгляд.
— Тебе не терпится попасть в Хитлум? Я тоже стремлюсь туда, только вот не знаю, какая встреча ожидает меня… — призналась я.
Он слегка улыбнулся, прикрыл глаза, улыбка стала более явной.
— Тебе нечего опасаться. Ты будешь среди родных и друзей, — он вдруг повернулся и взглянул мне в лицо, — Я так рад за Морьо. Он смог то, чего хотелось бы всем нам, и у него теперь есть ты. Знаешь, он ведь очень дорожит тобой… — улыбка Майтимо была ласковой, хоть глаза и оставались холодными.
— Да, я знаю, — растроганно отвечала я, — Отец мне тоже очень дорог. И ты, и остальные… Я столько всего увидела и узнала, научилась стольким вещам, с тех пор как стала жить в замке отца… — я говорила, а старший феаноринг улыбался мне.
Тогда мне показалось, что он улыбается каким-то своим мыслям, а не моим словам.
Ночью, лежа рядом с Тулинде, которая сопровождала меня всегда и везде, в подобие шатра, сооруженном наспех, я думала о том, что ждет меня уже завтра в крепости Нолдарана Нолофинвэ.
Внезапно я уловила звук, похожий на тихий стон. Где-то совсем рядом. Я села, выпрямилась, прислушиваясь с все нарастающей тревогой, и тут вспомнила, что отец говорил мне в первые годы, рассказывая о братьях.
— Старший, Нельо, он самый крепкий из нас… Из всех, кого я знаю, он — самый стойкий. Эру знает, чего ему это стоит. Того, что он вынес в застенках… в плену… — отец подбирал слова, — ни один из нас не смог бы вынести. А он ничего — молчит, ни слова никому…