Страница 100 из 110
Я не издал ни звука, но она все поняла.
-- Над тем, что вы еще вздумали просить у меня прощения. Если бы вы пожелали исполнить свой долг, будучи опорой государства и владелицей здешних земель, вам пришлось бы притянуть меня к суду за то, что я вторгся в чужие владения, еще на днях, когда я вломился в ваши леса. С моей стороны это было постыдно... непростительно.
Прижавшись затылком к стволу, женщина эта, которая умела видеть обнаженную душу, посмотрела на меня долгим, пристальным взглядом.
-- До чего забавно, -- произнесла она полушепотом. -- До чего же это забавно.
-- Но что я такого сделал?
-- Вам не понять... и все же вы понимаете Цвета. Ведь понимаете?
Она говорила со страстью, решительно ничем не оправданной, и, когда она поднялась, я уставился на нее в замешательстве. Дети собрались в кружок за кустом куманики. Одна головка склонилась над чем-то совсем крошечным, и по движениям худеньких плеч я понял, что они приложили пальчики к губам. У них тоже была своя потрясающе важная детская тайна. Один лишь я, безнадежно чужой, стоял на солнцепеке.
-- Нет, -- сказал я и покачал головой, как будто мертвые глаза могли это видеть. -- Что бы там ни было, я еще не понимаю. Быть может, пойму потом -- если вы позволите мне приехать еще.
-- Вы приедете еще, -- отозвалась она. -- Непременно приедете и побродите по лесу.
-- Надеюсь, дети тогда уже привыкнут ко мне и позволят с ними поиграть -- в виде особой милости. Вы же знаете, каковы дети.
-- Тут требуется не милость, а право, -- отвечала она, и я стал размышлять над смыслом ее слов, как вдруг из-за поворота дороги показалась женщина, вся встрепанная, простоволосая, раскрасневшаяся, она испускала на бегу жалобные вопли, подобные мычанию. Это была уже знакомая мне языкастая толстуха, торговка сластями. Слепая женщина услышала ее и шагнула навстречу.
-- Что случилось, миссис Мейдхерст? -- спросила она.
Толстуха закрыла лицо передником и начала буквально ползать в пыли, вопя, что ее внук смертельно заболел, а местный доктор уехал на рыбалку, и Дженни, мать ребенка, с ума сходит, и прочее в том же роде, с повторами и причитаниями.
-- Где здесь поблизости есть другой доктор? -- спросил я между приступами отчаяния.
-- Мэдден вам покажет. Обогните дом и захватите его с собой. А я останусь здесь. Скорее!
Она отвела толстуху в тень. Через две минуты я уже трубил во все иерихонские трубы у Дворца Красоты, и Мэдден, выйдя из буфетной, изъявил готовность помочь беде и как дворецкий, и как человек.
За четверть часа мы, беззастенчиво превышая скорость, покрыли пять миль и добрались до доктора. Он проявил большой интерес к автомобилям, и через полчаса мы высадили его у дверей торговки сластями и остановились у дороги в ожидании приговора.
-- Полезная штука эти автомобили, -- сказал Мэдден, теперь уже просто как человек, а не как дворецкий.-- Будь у нас автомобиль, когда заболела моя малышка, ей не пришлось бы умереть.
-- Что же у нее было? -- спросил я.
-- Круп. Миссис Мэдден отлучилась из дому. Я поехал в повозке за восемь миль и привез доктора. Когда мы приехали, она уже задохнулась. А такой автомобиль спас бы ее. Сейчас ей было бы без малого десять лет.
-- Это очень печально. Из нашего разговора на днях, когда вы провожали меня до перекрестка, я понял, что вы очень любите детей.
-- Сэр, вы видели их опять... сегодня утром?
-- Да, но они ужасно боятся автомобилей. Мне не удалось подманить ни одного ближе чем на двадцать шагов.
Он посмотрел на меня настороженно, как разведчик рассматривает чужого -- отнюдь не как слуга своего господина, который ниспослан ему богом.
-- Не знаю, в чем тут дело, -- сказал он тихо, со вздохом.
Мы все еще ждали. Легкий ветерок с моря колыхал леса, простиравшиеся далеко окрест, а придорожные травы, за лето запорошенные белесой пылью, клонились и шелестели, как волны на отмели.
Из соседней хижины выбежала женщина, вытирая с рук мыльную пену.
-- Я подслушивала на заднем дворе,-- сказала она оживленно.-- Он говорит, Артур безнадежно плох. Слыхали, как он сейчас кричал? Безнадежно плох. Мое такое мнение, мистер Мэдден, что на той неделе придет черед Дженни бродить по лесу.
-- Простите, сэр, но как бы ваш плащ не упал, -- сказал Мэдден почтительно.
Женщина вздрогнула, поклонилась и поспешно ушла.
-- Она сказала "бродить по лесу", как это понимать?
-- Вероятно, это какое-то местное выражение. Я родом из Норфолка,-ответил Мэдден. -- А здесь люди живут сами по себе. Она приняла вас за шофера, сэр.
Я увидел, как доктор вышел из двери, и следом появилась молодая женщина в отрепьях, которая цеплялась за его руку так, будто он мог вести за нее переговоры с самой Смертью.
-- Какой уж есть,-- выла она,-- мы их все одно любим, как ежели б они законными родились. Это все одно -- все одно! И ежели вы его спасете, доктор, бог одинаково возрадуется. Не отымайте его у меня. Мисс Флоренс подтвердит мои слова. Не уходите, доктор!
-- Знаю, знаю, -- сказал врач, -- но теперь ребенок на время успокоился. А мы как можно скорей привезем сиделку и лекарство.
Он сделал мне знак подъехать, и я старался не смотреть на дальнейшее; но я видел лицо молодой женщины, покрытое пятнами и окаменевшее от горя, а когда мы тронулись, почувствовал, как рука без обручального кольца стиснула мне колено.
Доктор не был лишен чувства юмора и, помнится, сказал, что теперь мой автомобиль должен верно послужить Эскулапу, и гонял меня и его безо всякой пощады. Первым делом мы доставили миссис Мейдхерст и слепую женщину к больному ребенку, чтобы они позаботились о нем, пока не прибудет сиделка. Затем мы вторглись в чистенький городок, центр графства, чтобы добыть лекарства (доктор сказал, что у ребенка воспаление головного и спинного мозга), а когда в местной клинике, окруженной и осажденной перепуганным скотом, который пригнали на ярмарку, нам объявили, что свободных сиделок сейчас нет, мы буквально пролетели насквозь все графство. Мы вступали в переговоры с владельцами огромных особняков, куда вели аллеи, над которыми смыкались кроны вековых деревьев, -- и пышнотелые супруги этих влиятельных господ вставали из-за чайного стола, чтобы выслушать неугомонного доктора. Наконец белокурая дама, которая восседала под ливанским кедром в окружении целой свиты борзых собак -- все они люто ненавидели автомобили, -- вручила доктору, а он принял, словно милость от какой-нибудь принцессы, письменное распоряжение, и мы помчались на предельной скорости через парк, за много миль, во французский монастырь, где нам взамен выдали бледную, трепещущую монашенку. Она стояла в автомобиле на коленях, беспрерывно перебирая четки, а я напрямик, по бездорожью, следуя произвольным указаниям доктора, снова выехал к хижине торговки сластями. День тянулся долго и был насыщен безумными событиями, которые сгущались и рассеивались, словно пыль, летевшая из-под колес моего автомобиля; будто какая-то плоскость рассекла чуждые и непостижимые жизни, а мы мчались сквозь них под прямым углом; домой я уехал затемно, в полном изнеможении, и ночью мне снились сшибающиеся бычьи рога, монашенки с круглыми от страха глазами, бродящие по саду средь могил; благопристойные господа, пьющие чай под тенистыми деревьями; серые, пропахшие карболкой коридоры клиники, робкие шаги детей в лесу и рука, стиснувшая мне колено, когда автомобиль тронулся с места. x x x