Страница 8 из 13
— Засунул член в задницу.
— Гарри! — возмущённо воскликнула она, чувствуя, как запылало всё тело и напряглись соски под тонкой тканью. — Не будь таким грубым!
— Я колдомедик, — развёл он руками, и его взгляд метнулся к груди Гермионы. Он тоже заметил её состояние. — Я привык называть вещи своими именами, — он точно хотел смутить её окончательно. — Задница, член, вагина, клитор.
— Прекрати!
— Прости, — улыбнулся Гарри и тут же нахмурился.
Это слово, такое знакомое, заставило их замереть и тяжело задышать от вспышек воспоминаний, которые возникли в их головах. «Прости!» — шептал он в ту ночь, снова и снова проникая в неё, невзирая на рыдания и мольбы.
— Плохое слово, надо было бы сказать «прошу прощения».
— Точно, — грустно усмехнулась Гермиона, — прошу любезно меня извинить, за то, что лишаю вас девственности без вашего согласия. Так?
Гарри хохотнул, но снова стал серьёзным и как-то незаметно приблизился к ней, почти что касаясь ботинками её лакированных лодочек.
— Я думал, что умру. Я шёл на смерть. Я должен был умереть, — оправдывался он, но Гермиона только прищурилась.
— И что? Решил, что тем самым избежишь последствий? А я? Почему ты не подумал обо мне? Ты думал, что будет со мной?
— Ты была бы счастлива с Роном?
Гермиона рассмеялась, откинув голову назад. Слёзы мелькнули в уголках её глаз.
— Но тебе не повезло, да? Ты выжил. С Роном? Да я теперь вообще не могу смотреть на мужчин! — вскричала она. — И в этом виноват ты!
Гарри кивнул и завороженно посмотрел, как высоко вздымалась её грудь, а волосы разметались по плечам от гнева. Ни одна заколка не была способна сдержать такую тяжёлую массу.
— Всё было не так уж и плохо, — тихо прошептал он.
— Издеваешься? Что бы ты там ни сделал, как бы умело ни пользовался пальцами и языком, это было изнасилование! Ты связал меня, ты обманул меня, ты… — она всплеснула руками.
Гермиона была разгневана, но ей было на удивление хорошо. Впервые за столько времени она дышала полной грудью и могла говорить с ним открыто.
— Да что я тебя отчитываю как нарушившего правила первокурсника!
Гарри несмело улыбнулся, раздражая этим Гермиону ещё больше, и спросил:
— Значит, мои язык и руки тебе понравились?
Она не ожидала такого вопроса, и в голове ярким пламенем возникли картинки того, как она извивалась и стонала, возненавидев Гарри за это ещё больше. С тех пор она так и не смогла достичь той нирваны, сколько бы себя ни ласкала.
Гермиона разозлилась и сделала шаг к выходу, но Гарри резко схватил её за плечо. Она зашипела и ударила его по руке, но не ушла. Остановилась, гневно сверкая глазами, у стены, усыпанной разноцветными камушками, поблескивающими в свете луны.
Гарри явно не собирался давать ей уйти. А собиралась ли уходить она сама?
— Ты сделал всё против моей воли, и я больше не могу думать об этом, думать о других мужчинах!
— А обо мне? — в свою очередь спросил Гарри и потёр шею, на которой уже выступила испарина. — Что вызывает у тебя мысль обо мне?
— Ненависть, — выплюнула Гермиона и отвернулась.
Перед её взором раскинулась панорама Аделаиды, сверкающей ночными огнями. Воздух был тяжёлым и душным, и только с океана иногда прибывали потоки освежающей прохлады. Гермиона вдохнула её полной грудью и вдруг поняла, что не хочет уходить. Она ведь сама искала с ним встречи, не так ли?
— Но не отвращение, — Гарри словно всё время только и ждал, когда она скажет это. — Ненависть — это неплохо.
Он сделал шаг вперёд.
— Не подходи, Гарри. Я прокляну тебя. Честное слово! — сказала она, но возбуждение, уже давно сковывающее тело, выдавало её с головой.
Она не хотела его отпускать. Не сейчас.
— Я безоружен, — поднял он руки вверх. — Ты можешь заколдовать, связать или убить меня в любой момент или… наказать.
Она широко раскрыла глаза и часто задышала, когда он медленно сел перед ней на колени, всё так же держа руки на виду.
— Что ты…
— Я не буду больше извиняться, слова ничего не значат. Только это важно. Ведь именно поступки определяют человека.
Она ничего не сказала, но задержала дыхание, когда его руки коснулись подола её длинного платья и приподняли его. Она вскрикнула от неожиданности, когда он разорвал ткань, открывая себе лучший доступ, но так и стояла, не шелохнувшись, пока Гарри поглаживал стройные ноги в тонких чулках.
Гермиона должна была оттолкнуть его, вырваться и убежать.
«Забыть, забыть, забыть!»
Но она не хотела забывать, никогда не хотела, снова и снова окунаясь в омут боли, предательства и желания. Желания, которое накрыло её в ту ночь, на время поглощая страх, когда его твёрдые губы и мягкий язык оказались между её бёдер.
Гарри — такой покорный, такой живой и настоящий. Не воспоминание, не фантазия. Он здесь и сейчас стоял перед ней на коленях.
Палочки, зажатые в кулаках, дрожали, когда его руки гладили всё выше, то и дело задевая внутреннюю часть бёдер. Она прикусила губу, сдерживая рвущийся наружу стон, когда он коснулся кромки трусиков и оттянул их. Возбуждение плескалось в ней, спускаясь всё ниже, и Гермиона поняла, что не откажет ему — ни в чём ему не откажет.
Он взглянул в затянутые поволокой страсти глаза и, не увидев протеста, погладил кончиками пальцев нежные влажные лепестки.
— Ненависть не противоречит желанию, — прохрипел он, опаляя горячим дыханием её промежность и стягивая влажное бельё вниз. Медленно, всё так медленно и осторожно, словно он боялся, что она вырвется и убежит.
Но она не могла. Не хотела.
Гермиона забылась в предвкушении и откинула голову назад, несильно ударившись о стену затылком. Боли она не почувствовала, потому что в этот же момент губы Гарри приникли к её сладкому местечку, а одну её ногу он закинул себе на плечо.
Девушка со стоном выпустила из дрожащих рук палочки и вцепилась в волосы Гарри, прижимая его к себе ещё плотнее, чувствуя, как нежно и в тоже время сильно орудует его язык, самым своим кончиком постоянно задевая её чувствительный бугорок и иногда проникая внутрь. Он вылизывал её, как самую вкусную конфету, а она мычала от восторга, которого сама никак не могла достигнуть.
Гарри дрожал, его трясло от жара, окутывающего всё тело и сознание.
«Моя!»
Стояк был железный и рвался наружу, но Гарри всё не решался достать член. Он сжал ягодицы Гермионы, чтобы не было соблазна развернуть её и как следует трахнуть, чтобы выкинуть из умной головки всю дрянь и негатив, которые там жили.
«Надеюсь, она не проклянёт меня, — думал он, наслаждаясь терпким запахом и вкусом, — с её-то темпераментом».
Он сходил с ума, проникая языком внутрь и ощущая, насколько там узко. Он урчал от желания, но продолжал ласкать её языком под тихие, сдавленные стоны. Они оба знали, что сейчас их никто не может слышать. Окружать себя защитными барьерами они научились в совершенстве.
Гермиона прижимала его к себе почти не соображая от того вихря ощущений, что спиралью скручивал её внутренности, стремительно приближая к кульминации.
Спустя ещё несколько мгновений всё тело Гермионы напряглось, мелко подрагивая. Воздуха не осталось, и она захлебнулась в собственном крике от внезапно накатившего оргазма, повторяя раз за разом такое знакомое…
— Гарри, Гарри, Гарри!
Он оторвался от Гермионы и быстро, пока она не пришла в себя, встал и расстегнул брюки. Сдерживаться больше не было сил. Так долго. Он ждал этого так долго.
Его пенис нетерпеливо выпрыгнул наружу, слегка покачиваясь.
Её глаза были закрыты, а через полуоткрытые губы с шумом вырывалось горячее дыхание. Указательным пальцем Гарри коснулся её пересохших губ, и она тут же их облизала, посмотрев на него затуманенным похотью взглядом.
— Спи со мной. Ненавидь, но спи…
Она, словно сонная, кивнула, пока её тело купалось в наслаждении.
Гарри провёл руками по тонкой талии Гермионы и сразу переместил их на ягодицы, прижимая к себе её тело, а потом и приподнимая. Она тут же закинула ноги ему за спину, отдавая себя в его полную власть. Как будто когда-то было иначе.