Страница 11 из 30
Но Кубрик только нос воротит и со своей здоровой колокольни на него смотрит и решает его судьбу – а все больные знают, что здоровый, а особенно врач, никогда не уразумеет его и его насущных проблем. – Он (врач) только симптоматично, то есть частично может их решить. – И как с этим со всем не согласиться, когда даже больной больного часто не поймёт, – один считает водку панацеей от всех болезней, тогда другой считает, что эта его панацея есть источник всех бед и болезней, – то, что говорить об этих здоровых людях, живущих совершенно в другой реальности.
– Вижу, что другого выхода нет, как экстренно приступить к вашему лечению. И для начала вас нужно привести в подобающий вид. А то на вас посмотришь, – Кубрик как сказал, так и сделал, затем сплюнул при виде всего того, что ему опять увиделось в Маккейне и продолжил, – и не скажешь, что вы собираетесь выздороветь. «С такой отвратительной физикой тела и смотреть не хочется, что за рожа, разве человек может желать жить, а что уж говорить о том, чтобы бороться за сохранность всего этого», – не вас так меня переубедят насчёт ваших будущих перспектив, знающие толк в красивых и здоровых людях, красивые люди. Так что другого выхода у меня и у вас нет, и мы должны начать с вашего внешнего вида. – Кубрик в задумчивости почесал подбородок и, сложив всю картину воедино, заявил:
– Вам необходимо избавиться от лишнего веса. – И не дав возможности Маккейну возмутиться, быстро добавил свой императив. – И это не обсуждается. – Но это только на словах легко сказать и не обсуждается, тогда как внутри Маккейна, всё это ещё как обсуждается.
– О чём он вообще?! Да какой на хрен лишний вес, если я с первого шага на корабль только тем и занимаюсь, что скидываю из себя лишний балласт. Блин, откуда у меня все эти словечки? – удивился Маккейн, сбившись на возмущении. Но только на совсем чуть-чуть. – Да я же всего лишь с зубом пришёл к нему, а он мне тут целую программу заготовил. И когда спрашивается, он собирается мне его лечить? Когда до самых нижних пределов похудею? А ведь он вслед за этим для меня ещё что-нибудь эдакое придумает. Обязательно придумает! – подвёл итог своему размышлению Маккейн.
Кубрик между тем нисколько не прислушивается к оханью Маккейна, а с запоминающимся ударением на слова, делает ему предложения:
– У меня к вам только два варианта предложений, либо полная диета, то есть зубы на полку, либо раздельное питание, то есть будете есть то, что вам зуб на зуб не будет попадать.
– Что?! – сорвавшись на голос, не сдержался Маккейн и громко поскользнулся на мокром кафеле ванной, где он в это время в задумчивости пребывал. А как только он от соударения об пол задом, заодно пристукнул зубами друг об дружку, то они такого вероломства Маккейна по отношению к ним не стерпели, – увлёк их фантазиями о скором избавлении от боли, а сам тем временем задумал страшное, полное избавление от них, с помощью края ванной, или в крайнем случае, об собственную коленку, – и все как один возопили о своих правах, как минимум, на обезболивающее.
Ну а Маккейна и так голова идёт кругом и ничего не соображается. И ему бы немного времени, чтобы хотя бы одуматься. Но нет, тут со всех внутренних сторон на него давят. И Маккейн в пространственной растерянности начинает в попытке подняться на ноги, соскальзывать ногами по мокрому полу. Что заставляет его искать поддержки со стороны своих рук, от которых толку, как вскоре выяснилось, тоже мало, и они вслед за ногами начали разъезжаться в свои сторонние стороны. Правда не всё так безнадёжно, и в один из таких ручных закидонов, Маккейн сумел нащупать под ванной некий предмет, на поверку оказавшимся шайбой.
– Она-то что здесь делает? – с удивлением посмотрев на шайбу, задался вопросом Маккейна. Но разве ему на этот вопрос дадут время для ответа, да ни за что. – Не теми вопросами задаёшься?! – взвизгнувший болью зуб мудрости, в один момент поставил точку в этом изыскательском интересе Маккейна. Но на этот раз Маккейн не подогнулся под зубным давлением, а его взгляд на шайбу вдруг загорелся странным огоньком. И как только вслед за этим болевым заявлением этого восьмёрочного зуба мудрости, голос подал его собрат с другой стороны (а Маккейн не дилетант в вопросах зубовного скрежета, он только притворяется, что не знает, что значит эта восьмёрка в именовании этого зуба не мудрости, а вечных проблем с ним), то Маккейн, не дожидаясь, когда тот своей невыносимостью подогнёт под себя его разум, сжав что есть силы в руках шайбу, оголив передние зубы, злобно прохрипел:
– Всё, у меня больше нет сил и нервов терпеть ваше самоуправство. Ещё один стон и я к чертям собачьим разнесу всех вас! – И что удивительно, то всё вокруг и внутри Маккейна погрузилось в тишину ожидания. Где Маккейн в готовности разбить свой рот, с шайбой наготове ждал болевого сигнала для начала атаки на себя, а противная сторона, тоже заняв выжидательную позицию, как понималось Маккейном, там внутри себя перешептывалась.
И если передние зубы Маккейна категорически были против любых, даже самых лёгких подёргиваний со своей стороны, – они первые попадут под раздачу, – то находящиеся в большей для себя безопасности, зубы мудрости, вели себя куда как смелей. – Да он только пугает. А так он не решится, да и сил не хватит. – Подбивали на провокацию клыки зубы мудрости. – А если и попытается, то у него ничего не выйдет. Посмотрите на эту шайбу. Что она может. Только испугать. – Но передним зубам и этого достаточно, и они ни в какую не соглашаются претерпевать любого рода боль ради амбиций зубов мудрости, – будут потом, указывая на их разбитость, заявлять, что будь передние зубы мудрыми, как они, то они так не подставлялись, когда им в рот летит шайба. – А если он потеряет над собой контроль и ударится зубами об ванную. – И этот аргумент передних зубов был признан как существенный.
Маккейн же выждав достаточно времени, чтобы можно было сделать один важный для себя вывод – он всё ещё главный в своём организме и его слушаются, – воодушевлённый этой победой над собой, – что есть одна из самых сложных задач, стоящих перед человеком, – легко поднимается на ноги. Затем поворачивается к зеркалу, изучающее на себя смотрит. Что приводит к тому, что он с залихватской усмешкой целует этот свой талисман на счастье, шайбу, с которым он решил до окончания плавания, или как минимум до посещения стоматолога, не расставаться, кладёт её в карман своих брюк от пижамы, и с новой, только что пришедшей ему на ум мыслью, направляется в сторону выхода из каюты.
– Я вам сейчас покажу такую «Полундру», что вы сами полезете от страха на мачты корабля. – Сжав в кулаки руки, с этим решением выдвинулся Маккейн на выход. И он знал что говорил – он действительно решил удивить своим выходом всех тех, кто в своё неурочное время встретится ему на пути. А удивит он тем, что пройдётся по внутренним коридорам корабля не просто как человек страдающий бессонницей, а как человек, которому проблемы человечества совсем не близки по причине того, что его заботят проблемы его настоящей родины – Луны.
Да всё верно, Маккейн решил притвориться лунатиком, чтобы под этим прикрытием провести рекогносцировку местности и разузнать складывающуюся на корабле обстановку, раз в другое время суток ему этого не удаётся сделать. Ну а чтобы ни у кого из встречных людей не возникло насчёт его представляемого образа лунатика сомнений, либо заблуждений, – и не пойму, кого он тут изображает из себя? – то Маккейн, как человек не такой уж и глупый, как о нём говорят его заклятые друзья, решил в своём представлении следовать консервативным путём. И ему на самом деле плевать на все эти современные художественные видения современных художников от культуры, и он не будет выпячивать свои глаза в лунатическом безумии, а в проверенной временем манере, как в кино изобразит лунатика – выставив перед собой руки, он пойдёт по отсекам корабля с откинутой чуть назад головой и прикрытыми слегка глазами.
– Да и моих новых друзей уже пора навестить, – подумал Маккейн, вытащив из колоды карт четыре разномастных карты, положил их в свободный от шайбы карман своих пижамных штанов. После чего он застывает на одном месте, прислушиваясь ко всему вокруг и в особенности к тому, что происходит с другой стороны его дверей каюты. И не услышав ничего такого впечатляющего, что могло бы повлиять на его принятое решение, невзирая ни на что идти лунатить, уже прямиком отправляется на выход.