Страница 31 из 63
— А как же твой шрам? — тут же отвлекся он, кивнув на мое плечо. — Ты всегда отмахивалась, мол «медведь цапнул», и никакой истории. Так свела бы, целители это могут.
— Этот не сводится, — я повернулась, чтобы лечь на свое место, но столкнулась с очень странным взглядом магистра Ворха, сидевшего чуть в стороне от нас под деревом. Он смотрел точно на место следа от зубов оборотня, хоть он и был скрыт под застегнутым комбинезоном. И ему я точно никогда этот след не показывала.
— Расскажи, — попросил Ири, тоже укладываясь и зажимая нос, чтобы остановить кровь.
— Я плохо помню тот день, — отмахнулась я.
— Ну, хоть в общих чертах. Что-то же ты помнишь, — не поверил он. — Ты все время отмалчиваешься.
Я тяжело вздохнула и собиралась уже просто отвернуться от настойчивого друга, но Рахо тоже поднял голову и попросил:
— Расскажи, Тис, мне тоже очень хочется знать, кому открутить голову за такое.
— Он уже давно мертв, — я смирилась с неизбежным и легла поудобнее. — Еще до моего поступления в Школу я училась в университете в родном мире, а старший брат уже был адептом охфака на третьем курсе. Он часто навещал нас с мамой, в том числе и на каникулах. Мы жили в маленьком городе практически в лесу. Он водил меня по лесу, учил ориентированию и просто полезным вещам. И в один такой день на нас внезапно напал какой-то бешеный медведь-оборотень прямо среди белого дня. Андрей отшвырнул меня в кусты, и когда я, громко матерясь, вылезла оттуда, медведь с окровавленной пастью уже был один посреди поляны. Я магией тогда еще не владела, брат научил меня только щит первого порядка ставить, так, на всякий случай. Само собой, это никак мне не помогло. С полчаса этот медведь гонял меня по лесу, только деревья за спиной трещали. А когда уже почти догнал, мы вместе провалились в волчью яму. Я чудом вписалась между кольев, зацепив только бедро, а вот он повис сразу на трех. Зазубренные такие колья, тонкие, но крепкие. Он бесновался, царапнул пару раз, когда сползал по кольям ниже, а я не могла увернуться. А потом трансформировался. И его разорвало на три части. Я по уши в его и своей крови еще подождала на дне ямы, пока он не затих окончательно, а потом по стеночке встала и попыталась обойти. Медведь оказался куда более живучим, чем я думала, видимо, успел еще схватить и покусать, я плохо помню. Почти все зажило без следа, на руках, на шее, на боках, все укусы и синяки, кроме этого единственного шрама. Моя мама целитель, но даже она не смогла свести следы. Я уже не помню, как он умер, как я выбралась, там ведь было метра три в глубину, как меня потом допрашивали. Зато помню, что через два дня, когда смогла подняться, снова пошла туда, в лес, и пыталась найти хоть какие-то следы брата, но не было совершенно ничего, даже сама волчья яма пропала, будто ничего и не случилось. В тот же день маме пришел проклятый треугольник письма о том, что Андрей пропал без вести. И нам ни слова больше не сообщили, сколько бы запросов мама ни посылала.
— Поэтому ты пошла на охотничий? — тихо спросил Ари.
— Да. В память о брате. И чтобы иметь доступ ко всем документам департамента после выпуска. Я весь лес выжгу, если нужно, даже весь мир, но найду брата.
— А если он… ну, — Рахо неопределенно махнул рукой.
— Лучше труп, чем неизвестность. Спокойной ночи, — я отвернулась ото всех.
— Учтите, я вас завтра рано подниму, — напомнил Ворх, поднялся и снова ушел в лес.
— Гера, ты ведь не в курсе, что это не просто шрам? — спустя минуту спросил Трэс.
— В каком смысле? — я перевернулась обратно на спину.
— Ты много вообще знаешь об оборотнях? — вместо ответа спросил парень.
— Знаю, как убить. Больше мне никогда раньше и не было нужно. Уж извини. Но можешь рассказать, если хочешь, мы еще не проходили вас по расоведенью.
— Да ладно, мы не боимся смерти, — пожал плечами он. — Умирая, душа оборотня возвращается в Эфир мира, перерождаясь снова и снова. И так до бесконечности, пока ее что-нибудь не разрушит или не унесет в другой мир, где будет потеряна связь с Эфиром. Но я не об этом хотел сказать. Твой шрам — это брачная метка. Незавершенная, неполноценная, но, тем не менее, это именно она.
Я села и уставилась на оборотня, совершенно ничего не понимая:
— Брачная? Впервые слышу. Я не видела никаких меток у родителей.
— Как бы тебе объяснить. Чтобы создать семью, оборотни отмечают друг друга кровью, оставляют на партнере след собственной души, через который они получают прочную эмоциональную связь друг с другом. Снять завершенную метку невозможно, поэтому оборотни и заводят одну пару на всю жизнь. Как это происходит у смесков и людей, я не уверен, но тоже что-то должно быть.
— Так зачем ее вообще ставить? Разве нельзя без нее вместе жить? — удивилась Дашка.
— Нет, метка — это благословение магии самого мира, Эфира, без нее у оборотней не рождаются дети. Мы бы вымерли, если бы не ставили метки. Есть, правда, еще обряд единения душ, но я такого никогда не видел, только слышал.
— Что это такое? — Ири подобрал ноги под себя, устраиваясь поудобнее.
— Это очень древний обряд. Его уже давно никто не проходил, — Трэс повернулся, чтобы лучше видеть нас и заодно невзначай обнять Дашу. — В этом обряде две души пары обмениваются своими частями, чтобы в каждом своем перерождении они могли найти и узнать друг друга. Думаю, мало кто настолько сильно любит друг друга, чтобы обречь себя на такую муку, как бесконечный поиск одной единственной души во всем мире, с которой можешь создать пару.
— Наверняка это проблематично, — хмыкнула я. — Но ты снова отвлекся. Что там насчет метки?
— Ах да. Так вот, женская метка выглядит как рисунок под кожей, начинающийся от укуса на правом плече. Бывает, что на левом, если мужчина левша. Я не уверен, как это выглядит у людей, возможно, у твоих родителей и не было меток. Короче, укус на твоем плече — это попытка поставить метку против твоей воли. И особенность женской метки в том, что спустя месяц после смерти поставившего ее самца (а смерть за метку по принуждению ему была бы обеспечена, будь она завершенной) метка исчезает, и самка может создать новую пару. С самцом, правда, такой номер не проходит, его метка пожизненная, так что в случае гибели жены, мужчина остается в трауре до своей смерти.
— Как-то это нечестно, — удивился Ири.
— Ну, знаешь, жизнь вообще нечестная штука. Самки слабые и они слишком ценный ресурс, чтобы в случае потери партнера больше не иметь возможность родить ребенка.
— Логично, — хмыкнул Ари. — Короче, я так понял, нашу Геру пытались окрутить, и раз метка еще стоит, то тот оборотень жив и здоров.
— Именно, — подтвердил Трэс. — Да и все эти укусы и синяки, о которых ты упоминала, честно говоря, тоже не очень на агрессию похожи… Скорее несдержанность…
Я похолодела.
— Значит, я убью его, — пообещала я скорее сама себе. — Найду и убью.
— Полегче, оборотнедав, — улыбнулся Рахо. — Эта метка останется только как шрам. Она никак не помешает тебе поставить другую, уже завершенную.
— Нет, ты не понял, — мотнула головой я. — Плевать мне на метку, на пару и на весь ваш Эфир с его душами. Этот оборотень был там, он убил моего брата и все еще жив сам.
Я дотронулась до уже такого привычного шрама на плече. До метки. До свидетельства того, что убийца моего брата где-то живет своей жизнью. Тот, кто сломал меня, тот, кто отнял сына и брата.
— Эй, ну не плачь, — Ари тут же обнял меня. — Ты сильная, ты справишься. Трэс, ну вот кто тебя просил это рассказывать?!
— Гера просила, — смутился оборотень.
— Ну ты и валенок, блин. Не все нужно говорить, что женщина просит, — отмахнулся некромант.
— Дай сюда, — к нам из темноты леса подошел Ворх, вздернул меня на ноги за плечо, несмотря на мое сопротивление, и потащил к реке.
Там он сел на песок, вынудив и меня опуститься рядом, достал свое успокоительное и протянул мне. Через пару минут я действительно немного успокоилась.