Любовь в процентах

Автобус тронулся. Замелькали деревья, лес, мы переехали через мост, вот поле, вон куча сена. Я улыбнулась себе, прижалась к стеклу и закрыла глаза. Навернулись слезы, быстро вытерла их и посмотрела туда, где стояли парни, но их не было видно, я уехала уже далеко. Время порой так медленно идет, а иногда его не замечаешь. Почему так? Почему его нельзя остановить, вернуть, повторить, прожить еще раз день, почему? Нет, не надо этого делать, ответила я себе, все должно идти своим чередом, не надо повторять, не надо возвращаться.

Я разговаривала сама с собой и чувствовала, что мое второе «Я» постепенно возвращается ко мне. Оно уже вставляет слова. «Ну вот, допрыгалась». Я чувствовала его настрой, его холодный и скучный рассудок. Посмотрела на поле, что тянулось вдоль дороги. О боже, как я могла тогда согласиться с Вовкой, мне было стыдно. Закрыла лицо руками, про остальные случаи я даже боялась думать. И все же где-то внутри меня шептал голос: «Разденься, повернись, исполни свои запретные желания, убери…» Я пыталась вслушаться в голоса, но не могла, стыд пожирал меня.

Автобус тряхнуло, очнулась от своих мыслей. Я сидела на заднем сиденье, любила эти места, здесь всегда мало пассажиров. Сбоку стояла сумка, прикрывая мои руки, которые уже запустила под юбку и начала снимать трусы. Я не удивилась и не испугалась, трусики были почти на коленках. Подняла голову, на меня смотрел пожилой мужчина. Стало холодно и опять стыдно, но я не призналась себе в этом. Улыбнулась ему. До города еще далеко. Расправив в руках трусики, я аккуратно положила их в карманчик сумки.

Фотография

– Ну как ты мог, как мог так поступить? Чего тебе не хватало? Чего? Я ведь тебя люблю, а ты меня бросил. Почему? Почему?

Девочка металась по комнате, ее заплаканные глаза косились в сторону, туда, где был он. Ответа на ее вопросы не последовало, она не выдержала и со всего маху упала на диван. Пение птиц прервалось и по комнате разлетелись ее рыдающие всхлипы. Плечи девочки судорожно дергались, она прижимала к лицу подушку, что вышила ей мама и плакала, плакала навзрыд.

Как это тяжело, когда любишь другого, вроде ты летаешь в облаках, прыгаешь, твое тело невесомо, но вот гиря… Откуда она взялась? И в следующее мгновение ты обреченно падаешь на землю. И реальность возвращается к тебе. Так больно, так больно в душе. Ты не обращаешь внимание на сломанные руки и вывихнутую лодыжку, это только физическая боль, а в душе все намного тяжелее.

– Как ты мог? – не отрывая лица от уже мокрой подушки, прохрипела девочка.

Сегодня суббота, она не в школе, да и какие тут уроки, не до них. Она его помнит еще с осени, увидела у Светки и все, как будто по голове чем-то шандорахнули. Такой малый, кудрявый, рыженький, а глазки как у бычка. Светка его ругала, говорила, что он козявка и балабол, и она забрала его у нее, все равно пропадет.

Оле нравилось быть с ним. Несмотря на свою улыбку, кажется, еще секунду, и он откроет свой рот и начнет без умолку трещать, но он всегда молчал. И поэтому она могла спокойно с ним говорить, а он только слушал и улыбался. Как приятно, когда тебя умеют слушать, вот Вовка вечно лезет с умными словами. А Димка тот еще перец, все время рассказывает анекдоты, нет, они смешные, но кроме них ведь должно быть еще что-то.

Ах, вздохнула Оля. Она уже не так рыдала, но подушку не убрала, не хотела смотреть на него, больно. Вспомнила, как еще неделю назад вместе смотрели на распускающиеся почки. Мама принесла несколько веточек тополя, на улице срезали деревья, вот и взяла несколько штук домой. Такой тонкий смоляной запах, сразу напомнил весну, еще месяц – и снег растает.

Светка приставала, спрашивала как он, а Оля хранила молчание, боялась сглазить, вдруг не получится. Парни смеялись, они вечно над ней смеются, но это ее секрет, и они даже не знают про ее любовь.

Ах, опять вздыхала Оля и уже решилась поднять лицо над подушкой. Заплаканные и покрасневшие глаза чуть опухли и выглядели комично. Она швыркнула носом, села, зыркнула на него, но тут же отвернулась.

– Я не прощу тебе этого. Не прощу, никогда.

Подальше забилась в уголок дивана и тупо уставилась на синюю точку, что еще лет шесть назад нарисовала на полу. Тогда она со своим старшим братом Мишкой играла в драконов, а тут была ее база. Они могли часами сидеть, строить из кубиков, стульев и книг свои замки, их вечно не хватало. А потом приходил папа и просил все прибрать. Но как же? Ведь все только еще начинается.

Вчера Светка ехидничала, намекая, что мой уже как месяц встречается с другой. Я знала это, но как-то не придавала большого значения. Все равно она некрасивая, палка, черная, нос длинный, как у теть Веры из соседнего подъезда. Знала, что он ее бросит и вернется к ней. А еще у той девицы голос писклявый, бе…

Седьмой класс. Ах… Вздыхала Оля, еще так долго, целых четыре года. Она смотрела на стопку учебников, что достала из ранца, надо делать уроки. Но это было вчера, а сегодня узнала, что он ее бросил.

– Да как ты мог? – опять с горечью закричала она и, повернувшись к нему, как львица посмотрела в его довольные глаза. – Тебе не стыдно? Я верила тебе, верила.

Она не удержалась и запустила в его сторону книгу, за ней полетела подушка и пенал. Казалось, еще немного, и в комнате сверкнет молния и раздастся гром. Оля не могла успокоиться, опять обида, опять злоба, опять эти воспоминания. Лучше бы их не было, лучше бы она его не увидела у Светки.

Женщина осторожно подошла к двери дочери, прислушалась. За тонкой фанерой слышалась возня и какая-то борьба.

– Ругается? – спокойно спросил ее муж и, шлепнув жену по попке, пошел дальше.

– Эй! – возмутилась она. – Что с ней? – на всякий случай понизив голос, спросила у Виктора.

– Ругается.

– Это я и так поняла, – и пошла за ним. – А с кем? Что случилось?

– Ай… Любовь-морковь, что тут непонятного. – Он отмахнулся от вопроса, как будто не представляет интереса. – Покричит и перестанет. Не первый раз.

– А…

Он опять шлепнул жену по попке, та удивленно посмотрела на него, стараясь понять, что это он такое сделал, а после играючи ударила его в грудь.

– Мам, она не пускает меня в комнату, – возмущенно зашел на кухню Мишка. – Кричит и еще дерется, я сейчас ей… – И уже было ринулся по коридору к двери Оли, но отец мгновенно перехватил его.

– Пойдем завтракать, успеешь планшет взять, ты и так вчера с ним…

– Она его забрала, – возмутился юноша и опять покосился в сторону коридора, откуда доносилась возня.

– Ничего страшного, я чуть позже зайду.

– Она тебя не пустит, закрылась…

– Ладно, разберемся, а сейчас завтракать и не забыл, к двенадцати к бабушке?

– Помню, а она? – Он имел в виду свою сестру.

Оля то успокаивалась, то, увидев его улыбку, опять начинала плакать. Если бы он не улыбался, если бы отвернулся или хотя бы опустил взгляд, она может его и простила, но улыбка.

– Я не прощу тебе этого никогда. Ты это понимаешь? Ты для меня все, ноль на палочке. Забуду про тебя. Тебе хуже. Будешь знать. Я к нему, а он…

Она уже не так металась по комнате, перестала бросать в его сторону все то, что попадалось под руку. Уже могла спокойнее дышать и даже несколько раз посмотрела на телефон, кто-то слал ей SMS. Не буду отвечать, думала она, зная, что это Светка.

– А ведь я тебя любила, – уж как-то обреченно ответила девочка, села на пол, подогнула ноги и зыркнула в его сторону. А он все молчал и продолжал улыбаться.

– Ну вот что мне с тобой делать? Что?

Она рассуждала как взрослая женщина. Читала книги про любовь, ах, как там все здорово, а в жизни все намного хуже. Больно. Зачем это человеку, нет, чтобы взять и забыть, пусть топает своей дорогой, но нет же. Что-то цепляет, обида зреет, а потом рвется нить и все, горечь выплёскивается наружу. Оля знала, что после того, как проплачешься все становится фиолетово, будто ничего и не было. Но она еще не проплакалась, и опять слезы выступили и покатились по щеке. Швыркая носом, она поплелась к своей спасательной подушке, прижалась к ней и снова зарыдала.