Медная гора

Они манили к себе. И Галкин решил попытать счастья. Но, сделав несколько шагов, он по пояс провалился в густую вонючую жижу и с трудом выбрался на берег.

— Близок локоть, да не укусишь, — безнадежно проговорил Васильич.

— Видно, и у Галкина глаз не востер, коли дороги не сыщет, — ответил ему кто-то.

Тогда Галкин пошел прочь от болота. Отряд неохотно последовал за ним. То у одного, то у другого возникала потребность или перевязать бечевкой развалившийся сапог, или прилечь на траву, или просто, прислонясь к дереву, перевести дыхание. А Галкин, боясь потерять из вида солнечные холмы, опять сворачивал направо и опять упирался в болото.

Так могло продолжаться до бесконечности. Но на одном из поворотов Бедокур отстранил Галкина и занял его место. Галкин безропотно принял отставку. У него не было ни опыта, ни авторитета, ни уверенности в собственной правоте, чтобы быть руководителем.

Рядом с Бедокуром встал Корнев. Настало его время действовать. Позади идущим казалось, что отряд возглавляет Бедокур, но за каждым движением его неотступно следил Корпев, и Бедокур во всем подчинялся ему.

Где-то далеко в стороне осталось топкое болото. Снова лес, густой, тысячелетний, нехоженый. Дорога снова то круто убегает вверх, то прыгает с камня на камень, то плавно скользит по ровному дну лощины. Солнце уже скрывается за серыми, дымными облаками, пепельный сумрак заволакивает горы, а отряд идет, идет и идет. У Рубцова подкашиваются ноги, он шатается, падает. Но его подхватывают крепкие руки товарищей, и, опираясь на их плечи, прихрамывая, Рубцов идет. Но и самые выносливые теряют силы, требуют привала. Тогда Корнев говорит им:

— Еще два километра — и баста! И я обещаю хороший ужин.

И они снова идут.

Когда молочная, мутная ночь разлилась по болотам, по тундре, по ущельям, оленья тропинка круто побежала вниз, и отряд уперся в отвесную каменную стену. Семь высоких террас, словно ярусы гигантского цирка, опоясывали ущелье. А кверху тянулись свежие пятна выбитых лунок.

Одни за другим подтягивались отставшие. Когда все собрались, Корнев тихо сказал:

— Завтра снова полезем на стену. А кто не хочет, кто знает лучшую дорогу — два шага вперед! Я выдаю продукты.

Но никто не шевельнулся. Корнев подошел к Галкину:

— Ну, а ты что же?

Галкин угрюмо молчал.

— Воды в рот набрал… А как буза, так первый! Теперь что скажешь? — выкрикнул Вася, уже успевший расположиться на большом плоском камне.

— Лезть надо, один конец! — хмуро ответил Галкин и зло посмотрел на товарищей.

— Ты разреши, Андрей Михайлович, мы его по-своему проучим, чтобы вперед неповадно было народ мутить, — выдвинулся из толпы Бедокур. Остальные одобрительно загудели.

— Этого еще не хватало, — устало поморщился Корнев.

А ужин действительно выдался заправский. Чтобы одолеть отвесную стену, нужны крепкие ноги, цепкие пальцы и упругие мускулы. И Корнев с расточительной щедростью опытного полководца, бросающего в бой последние резервы, разделил оставшиеся продукты на три части. Первая целиком была съедена вечером. Вторая предназначалась на утро. Третья оставалась неприкосновенной.

Корнев проснулся на рассвете, сизом, как тающий дым. Такие же сизые, как рассвет, над ущельем плыли стаи кучевых облаков. Облака громоздились на Голой горе и, словно языки снега, медленно сползали по ее склонам. Корнев взглянул на низкое небо, сокрушенно покачал головой и подкинул в костер пару больших сучьев: пусть товарищи спят. Затем он осторожно снял с дерева старую двустволку, любовно провел рукой по полированному ложу орехового дерева, сдул с потускневшей стали пыль и легким бесшумным шагом направился к лесу.

Вернулся он часа через два, неся в руке матерого глухаря. Четыре килограмма чистого мяса восстановили растраченные силы. Сразу после завтрака начался подъем на стену.

Полдень застал отряд на четвертой террасе. Успех воодушевил людей. Но неожиданно пошел дождь. Мелкий, колючий, он насквозь пронизывал брезентовые куртки. Каменные стены стали скользкими, как хорошо отполированный металл. А вверху возвышались еще три террасы, и эти террасы, омытые дождем, казались неприступными.

Тогда Корнев хладнокровно, не торопясь, стал высекать лунки. Он медленно поднимался по стене и, словно дятел клювом, сосредоточенно бил по камню закаленным в масле геологическим молотком. Корнев не оглядывался назад, но он знал, что за каждым его движением с замиранием сердца следят усталые, продрогшие товарищи. И эта незримая связь с теми, кто верил в него, придавала Корневу сил, заставляла его, пренебрегая опасностью, лезть все выше и выше. Достигнув очередной террасы, он спускал вниз тонкую веревку, сплетенную из сыромятных ремней, и подтягивал по ней остальных. Потом карабкался на следующий уступ. Только однажды его сменил Бедокур.

Под вечер отряд выбрался из ущелья. Дорога на юго-восток была открыта. Впереди лежала ровная пологая тундра, затканная дымной сеткой дождя. Она казалась хмурой, бескрайной, как это тусклое небо, нависшее над ней. Только колючие кусты можжевельника да хилая, стелющаяся по земле карликовая березка росли на вершине горы.

Ночь коротали без огня: не было дров. Душный пар клубами поднимался от промокших курток, разбитые ноги коченели, а усталость клонила головы. Но серый рассвет снова застал их в походе. Выбившиеся из сил люди шли до тех пор, пока не пересекли тундру и не спустились в полосу леса.

Здесь они отдыхали полсуток: сушили у костров насквозь промокшую одежду, отсыпались за бессонную ночь и набирались сил для дальнейшего похода. Через двенадцать часов они снова упрямо шагали на юго-восток.

Прошло еще два дня. Из продовольствия оставалось всего лишь несколько килограммов сухарей, да в патронташе Корнева хранились последние патроны. А лагерь? Разве скажешь, где он, когда горы затканы облаками, когда и лес, и болото, и тощий кустарник скрываются за мутной пеленой дождя и нужно вплотную подойти к камню, чтобы отличить его от человека?

Николай Рубцов ослаб окончательно. Товарищи поочередно подхватывали его под руки и насильно заставляли шагать. Каким-то образом нужно было воодушевить потерявших надежду людей, но Корнев пока ничего не мог придумать.

…Отряд отдыхал не меньше часа. Рабочие лежали на сырой, тяжелой траве, набивали трубки жестким ягелем и до слез кашляли, задохнувшись едким дымом. Андрей Михайлович давно кончил курить. От нечего делать он осматривался кругом и случайно заметил обнажение, притаившееся за молодыми березками. Даже в эти дни он не пере-’ ставал следить за горными породами, и его полевой дневник пополнялся все новыми и новыми заметками.

Он осторожно поднялся с земли и подошел к обнажению. Конечно, все то же самое габбро! Корнев уже хотел вернуться назад, но взгляд его упал на валуны, что лежали рядом с выходом коренной породы. Это были валуны скарна с кристаллами медного колчедана цвета потускневшего золота. Они лишний раз подтверждали, что медь, которой не нашел отряд, действительно находится в районе.

Корнев горько улыбнулся. Но неожиданная мысль заставила его незаметно вернуться на прежнее место.

Через несколько минут он подозвал Васю Круглова и указал ему на обнажение. Вася побрел, прихрамывая. Он вовсе не был расположен тратить минуты отдыха на мучительную ходьбу. Но ведь это была его работа, его гордость, его честь.

Восторженный крик Васи поднял всех на ноги.

— Медь! Медная руда!

Все бросились к обнажению. Даже Рубцов, спотыкаясь, падая, волоча непослушные ноги, поспешил вслед за остальными.

Корнев оперся ногой о валун и скупо сказал:

— Товарищи! Каждому из нас приходилось трудно, очень трудно. Обиднее всего было сознавать, что мы слепо вверились случайному человеку и не смогли выполнить задания. И все-таки мы нашли руду. Мы еще вернемся сюда, будем рвать динамитом скалы и закладывать шахты. А сейчас надо любой ценой выйти к лагерю. Найдем мы в себе силы для этого?

Восемь человек ответили как один: