Сухие бессмертники. Боевик

Если мумукания Фаддей Капитоновича были противны, то можно себе представить что придется пережить, когда мильтоны возьмутся ворошить ее грязное белье. Эти гады потребуют рассказать со всеми подробностями как все происходило. Они будут смаковать мое унижение, нарочно переспрашивать, уточнять. А когда эти кобели узнают, что я была девственницей… Представляю, как они будут ржать. Нет! Ни за что не пойду к этим, как их в народе называют, к ментам… Сама виновата, что растерялась, не дала отпор, даже не заорала от стыда, сама виновата, сама и покараю ублюдка.

После разговора с экстрасенсом, заснула Полина на удивление быстро. Выспалась, впервые за три бессонных недели, – на славу. Даже приободрилась. Но стоило придти в институт, страх снова вернулся.

На работе Каравайникова долго ломала голову, есть или нет у Фаддей Капитоновича ее служебный или домашний телефон. Содрогаясь от возмущения, поднимала трубку при каждом звонке. Но пронесло. На работу заинтригованный экстрасенс не позвонил.

План на вечер был рассчитан по минутам. Домой Каравайникова чуть ли не бежала. Полина отменила обычную вечернюю пешеходную прогулку. Страшась, что Фаддей Капитонович позвонит домой и перехватит ее на пороге, Каравайникова схватила ветровку, косынку и выбежала из квартиры. Оделась на лестничной площадке, прислонила ухо к двери. Фаддей Капитонович не позвонил и домой. А Кларка расхваливала экстрасенса за удивительную сердечность. Ну, и эгоисты же эти мужики. Баба идет на убийство, а ему плевать, плачет об этой лживой, пресыщенной Кларке…

Это был первый день ее охоты. Для начала Каравайникова решила еще раз побывать в том самом месте, где все "это" случилось.

Как ни страшны были воспоминания, место трагедии манило Полину все определеннее. Крепла ненависть, а с нею крепла и притягательность места преступления. Получалось, известное по детективным романам притяжение к месту преступления испытывают не одни преступники, но их жертвы тоже.

Что-то не слыхала она прежде об этой мании жертвы… Может быть, это говорило о том, что в ней действительно, открылось некое извращение… Ну, да начхать! Вдруг, посмотрев на роковое место, я просто успокоюсь, выкину свои переживания из головы и буду жить себе дальше, как жила. Одинокой, никому не нужной, но спокойной.

Нападение ублюдка произошло недалеко от дома Каравайниковой. На краю Измайловского лесного массива. На 16 – й Парковой. Одна остановка метро и три остановки трамваем. Сходя с трамвая на конечной остановке, Полина почувствовала головокружение. Ноги не желали повиноваться напору ее ненависти. Она запнулась на ступеньке, упала, порвала джинсы, расшибла коленку.

Каравайникову подняли, предложили вызвать неотложку… Полина мычала в ответ что-то бессвязное. Она тупо отказывалась от последней возможности на машине скорой помощи бежать, бежать с проклятого места и никогда больше сюда не возвращаться.

Ненависть уже была сильнее пережитого на этом месте унижения. Раз уж решилась на первый шаг и приехала на разведку, то нужно хотя бы спокойно все обследовать. И улицу, и "тот" дом. Спокойно осмотреть место преступления и окончательно примириться с тем, чего не исправишь. Может быть, паразит живет поблизости. Не будет же он охотиться в чужом районе, где не знает заранее куда тащить свою жертву…

Да нет, наоборот, он приезжает издалека. Даже волк знает, что охотиться нужно подальше от собственного логова. Хорошо изучил окраинный район 16-й Парковой и пасется. Только вот пасется ли и теперь? Если маньяк не совсем свихнулся, он сменит место охоты… Обязательно сменит, хотя бы на какое-то время. Поэтому мне нужно торопиться. Как жалко, что потеряно три с лишним недели.

Полина, сильно хромая, доковыляла до скамейки под навесом конечной трамвайной остановки. Засучила порчину, осмотрела рану. Ссадина серьезная. Кровь промочила джинсы насквозь. Какая тут охота. Домой нужно возвращаться, промыть рану марганцовкой и забинтовать. Она поплевала на носовой платок, протерла рану… Боль терпимая. Обмотала тем же платком коленку. Прошлась взад-вперед. Сойдет. Нельзя тянуть резину. И двинулась по тропе войны в глубь темного квартала.

Так появится тут маньяк или не появится? Вообще-то, чтобы хорошо ориентироваться в чужом районе, ему пришлось потратить немало времени, на доскональное изучение дворов, проходов и проездов. Так что, часто менять место охоты – дело хлопотное. Стало быть, скорее всего охотник пока продолжает возвращаться сюда. На свою беду… Разве что, есть у него на примете и другие подвалы.

Через полчаса Полина в точности повторила свой маршрут в тот злополучный день 18 августа. До конца дней своих она будет помнить этот мрачный квартал. Каждая тропинка врезалась в память намертво.

Вернувшись на трамвайную остановку, Каравайникова перевела дух. Слава тебе, господи, на первый раз пронесло. Какая же она, все-таки, трусиха. Сердце-то как колотится…

Господи, как же хорошо стало на душе у Полины. Первый блин, против обыкновения, не вышел комом. Страх отступал и все четче становились ожидающие трудности. Трудностей тоже не надо бояться, трудности нужно разрешать. НЕ суетясь, обстоятельно.

"Пожалуй, первым делом нужно вспомнить морду негодяя" – подумала Полина и поморщилась. – И вот что еще, милочка. Довольно про себя оскорблять словами своего противника. Не морду тебе следует вспомнить, а лицо противника. Грубостью делу не поможешь. Грубость лишь ненадолго снимает стресс. Злость будет только пережигать сталь моей решимости. И сталь размягчится. Поменьше, дорогуша, эмоций. К врагу нужно относиться по-деловому, спокойно, разумно, и тогда рука не дрогнет. Чем сто раз поклясться задушить гада своими руками, лучше один раз это сделать.

"Фоторобот врага нужно сегодня же подробно описать на бумаге. А то память слишком торопится стереть эту образину. Виновата, это лицо".

Когда снова нахлынули воспоминания, Каравайникова уже не трепетала так, как в первые дни, она уже не боялась и почти не стыдилась безобразных подробностей нападения маньяка.

Лучше всего запомнилось произошедшее " до того". Несколько последних минут цепенящего ужаса полной беззащитности… Что-то острое… Жало, проникающее сквозь куртку… Наверное, шило… Лицо не уродливое, скорее симпатичное, изуродованное страдальческой гримасой какой-то внутренней боли… Что его грызло изнутри? Страх? Нет, что-то еще более страшное, страшнее страха. Да, Он тоже боялся. Он боялся своей жертвы. Наверное, из робкого десятка. Но жертву Он боялся, похоже, меньше, чем то Нечто, что грызло его изнутри. Ха! Он же маньяк! Он зомби своей болезни…

" Так недолго и посочувствовать негодяю. Т.е бедняге. Еще чего не хватало". – Подумала, Полина.

Так и не удалось вспомнить, какая нелегкая занесла ее в это гиблое место на 16 парковой. Что она искала тут в магазинах, которые обошла в день нападения? Почему пошла по магазинам, не с предыдущей, скажем, остановки в сторону конечной, а, наоборот, с конечной в сторону своего дома?

Если хотела прогуляться в Измайловском парке, почему не поехала в Детский городок, с его знаменитыми деревянными скульптурами, куда так любила ездить по выходным. Да и понедельник был 18 августа. На работу почему-то не пошла. Хотя нет, ушла пораньше из института… Но с какой целью? Какое-то наваждение…

Вдоль улицы тянулась окраина парка. Не ухоженная как следует окраина. Сзади старого дома жалкий сквер, тоже запущенный. Не сквер, – так, беспорядочные заросли клена и жимолости. Утрамбованная до каменной твердости черная земля. Вроде бы, тут где-то стояла зардевшаяся рябина, а теперь нет рябины… Или рябину она видела где-то в другом месте? Чертовщина какая-то.

Подъезды дома выходят на улицу. Тоже странно. Первый этаж какой-то мрачный, окна забраны решетками. Наверное, не жилой… И номер у дома подозрительный – 7.

А с внутренней стороны дома номер семь, куда не то что люди, солнце не заглядывает – "та самая", обитая ржавым железом дверь. А за дверью – преисподняя… Душная, зловонная темнота и ужас, ужас, ужас…