Страница 44 из 45
Сегодня мы достигли того, что сохранили жизни ваших и наших людей. Давайте придерживаться этого».
Чеченцы рассказывали мне, что в действительности генерал Бабичев сам попросил женщин организовать демонстрацию на дороге, чтобы это было оправданием не двигаться дальше – хотя это кажется очень недостоверным.
13 декабря офицеры в этой колонне были очень уклончиво настроены по поводу беседы со мной. Но когда я снова приехал туда 17 декабря, они были куда более открыты, и в этот момент мне казалось, что их дисциплина распадается – хотя ни один из них не назвал мне свою фамилию, что свидетельствовало о сильной остаточной осторожности. Их набрали из разных соединений: 76-й Псковской дивизии ВДВ, которой командовал Бабичев, одной из дивизий МВД и Таманской гвардейской мотопехотной дивизии. Они говорили, что за это время провели офицерский совет и постановили не двигаться дальше, поскольку им было непонятно, кто отдал приказ о вводе войск в Чечню или в чём были цели этих действий. «Мятеж? Можете называть это так, – сказал мне один подполковник мотопехоты. – Но мы не хотим оказаться жертвами тех, кто заварил эту кашу… Я не верю, что армия расколется из-за этого. Генерал Бабичев ведет переговоры с другими колоннами, и я думаю, что они тоже не будут атаковать гражданское население».
Один майор ВДВ сказал мне: «Мы определенно не хотим убивать женщин и детей по приказу этих шлюх в Кремле ради их политических игр. Если речь идет о чеченских бандитах, это другое дело… Но я так и не знаю, зачем мы здесь». Другой майор, из МВД, сказал так: «Почти все офицеры из моей дивизии в этой колонне написали заявления об отставке на тот случай, если нас будут заставлять двигаться дальше. Я сам написал заявление сегодня. Я видел обращение Ельцина к народу Чечни – он говорил, что против гражданского населения не будет использовано оружие. Мы совершенно не собираемся этого делать».
У большинства из них не было большого желания удерживать Чечню в составе России. Капитан МВД, представившийся Олегом, сказал мне: «Конечно, по закону это часть России, но если вы спросите меня, стоит ли сражаться, чтобы удержать чеченцев против их воли, то мое мнение – нет… Всю эту заваруху затеяли разные люди в Москве, которые хотят вывести армию против народа ради своей выгоды… Я был на Кавказе раньше, и через три дня после того, как нас заставили убивать ни в чём не повинных людей, мы сидели, смотрели друг на друга и спрашивали: боже, что же мы наделали?»
В основе всего этого лежало общее нежелание вооруженных сил участвовать в подавлении внутренних беспорядков – именно это зафиксировал примечательный опрос Национальной лаборатории Ливермора, результаты которого будут приведены во второй части книги. Специфическим обстоятельством в случае Чечни было то, что Генштаб и командование Северо-Кавказского военного округа (СКВО) по-настоящему не участвовали в планировании операции, и это привело к распаду нормальной цепочки командования, общему замешательству и верному ощущению, что, по существу, эту войну затеяли в собственных политических целях Степашин и Грачев.
Когда два дня спустя первый заместитель командующего сухопутными силами генерал Эдуард Воробьев получил приказ принять командование операцией (до этого полномочия на земле осуществляла тройка – Грачев, Ерин и Степашин), он обнаружил, что плана операции как такового не существовало, а войска, находившиеся в его распоряжении, были совершенно непригодны к реализации поставленной задачи. Воробьев сказал Грачеву, что для подготовки войск потребуется три месяца. Павел Баев приводит следующие данные на 5 декабря: было собрано 23 800 человек войск, включая 4800 человек во внутренних войсках, при наличии 80 танков и 200 БТРов2. В это число входили отдельные подразделения «элитных» Псковской (76-й) и Тульской (106-й) дивизий ВДВ. Я также встречал некоторые части Таманской гвардейской мотострелковой дивизии, которую не упоминает Баев, а к первой неделе операции количество задействованных танков, похоже, существенно увеличилось. В своем отчете перед Госдумой
Воробьев позже сказал, что был обеспокоен уходом политиков от ответственности за операцию.
Реакцией Воробьева был отказ от командования. Он был уволен из армии и в январе публично выступил с жесткими обвинениями Грачева в «моральной трусости», поскольку тот не сообщил Ельцину, что армия не готова для вступления в Чечню. Десантники (или как минимум сам Иван Бабичев) также осознавали, почему командующий ВДВ генерал Евгений Подколзин был намеренно отстранен от планирования операции Грачевым: Подколзин (так мне говорили офицеры) ранее предупреждал, что для ее успеха потребуется гораздо больше людей и времени на подготовку.
Еще до того, как всё это произошло, некоторые из самых высокопоставленных и наиболее уважаемых генералов армии открыто выступили против войны – среди них были заместители министра обороны Борис Громов и Валерий Миронов, генералы Александр Лебедь и Георгий Кондратьев. Всех их Грачев вынудил уйти из армии либо, как это было в случае Громова, перешедшего на работу в МИД, занять малозначимый пост. Считается, что в общей сложности 557 офицеров всех рангов были подвергнуты дисциплинарным взысканиям, уволены или покинули армию добровольно в знак протеста против ввода войск в Чечню. В январе командующий СКВО и весь высший командный состав округа также были отправлены в отставку, причем мне говорили, что некоторые из них уже нашли оправдание в спокойном уходе по собственному желанию.
Как представляется, между 16 декабря, когда Воробьев отказался принять командование, и 31 декабря, когда произошла атака на Грозный, в которой участвовала и колонна Бабичева, российский «генералитет» и Генштаб решили, что, несмотря на нежелание участвовать в этой войне и плохие предчувствия, теперь, когда армия уже была задействована, у нее не было иного выбора, кроме как победить, чтобы избежать совершенного унижения и возможного распада как самой армии, так и государства. Принципиально важным было и то, что Ельцин вышел из больницы и взял на себя моральную и политическую ответственность за операцию, тем самым освободив генералов и офицеров от опасений, что их назначат политическими козлами отпущения.
Когда порядок наверху был восстановлен, Бабичев и его офицеры либо вернулись в строй, либо (в некоторых случаях) просто покинули армию, которая затем с грехом пополам отправилась в бой – глубоко деморализованная и лишенная энтузиазма, но хотя бы внешне единая и дисциплинированная. Колонна Бабичева так и не пошла дальше по главной дороге с запада на Грозный, а передвинулась на север, где соединилась с колонной, которая шла из Моздока. Бабичев остался в числе старших командиров, но больше не командовал отдельными подразделениями в Чечне. В апреле его назначили командовать армейским корпусом в Краснодаре.
Существовала опасность вспышки внутреннего хаоса, но не только из-за нее большинству генералов казалось, что если их уже удалось вовлечь в войну, то им придется сражаться. Возможно, лучше всего спустя пять месяцев эти причины обобщил Павел Фельгенгауэр, журналист, чьи статьи часто отражали точку зрения генералитета:
«Воспоминания чеченцев о последней Кавказской войне [XIX века], впрочем, очень романтичны. Очевидно, они в самом деле верят, что нерешительные русские действительно признают поражение и побегут, когда столкнутся с настоящей чеченской храбростью. Они всё еще не осознают, что Россия просто не может позволить себе проиграть эту войну и подарить чеченской нации независимость – безотносительно к цене, которую придется за это заплатить. Большинство российских политических и военных руководителей уверены, что полный уход из Чечни может ускорить крах закона, порядка и центральной государственной власти на Северном Кавказе. Это полномасштабно подорвет жизненно важные российские национальные интересы в этом стратегически значимом, богатом нефтью регионе»3.
Поэтому в результате, хотя боевой дух военных в Чечне так и не воспрянул после событий начального периода войны, к четвертой неделе декабря открытые протесты в армии прекратились, военная иерархия объединилась вокруг идеи, что начатую войну нужно выиграть, а сцена была подготовлена к началу реального вторжения.