Страница 37 из 45
По некоторым свидетельствам, ельцинская администрация полагала, будто «маленькая победоносная война» повысит ее популярность внутри страны, особенно учитывая ресурсы ультра-националиста Владимира Жириновского, чья партия в ходе парламентских выборов в декабре 1993 года получила почти четверть голосов. Казалось, – ошибочно, – что это свидетельствует о сильном течении воинствующего национализма в России. Полковник Сергей Юшенков, на тот момент возглавлявший комитет Госдумы по обороне, утверждает, что в январе 1995 года Олег Лобов, секретарь Совета безопасности и ключевая фигура в «клике силовиков» вокруг Ельцина, сказал ему: «Президенту нужна маленькая победоносная война, как это сделали США на Гаити[54]», – в связи с чем Лобов попросил Юшенкова «не создавать так много шума», противодействуя этой войне. Андрей Пионтковский, знакомый с рядом фигур из различных российских экспертных центров, также сообщил мне, что некоторые лица в окружении Ельцина рассчитывали, что война будет популярна и стимулирует российские национальные настроения в поддержку президента. В этом они, конечно же, ошибались. По словам Пионтковского, «для империалистической стратегии у них было наготове всё, – за исключением имперского народа»41. Еще до ввода войск в Чечню широко распространилось общественное неприятие применения силы, отразившееся, к примеру, в обзорах ИТАР ТАСС, в обычном случае весьма подчиненных преобладающему правительственному курсу. Как сообщалось в начале декабря 1994 года, «репортажи ИТАР ТАСС со всей страны и из некоторых иностранных государств показывают, что большинство россиян и иностранцев хотели бы, чтобы чеченский конфликт был урегулирован мирными средствами»42.
В феврале 1994 года Шахрай включил в послание Ельцина парламенту отдельное упоминание Чечни, в котором подчеркивалось, что правительство Дудаева имеет незаконную природу. Как утверждают аналитики ельцинской команды Эмиль Пайн и Аркадий Попов, Шахрай также сыграл ключевую роль в принятии Госдумой в следующем месяце резолюции, поставившей Дудаева вне закона и призвавшей к переговорам с чеченской оппозицией. Либо Шахрай, либо Филатов, предположительно, ответственны за срыв возможности приглашения Дудаева в марте 1994 года для участия в прямых переговорах с Ельциным о конфедеративном договоре. Вскоре после этого чеченские захваты заложников привели к решительному и катастрофическому ухудшению отношений между Кремлем и Дудаевым43.
Сразу же после июльского захвата заложников состоялась встреча руководителя ельцинской администрации Сергея Филатова и главы чеченского Временного совета Умара Автурханова (бывшего майора милиции и сторонника Завгаева). 1 августа Временный совет объявил Дудаева низложенным и провозгласил (что было явной фикцией), что он принял власть на себя. Незадолго до этого, 29 июля, российское правительство выпустило заявление с рядом серьезных обвинений в адрес Дудаева, в которых утверждалось, что он захватил власть путем государственного переворота. Описывая ситуацию в Чечне как «практически вышедшую из-под контроля», российское правительство предупредило, что будет защищать граждан России от насилия. В российской прессе это связывали со столкновениями между Дудаевым и Лабазановым в Грозном: заметное место в российских СМИ занимали кадры отрубленных голов убитых в бою людей Лабазанова, которые были выставлены на главной площади Грозного, что сопровождалось комментариями о «варварстве» дудаевского режима. Активность ФСК в Чечне возросла, и в конце августа дудаевские силы арестовали в Чечне некоего полковника этой службы.
Однако и на этой стадии основная часть российского руководства была настроена действовать путем вооружения Временного совета, а не прямого вмешательства. Слова Ельцина в телевыступлении 11 августа не были лицемерием и отражали те советы, которые он тогда получал:
«Насильственное вторжение недопустимо и не должно осуществляться. Если мы используем силу в Чечне, то поднимется весь Кавказ, начнется такое волнение и будет столько крови, что никто и никогда нам этого не простит. Это абсолютно невозможно. Но ситуация в Чечне сейчас меняется. Роль оппозиции Дудаеву возрастает. Так что я бы не сказал, что мы вообще не влияем на ситуацию»44.
Согласно инсайдерской информации, которую я получал в то время, главную роль в решении не атаковать Чечню прямо и немедленно играли тогда осторожность и, прежде всего, экспертные рекомендации военных; план Шахрая совершить воздушный налет на Грозный с целью захвата Дудаева был отвергнут армией и в частной беседе назван Олегом Лобовым «лунатическим». В этом контексте ноябрьское утверждение генерала Грачева о том, что захватить Грозный можно «одним парашютно-десантным полком за два часа», следует считать характерной пустой похвальбой – даже Грачев не был настолько глуп. Такими же были и публичные (и, я уверен, приватные) рекомендации Временного совета оппозиции в Надтеречном районе – по крайней мере до того момента, как Дудаев не разбил его силы в ноябре. Вот что сказал мне Бислан Гантамиров в Знаменском 10 августа: «Я уже говорил и повторю, что в случае российского вмешательства против этого объединится весь чеченский народ. Это будет катастрофа».
Важно отметить, что, согласно правительственным материалам, которые автор этой книги получил по неофициальным каналам в августе и сентябре 1994 года, на тот момент российские разведывательные службы (военная разведка ГРУ и тогдашняя федеральная внутренняя разведывательная служба ФСК во главе с Сергеем Степашиным) настоятельно советовали не осуществлять прямое военное вмешательство – по крайней мере до тех
пор, пока у российской армии не будет больше времени для подготовки и концентрации необходимых сил на границах с Чечней45.
Столь же настоятельные советы давали армейские командиры Северо-Кавказского военного округа. Они указывали, что в августе 1994 года в самом этом регионе едва ли присутствовало хотя бы 10 тысяч человек российских войск, причем большинство из них было занято в качестве миротворцев в Осетии и Ингушетии – этого и близко не было достаточно для сокрушения дудаевских сил, численность которых они оценивали более чем в 20 тысяч человек, считая всех вооруженных чеченцев, способных стать на сторону Дудаева в случае российского вторжения. Таким образом, абсолютно хаотичная природа российского вмешательства в декабре 1994 года становится понятной, лишь если предположить, что соответствующее решение было состряпано в последний момент – это особенно подчеркивал генерал Эдуард Воробьев, который отказался от командования операцией, исходя именно из того, что у нее не было плана и она не была подготовлена.
В докладной записке для российского кабмина в начале августа, частично основанной на рекомендациях военных, ФСК предупредила, что военная операция по подавлению Чечни будет медленной и будет сопровождаться большими потерями как среди войск, так и среди гражданского населения, особенно в Грозном. Военное вмешательство станет раздражающим фактором для нерусских автономных республик типа Татарстана и приведет к превращению Дудаева в антироссийский символ, возмутив другие народы Кавказа и усилив влияние Конфедерации горских народов (хотя в действительности данные факторы сильно переоценивались). В этой записке содержалось и предупреждение относительно перспектив затяжной партизанской и террористической войны.
Именно тот факт, что у российского правительства и Министерства обороны было основательное заблаговременное предвидение рисков, сделал российскую катастрофу в Чечне в декабре и январе столь удивительной и достойной осуждения и привел к столь яростной критике в адрес генерала Грачева и его клики изнутри самой российской армии.
В первой декаде августа 1994 года российский Совет безопасности, президентская Комиссия по безопасности и правительство Черномырдина встречались для обсуждения политики по чеченскому вопросу. Однако в конечном итоге все полномочия по проведению политики в Чечне прибрал к рукам Совет безопасности, в чем проявилось общее усиление ельцинской «клики силовиков» за счет правительства Черномырдина. На основе приведенных выше рекомендаций был достигнут консенсус: не вмешиваться напрямую, а вместо этого предоставить техническую, финансовую и военную поддержку Временному совету и кланам, которые его поддерживали (впрочем, сама вера в возможность успешной клановой коалиции против Дудаева была основана на фундаментальной концептуальной ошибке антропологического характера – об этом см. в десятой главе). Вслед за этим 25 августа Временный совет был признан Москвой в качестве единственного легитимного правительства Чечни, тем самым были выведены из игры Хасбулатов и базировавшееся в Москве «правительство национального доверия», сформированное бывшим чеченским премьер-министром Яраги Мамадаевым46.
54
Имеется в виду операция «Поддержка демократии» (сентябрь 1994 – март 1995), осуществленная войсками США с санкции ООН по возвращению к власти президента Гаити Жана-Бертрана Аристида, свергнутого военной хунтой.