Страница 32 из 45
К середине 1993 года это привело к масштабному разочарованию в Дудаеве и растущей поддержке чеченской оппозиции. Впрочем, благодаря чеченской предприимчивости, торговле не облагавшимися налогами товарами, финансовой мощи чеченских бизнесменов (часто бывших главарями организованной преступности) на большей части России, вкупе с чеченской семейной и клановой солидарностью, чеченское население страдало не так сильно, как можно было ожидать. Только на банковской афере[45], осуществленной чеченским криминалитетом в Москве в 1992 году, как сообщалось, удалось выручить ошеломляющую сумму 700 млн долларов, и большая ее часть отправилась в Чечню. В целом благодаря превращению Грозного в центр контрабанды, отмыванию денег и финансовым махинациям чеченцы приобрели в мире российского бизнеса как множество союзников, так и множество врагов26.
По причинам ли коррупции или в качестве составной части схемы quid pro quo [одного вместо другого (лат.)] – в обмен на поддержание работы трубопровода из Баку, но на всём протяжении этого периода российские власти позволяли Чечне продолжать импортировать российскую нефть для переработки на собственных заводах и реэкспорта их продукции. Егор Гайдар, российский премьер-министр в 1992 году, четыре года спустя дал следующее оправдание этому перед комиссией Госдумы по расследованию событий в Чечне:
«Нефтеперерабатывающий комплекс Грозного является крупнейшим в России, раньше он использовался для обеспечения горючим значительной части Северного Кавказа, Ставропольского, Краснодарского краев и так далее. В этом смысле одномоментно перекрыть нефтяной кран означало как минимум оставить данные регионы без горючего для посевной, и это наказало бы не только Чечню, но заодно и Россию».
В общей сложности с 1991 по 1994 год Чечня экспортировала примерно 20 млн тонн нефти на международные рынки. Учитывая коррупцию среди российской бюрократии и пограничников, вряд ли можно сомневаться, что в действительности чеченцы экспортировали гораздо больше. Примерно так же в этот период почти полностью провалились российские попытки контролировать потоки нефти и металлов на границах прибалтийских стран, что позволило Эстонии, которая сама не производит ни грамма цветных металлов, на пару лет стать одним из их крупнейших мировых экспортеров27.
В этот период чеченские власти получили от нефти по крайней мере 300 млн долларов прибыли, которые так и не поступили в государственную казну (некоторые российские источники оценивают эту сумму вообще в 1 млрд долларов28). Вопрос, был ли лично генерал Дудаев коррупционером и преступником, в некотором смысле не имеет значения. Те, кто знаком с его характером, предполагают, что это было не так, а значительная часть этих долларов на деле шла на закупку вооружения для национальной обороны. Однако Дудаев действительно завербовал значительное количество преступников в свою национальную гвардию и терпел их деяния. Он не делал почти ничего для предотвращения хищений азербайджанской нефти из трубопровода, который шел по чеченской территории в Россию, и постоянных грабежей российских поездов, следовавших через Чечню, – хотя, учитывая природу чеченского общества и крах старых советских институтов в Чечне, очень сомнительно, что он вообще что-либо смог бы с этим поделать, даже если бы хотел29.
Тем временем всевозможные государственные службы в Чечне продолжали рушиться – даже еще быстрее, чем в России. Последствия этого для конкретных людей смягчались чеченскими традициями клановой солидарности, так что чеченские «бизнесмены» часто поддерживали большое количество родственников, которые в противном случае были бы не обеспечены. Однако русское население страдало особенно тяжко. Из-за этого, а также из-за растущей физической небезопасности значительное количество русских уехали, а поскольку они работали во многих важных службах, деградация последних шла еще быстрее.
К апрелю 1993 года недовольство чеченцев Дудаевым достигло той точки, когда большинство депутатов парламента, казалось, были готовы поддержать процедуру импичмента в его отношении, и оппозиция развязала кампанию массовых протестов. К этому моменту от Дудаева отвернулось большинство его союзников, которые помогли ему прийти к власти, за исключением Яндарбиева. Из прочих, Хасбулатов вел собственную баталию в Москве с Ельциным и причудливым образом сам объединился с российскими националистскими и коммунистическими силами (я лично видел, как он заявлял по российскому телевидению: «что хорошо для русской нации, то хорошо и для всех народов России»), а Гантамиров, Мамадаев и Сосламбеков присоединились к оппозиции Дудаеву.
Одним из мотивов уйти в оппозицию для них было то, что Дудаев отверг проект договора о конфедерации с Россией, который Мамадаев и Сосламбеков разработали в январе 1993 года вместе с российской делегацией во главе с Сергеем Шахраем и Рамазаном Абдулатиповым. В предшествующем году они также установили рабочие отношения с Руцким, который по-прежнему входил в ельцинскую администрацию. И хотя он воспринимался в целом как резко античеченский политик, было достигнуто соглашение о снятии российских экономических санкций и создании взаимных миссий в Грозном и Москве30.
Дудаев также убедил Чеченский национальный конгресс отвергнуть указанный договор, так что когда Шахрай и Абдулатипов прибыли в Грозный для его подписания, Дудаев отказался встречаться с ними, и их выставила за дверь его гвардия. Скандал вокруг договора мог отчасти быть причиной той ненависти к Дудаеву, которую затем демонстрировали Шахрай (казак по происхождению) и Абдулатипов (дагестанский аварец), и являлся примером примечательной способности Дудаева оскорблять людей и объединять их во враждебном отношении к нему – и это было не последней причиной Чеченской войны.
Однако яростная националистская риторика Дудаева была, конечно же, не просто отражением его собственного характера. Следуя отнюдь не уникальной исторической модели на мировой сцене, Дудаев мог предполагать, что единственным способом, который мог позволить ему объединить Чечню вокруг своего правления или по крайней мере завоевать искреннюю приверженность ряда групп чеченской молодежи, было поддержание националистских настроений и страхов по поводу «отечества в опасности» на раскаленном докрасна уровне. Поэтому его риторика могла быть не столь «иррациональной», как казалось.
Это совпадает с моим анализом чеченского общества (см. десятую главу) как «управляемой анархии», которая способна на эффективное общее действие лишь в том случае, когда для этого представляется некий очень специфический стимул, и которая может принять только лидера единственного типа – военного лидера в контексте мобилизации против исконного врага. В этом смысле больше повезло Масхадову – он уже зарекомендовал себя как военный лидер и, предположительно, больше не нуждается в дальнейшем подтверждении этого статуса.
В связи с этим интересно сравнить Чечню при Дудаеве с другой российской автономной республикой, которая продвинулась дальше всех в своих порывах к независимости и в конечном итоге достигла наибольшей автономии – Татарией, которая сегодня носит название Татарстан. Именно Татарстан сегодня стал тем, чем оказалась бы Чечня, если бы у власти остался Завгаев и если бы чеченские националисты не были столь многочисленны и хорошо вооружены, а чеченский народ не был столь анархичным и отвергающим какую-либо власть. Разница в поведении двух этих наций в 1990-х годах отчасти объясняется куда более значительными изменениями, которые произошли в татарском обществе и под властью Российской империи (начиная с XVI века, то есть на три века дольше, чем в случае Чечни), и при советской власти. Всё это привело к тому, что татары стали очень напоминать русских и в социологическом, и в культурном смысле31.
Однако татары были более жестки и более последовательны в своем стремлении к суверенитету, чем полагают многие наблюдатели. Коммунистические лидеры Татарской АССР дважды обращались с просьбой повысить ее статус до союзной республики, конституционно отделенной от России: в ходе дискуссии по принятию новой советской Конституции при Сталине в 1936 году, когда несколько из них в результате были казнены, и при Брежневе в 1977 году, когда в соответствии с позднесоветским и брежневским подходом их подкупили более значительными инвестициями центра в промышленность Татарии.
45
Эта нашумевшая махинация была реализована в ситуации становления новой банковской системы. В Советском Союзе, где все расчеты производились между государственными предприятиями, при переводе денег с одного банковского счета на другой использовалась система специальных сообщений (авизо), отправлявшихся в Госбанк и его территориальные подразделения по телетайпу, в которых при помощи паролей и кодов указывалось, какую сумму и куда требуется перевести. Как отмечает в своей книге экс-председатель ЦБ РФ Виктор Геращенко, система не давала сбоев в течение десятилетий. Суть махинации с авизо заключалась в том, что аферисты узнавали пароли и шифры и рассылали в подразделения ЦБ по всей стране поддельные авизо, после чего незамедлительно осуществлялись переводы денег, вернуть которые уже было невозможно, когда выяснялось, что авизо были фальшивыми, а фирмы – получатели средств – подставными. По оценке Геращенко со ссылкой на данные МВД, за 1992–1994 годы из девяти чеченских банков поступило 485 фальшивых авизо на сумму 1 трлн рублей.