Реквием по Германии

- Здесь кто-то продает автомобили? - поинтересовался я.

- Они с завода "БМВ" в Айзенахе, - гордо сказал мой водитель. - Теперь уже русского.

С тягостными мыслями по этому поводу я и остался дожидаться в приемной, пропахшей карболкой. Самым выдающимся украшением комнаты был портрет Сталина с лозунгом внизу, который гласил: "Сталин - мудрый учитель и защитник трудового народа". Даже Ленин на картине, значительно меньших размеров, чем портрет мудреца, судя по выражению его лица, казалось, был озадачен этим высокопарным высказыванием.

Я увидел два портрета тех же самых известных персонажей и на стене кабинета Порошина, расположенного на верхнем этаже здания представительства. Тщательно отглаженный оливково-коричневый китель молодого полковника висел за стеклянной дверью шкафа, а сам он был одет в черкеску, подпоясанную черным кушаком. Что касается чистоты его мягких хромовых сапог, то он сошел бы в них за студента Московского университета. Он оставил свой бокал и вышел из-за стола, когда татарин ввел меня в его кабинет.

- Садитесь, пожалуйста, господин Гюнтер, - сказал он, указывая на деревянный венский стул. Татарин ждал, когда его отпустят. Порошин наполнил свой бокал и поднес мне для экспертизы.

- Не хотите ли немного овальтина, господин Гюнтер?

- Овальтина? Нет, спасибо, я ненавижу лекарства.

- Неужели? - В его голосе звучало удивление. - А мне он нравится.

- По-моему, еще слишком рано отправляться спать, не правда ли?

Порошин продолжал с улыбкой:

- Может, вы предпочитаете немного водки? - Он открыл ящик стола, вынул бутылку, затем стакан и поставил их передо мной на стол.

Я налил себе полный стакан. Краем глаза я увидел, как татарин с вожделением взглянул на мой стакан и сглотнул. Порошин тоже это заметил. Он наполнил другой стакан и поставил его на картотечный шкаф - прямо над головой солдата.

- Это казачье отродье нужно дрессировать, как собак, - объяснил он. Для них пьянство - почти религиозный обряд. Не так ли, Ерошка?

- Так точно, - тупо произнес тот.

- На днях он устроил погром в баре, оскорбил официантку, ударил сержанта. Я бы за это его расстрелял. А может, это сделать сейчас, а, Ерошка? Как только ты дотронешься до этого стакана без разрешения. Ты понял?

- Так точно.

Порошин достал большой тяжелый револьвер и положил его на стол, тем самым подчеркивая серьезность своего намерения. Затем снова сел.

- Думаю, вы довольно хорошо осведомлены об армейской дисциплине, господин Гюнтер. Где, вы говорили, служили во время войны?

- Я не говорил об этом.

Он откинулся на спинку стула и положил обутые в сапоги ноги на край стола. Водка в моем стакане задрожала и перелилась через край, когда он задел книгу для записей.

- Ах да, действительно не говорили. Но могу себе представить, что с вашей квалификацией вы, должно быть, служили в органах разведки.

- Какую квалификацию вы имеете в виду?

- Бросьте, уж очень вы скромный. Хорошо говорите по-русски, работали в криминальной полиции. Как сказал адвокат Эмиля, вы вместе с Беккером работали в Берлинской комиссии по расследованию убийств, причем вы были комиссаром. Это довольно высокий пост, не так ли?

Я сделал изрядный глоток водки и постарался сохранить спокойствие, ведь подспудно ожидал чего-либо в этом роде.

- Я служил рядовым солдатом и даже не состоял в партии.

- Как теперь выясняется, членами партии были считанные единицы. Удивительно, не правда ли? - Он улыбнулся и приветственно поднял указательный палец. - Оставайтесь таким же скромным, если вам это нравится, господин Гюнтер, но я наведу о вас справки, запомните мои слова, причем исключительно ради собственного любопытства.

- Иногда любопытство похоже на Ерошкину жажду, - сказал я, - лучше оставить его неудовлетворенным. За исключением бескорыстного интеллектуального любопытства, которым обладают лишь философы. Ответы, знаете ли, иногда разочаровывают. - Я допил водку и поставил стакан на книгу записей рядом с его сапогами. - Но я пришел сюда без шифра в носках и лишь для того, чтобы поговорить об изложенном вами деле, полковник. Не лучше ли угостить меня сигаретой из тех, которые вы курили утром, и удовлетворить мое любопытство, сообщив по крайней мере один или два факта по этому делу?

Порошин наклонился вперед и стукнул о стол открытым серебряным портсигаром.

- Угощайтесь, - сказал он.

Я взял сигарету и прикурил от причудливой серебряной зажигалки, отлитой в виде артиллерийского орудия, затем осмотрел ее критически, будто оценщик из ломбарда. Порошин раздражал меня, хотелось как-то отыграться на нем.

- Хорошая добыча, - сказал я. - Это немецкое полевое орудие. Вы купили эту вещицу или никого не оказалось дома, когда вы позвонили в дверь?

Порошин прикрыл глаза, фыркнул, затем встал и направился к окну. Он открыл раму и расстегнул ширинку.

- Одни неприятности с этим овальтином, - сказал он, по-видимому ничуть не смущенный моей попыткой оскорбить его, - и мочегонит же, скажу я вам. Начав мочиться, он оглянулся через плечо на татарина, который так и стоял перед шкафом со стаканом водки на нем. - Пей и убирайся, свинья.

Солдат, не раздумывая, одним глотком опустошил стакан и быстро вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.

- Если бы вы видели, в каком виде такая деревенщина, как он, оставляет после себя туалет, поняли бы, почему я предпочитаю мочиться в окно, объяснил Порошин, застегиваясь. Он закрыл раму и вернулся на свое место. Его сапоги опять оказались на столе. - Мои русские парни временами делают жизнь в этом секторе несносной. Благодарю Бога за таких людей, как Эмиль. Он умеет развлечь при случае, и к тому же очень состоятельный. Он мог достать практически все. Забыл, как называют таких типов на черном рынке?

- Оборотистые Хайни.

- Да, так. Если хотелось развлечься, Эмиль тотчас все организовывал. Он засмеялся своим воспоминаниям, что меня здорово покоробило. - Я никогда не встречал мужчины, у которого было столько знакомых девушек. Конечно, все они проститутки, впрочем, это не слишком серьезное преступление в наши дни, не так ли? Зато какие красотки, скажу я вам!