Реквием по Германии

Филип Керр

"Берни Гюнтер"

Реквием по Германии

перевод Л. Прокофьевой, Л. Букиной

Посвящается Джейн и памяти о моем отце

Это не то, что построено. Это то, что разрушено.

Это не дома. Это пространство между домами

Это не улицы, которые есть. Это улицы, которых уже нет.

Это не воспоминания, которые посещают вас.

Это не мысли о прошлом, записанные в вашем дневнике.

Это то, что вы забыли, что должны забыть.

То, что вы должны продолжать забывать всю вашу оставшуюся жизнь.

Джеймс Фентон. Реквием по Германии

Часть первая

Берлин, 1947 год

Эти дни каждый немец проводил в искуплении собственных грехов и в земных страданиях за все прегрешения своей страны, очистившейся от скверны стараниями великих держав или, по крайней мере, трех из них.

До сих пор мы живем в страхе. По сути, это страх перед Иванами, но вместе с тем и паническая боязнь венерических заболеваний, переросших в эпидемию, и оба эти несчастья, право, стоят друг друга.

Глава 1

Стоял чудесный ясный студеный день, один из тех, когда только и хочется греть руки у пылающего камина да лениво почесывать собаку за ухом. Однако у меня не было ни камина, ни угля, а собак я никогда особенно не любил. Но благодаря стеганому одеялу, укутывающему мои ноги, я с относительным комфортом работал дома в гостиной, служившей мне одновременно и офисом, когда раздался стук в дверь, вернее, в то, что именовалось входной дверью.

Чертыхнувшись, я поднялся с кушетки.

- Подождите минутку! - крикнул я через дверь. - Не уходите. - Я повернул ключ в замке и потянул на себя массивную медную ручку. - Толкните дверь с той стороны, это помогает! - прокричал я снова и услышал скрип ботинок на лестничной площадке, а затем почувствовал, как на дверь налегли с другой стороны. Она содрогнулась и наконец открылась.

Передо мной стоял высокий мужчина лет шестидесяти. Сердитое скуластое лицо с коротким носом и старомодными бакенбардами делало его похожим на старого вожака стаи бабуинов.

- По-моему, я себе что-то сломал, - проворчал он, потирая плечо.

- Весьма сожалею. - Я отступил в сторону, пропуская нежданного посетителя. - Здание немного осело, и дверь перекосило. Нужно бы ее перевесить, но вот беда: инструментов не достать, - посетовал я и жестом пригласил его в гостиную. - И все же нам здесь не так плохо. Стекла целы, и крыша вроде не протекает. Присаживайтесь. - Я указал на единственное кресло, а сам возвратился на кушетку.

Мужчина поставил на пол портфель, снял котелок и сел, тяжело дыша. Свое серое пальто он расстегивать не стал, впрочем, меня это нисколько не смутило.

- Я прочитал ваше маленькое объявление на стене дома по Курфюрстендам, - пояснил он.

- Неужели? - удивился я. На прошлой неделе я приклеил небольшую квадратную карточку - теперь и содержание-то ее вспоминалось с трудом среди многочисленных брачных объявлений, которыми пестрели стены берлинских зданий, покинутых хозяевами, абсолютно не надеясь, что кто-либо соизволит прочесть ее. Идея принадлежала Кирстен, и надо же, она оказалась права.

- Доктор Новак, - представился мой собеседник. - Я инженер. Инженер-технолог на металлургическом заводе в Вернигероде, который специализируется на выплавке цветных металлов.

- В Вернигероде? Это в горах Гарц, не так ли? - припомнил я. - В Восточной зоне?

Он кивнул.

- Меня пригласили в Берлин прочесть цикл лекций в университете. Сегодня утром в гостиницу "Митропа", где я остановился, на мое имя пришла телеграмма.

Я нахмурился, пытаясь вспомнить эту гостиницу. Новак помог мне:

- Это одна из гостиниц, устроенных в бункере. - На мгновение мне показалось, что он собрался было подробнее рассказать о ней, но затем передумал. - Телеграмма от жены. Она настаивает, чтобы я как можно скорее возвратился домой.

- На то есть какие-то особые причины?

Он подал мне телеграмму.

- В ней говорится, будто моя мать нездорова.

Я развернул телеграфный бланк и, пробежав глазами отпечатанные строчки, отметил для себя, что на самом деле в ней говорилось о серьезной болезни матери.

- Весьма сожалею...

Доктор Новак отрицательно покачал головой.

- Вы не верите сказанному здесь?

- Я не верю, что эту телеграмму отправила моя жена, - сказал он. - Моя мать и в самом деле стара, но у нее на редкость крепкое здоровье. Всего два дня назад она рубила лес. Нет, телеграмму, как я подозреваю, состряпали русские, чтобы заставить меня побыстрее возвратиться домой.

- Зачем?

- В Советском Союзе не хватает ученых, и, я полагаю, они намерены депортировать меня, принудить к работе на одном из своих заводов.

Я недоуменно пожал плечами:

- А зачем же тогда они разрешили вам поехать в Берлин?

- Судя по всему, приказ о моей депортации только что получен из Москвы, и советские военные власти желают вернуть меня как можно скорее.

- А вы телеграфировали своей жене, чтобы она подтвердила это?

- Да. Все, что она ответила: я должен немедленно вернуться.

- Итак, вы хотите знать, не арестовали ли ее иваны?

- Я обратился в военную полицию здесь, в Берлине, - сказал он, - но...

Тягостный вздох безошибочно обрисовал мне результат его визита в полицию.

- Нечего было и надеяться, они не помогут, - сказал я. - Вы правы, что пришли ко мне.

- А вы сможете мне помочь, господин Гюнтер?

- Это значит, что придется отправляться в зону, - сказал я, большей частью адресуясь к самому себе, будто меня надо было убеждать в этом. - В Потсдам. Там, в штабе Группы советских войск, можно кое-кого подкупить. Думаю, это будет вам стоить далеко не пару плиток шоколада. Нет ли у вас случайно нескольких долларов, доктор Новак?

Он отрицательно покачал головой.

- Кроме всего прочего, мне тоже причитается кое-какой гонорар. - Я кивнул на его портфель: - Что там у вас?

- Боюсь, только бумаги.

- Может, найдется что-нибудь стоящее среди вещей в отеле? Он опустил голову и безнадежно вздохнул.

- Послушайте, господин доктор, а что вы предпримете, если ваша жена и в самом деле задержана русскими?

- Не знаю, - угрюмо ответил он. На мгновение его глаза потускнели.

Похоже, дела у фрау Новак обстоят не блестяще, подумалось мне.