Тайна мецената

Номер был незнакомый, и во мне проснулась надежда. Может, это новый клиент? Ох, сейчас я ему была рада как нежданному спасителю. Хоть кто-то избавит меня от приготовления пирожков и уроков рисования с Машкой.

– Здравствуйте, могу я поговорить с частным детективом Татьяной Александровной Ивановой? – раздался в трубке мужской голос. Я внутренне возликовала. Ура! Небеса меня услышали – судя по всему, у меня наклевывается новое дело.

– Да, я вас внимательно слушаю. – Я закрыла кран, чтобы у неизвестного мне потенциального клиента не возникло ощущения, что я разговариваю с ним, одновременно смывая что-нибудь в туалете. – Как могу к вам обращаться и по какому вы ко мне вопросу?

– Думаю, мое имя вам известно, – заявил мужчина. – Меня зовут Вольдемар Огородников. Можете обращаться ко мне без отчества – просто Вольдемар, я привык к такому обращению.

– Что ж, очень приятно… – Я немного замешкалась, соображая, с кем имею дело. Раз его имя должно быть мне известно, значит, господин Огородников – фигура знаменитая. Может, актер, шоумен или телеведущий? Представители богемы обращаются ко мне довольно часто, однако я не припомню что-то никакого Вольдемара Огородникова. Интересно, он по паспорту так зовется или это псевдоним?

– Напомните, пожалуйста, откуда мне может быть знакомо ваше имя, – попросила я. А может, никакая он не телезвезда, а попросту кто-то из его родственников ко мне уже обращался, и Вольдемар полагает, что я помню всех своих клиентов по именам и фамилиям?…

– Странно, что вы ничего обо мне не слышали, – заявил мой собеседник. – Мое имя у всех на слуху. А название картины – «Богиня огня» – вам-то уж точно о чем-нибудь говорит? Должны же вы были про нее слышать, не могли не слышать!

– Простите, конечно, но я не искусствовед и не ценитель живописи, – пояснила я. – Я частный детектив, поэтому мне позволительно не знать названий картин. Вы, я полагаю, художник, так?

– Именно, – подтвердил Вольдемар Огородников. – И скажу без ложной скромности, весьма известный. Помимо всего прочего, я являюсь председателем тарасовского Союза художников, а это должно о чем-то говорить! Мое произведение, название которого я вам озвучил, признано шедевром современного искусства. Собственно, о нем сейчас и пойдет речь. Мою картину, мое гениальное полотно украли! И потому я и хочу нанять вас – мне говорили, что вы один из лучших частных детективов в Тарасове. Картину нужно найти немедленно – она ведь почти продана, и человек, который хочет ее приобрести, обещал заплатить немалые деньги. Поэтому вы представляете срочность моего дела, так? За какое время вы найдете мою картину?

– Гм, для начала мне нужно выяснить обстоятельства преступления, – заявила я. Про себя подумала: экий прыткий! Как будто дело раскрыть – как какой-нибудь курсовик накропать, насобирал материал, скомпоновал – и готово! Но я не собиралась объяснять Вольдемару Огородникову, как происходит процесс расследования преступлений – раз он художник, так пусть картины свои и пишет, а я буду заниматься своим делом. К тому же обсуждать детали происшествия в Ленкиной ванной не совсем удобно – все-таки я предпочитаю лично беседовать с новым клиентом, а не по телефону.

– Скажите, вам удобно встретиться сегодня? – поинтересовалась я. – Нам необходимо обсудить ваше дело при личной встрече, к тому же я хотела бы осмотреть место преступления. Когда была украдена ваша картина?

– Скорее всего, вчера вечером или сегодня утром, – ответил Огородников. – Я даже знаю, кто это сделал. Вам надо только представить доказательства того, что мою картину похитил этот наглец Садальский, да засадить его за решетку! Пускай поплатится за свою подлость и лицемерие!

– Садальский тоже тарасовский художник? – уточнила я.

– Художник! – презрительно повторил Огородников. – Да какой он художник? Маляр, который только и умеет, что краску переводить! Да таких, как он, даже в художественное училище не примут, грех так его называть! Самоучка несчастный, бесталанный писака, вот он кто!

– Итак, вы подозреваете именно этого Садальского, – оборвала я поток негодования своего собеседника. – А почему вы считаете, что этот… гм… человек украл вашу картину? У вас есть какие-то улики, свидетельствующие против него? Помимо того, что он является бездарным живописцем, как вы только что заметили?

– Улики! – снова повторил Вольдемар, по-прежнему ядовито. – Знаете, уважаемая Татьяна Александровна, если бы у меня имелись улики, я бы вас не нанимал! Я и хочу, чтобы вы нашли доказательства виновности Садальского, понимаете? Я про него много чего могу вам рассказать, и вы сами поймете, что картину стащил он и никто другой! Ох, наглец распроклятый…

– Ясно, – заключила я, понимая, что надо бы заканчивать разговор да спасаться бегством из Ленкиной квартиры. Будь я в других обстоятельствах, то сто раз подумала бы, браться ли за дело этого абсолютно ненормального, как мне показалось, Огородникова. Не внушал он мне никаких положительных эмоций, прямо скажу. Но там – кто знает, а вдруг дело окажется интересным? Для начала надо выяснить все обстоятельства, а там разберемся.

– Скажите, куда мне подъехать? – спросила я. – И мне бы очень хотелось осмотреть место преступления. Картина находилась на какой-то выставке?

– Нет, кража произошла у меня дома, что самое ужасное! – сказал Вольдемар. – Вот мне и интересно, каким образом Садальский проник в мою квартиру?! Скорее всего, воспользовался моментом, когда мы с гостями отправились в магазин. Наверняка у него имелся дубликат ключей, все спланировал заранее! Но я специально не убирался дома, оставил все как есть, чтобы можно было осмотреть место преступления. Если бы до вас не дозвонился, нашел бы другого следователя, скажу я вам! Разыщите мою картину – подарю вам этюд с автографом, так и быть!

– Спасибо, но мне достаточно денежного гонорара, – скромно заметила я. – Вы ведь в курсе, сколько я беру за день работы?

– Да, прекрасно об этом осведомлен, – фыркнул Огородников. – Если бы вы знали, сколько долларов обещано за мой шедевр… Эх, главное найти картину, это может быть самым блестящим делом за всю вашу карьеру!

М-да, ну у него и самомнение, подумала я про себя. Явно от скромности не умрет. Вслух же я произнесла:

– Назовите адрес вашей квартиры, в которой находилась картина до ее исчезновения!

– Улица Митяева, дом тридцать два, – отрапортовал Вольдемар Огородников. – Второй этаж, квартира четырнадцать. Вы представляете, как сюда добраться? Или объяснить?

– Не беспокойтесь, адрес я найду, – заверила я художника. – Часам к трем, думаю, буду у вас.

– Хорошо, вас жду! – объявил Огородников и повесил трубку.

Я вышла из ванной, на ходу засовывая мобильник в карман джинсов. На кухне что-то кипело и булькало, Ленка бегала от плиты к столу и, по-видимому, была полностью поглощена процессом приготовления еды. Из Машкиной комнаты доносилась громкая поп-музыка, Ленкина дочка вовсю подпевала, при этом умудряясь так фальшивить, что уши сворачивались в трубочку. Похоже, девчонка не стала меня дожидаться, сама взялась за свой пейзаж, и мои услуги в качестве помощника были больше ей не нужны. Это радует, отметила я про себя и прошла на кухню.

На звук моих шагов Ленка обернулась – она обжаривала лук на сковороде.

– Что, уже нарисовали? – осведомилась подружка. Я пожала плечами.

– Машка рисует, а я зашла сказать, что мне надо идти. Клиент позвонил, работа.

– Ой, Танюш, жалко-то как! – всерьез расстроилась Ленка. – Я ж тебя пирожками не угостила – они не готовы пока, начинку вот делаю… Может, подождешь немного? Мне тут совсем чуть-чуть осталось, картошка сварилась, сейчас миксером быстренько ее в пюре превращу, налепим с тобой пирожки, и в духовку. За час точно управимся!

– Нет-нет! – поспешила отказаться я, с ужасом представляя себе, что сейчас моя хозяйственная подруга нацепит на бедную Таню Иванову фартук и заставит ее возиться с мукой и тестом. – Увы, не могу никак задерживаться, работа, сама понимаешь! С радостью бы осталась, но труба зовет!