Страница 20 из 77
— Ты такой горячий! — де Мезьер обхватил руками его бока и крепко сжал. — Хочу тебя, прямо сейчас. Идём!
Он буквально с силой толкнул его в комнату и запер засов. В Джованни действительно не утихла та буря, которая распалилась от схватки, и не хотелось терять время на раздумья. Договор следовало выполнять. Он скользнул взглядом по незажжённому очагу:
— Мы не замёрзнем?
— Сейчас согреемся! — советник короля был настроен решительно, заваливая его спиной на кровать и одаривая поцелуями лицо и шею — то, что не было скрыто под одеждой. Он нетерпеливо запустил свою руку под подол верхнего платья не сопротивляющегося Джованни, расшнуровывая шоссы, потом стянул их вместе с брэ, откинув прочь, расположившись между раскинутых в стороны ног. — Как ты хочешь?
Слова де Мезьера развеселили Джованни: шлюху ещё спрашивают — иметь ее задом или передом! Он не смог удержаться от смешка:
— Снизу или сверху? — ехидно поинтересовался он. — Свяжи меня!
— Ну уж нет! — возмутился Готье. — Я в ваши с Михаэлисом игры не играю. Маслом смажу, где нужно, но всё остальное — без затей. От женщины ты отличаешься лишь тем, что вход узкий и сисек нет. Я тебя спросил, чтобы ты потом не верещал, что больно.
— Ты мне вчера ночью чуть член не оторвал! Ладно, — Джованни прикинул, что такие шаги навстречу для де Мезьера — редкость, поэтому он просто постарается его сдерживать. Отношение ученика палача к своему покровителю после приятной прогулки, познавательного рассказа, размышлений и тренировочного боя начало меняться — тепла прибавилось. И он даже не заметил, как перешел с советником короля на «ты». — Мне нужны ласки, если хочешь потом спокойно творить со мной, что тебе вздумается.
Джованни приподнялся на локтях, а Готье резво присел на колени перед ним, положив свои руки ему на бёдра:
— То есть — поцелуев недостаточно? А где поглаживать?
— Да везде! Давай… пока я тебя ртом буду возбуждать, ты меня руками: помнишь, что Гумилиата пером проделывала? Вот как-то так… а не просто пальцем в зад тыкать, — он начал стягивать с себя одежду, оставшись полностью обнаженным. — И активнее, иначе я замёрзну, — он внезапно почувствовал, что внизу, где-то внутри живота и поближе к анусу разгорается огонь от предвкушения скорого соития, игры волн боли и наслаждения. «Это — похоть, а не желание сердца!» — успокоил себя Джованни.
Готье де Мезьер всё делал тщательно и прилежно, не замечая, как сам втягивается в предложенную игру, проявляя желание. Джованни действительно казался совершенным творением сразу нескольких опытных скульпторов: Господа, что дал жизнь и облик, Мигеля Нуньеса, что усилием воли довёл тело до идеальной красоты, и самого Мональдески, что послушно и ежедневно подпитывал свою форму, упражняя ее.
— Давай уже! — нетерпеливо требовал де Мезьер, следя за движением кончиков собственных пальцев, оглаживающих глубокую ложбину между двух налитых силой ягодиц, в которую хотелось поскорее войти, сминая сопротивление. Джованни сдвинулся — медленно, со стонами, насаживая себя на узловатый от своей наполненности и твердый стержень. Потом он вдруг прогнулся в спине, откидывая голову, выпячивая вперёд грудь, выгибаясь назад, притягивая де Мезьера к себе за шею, обращаясь за поцелуем. При этом взгляд у него был при неясном свете дня такой затуманенный, вожделеющий.
— Гийом говорил мне, что ты очень гибкий… — Готье не ожидал, что его любовник так скоро сам начнёт требовать поцелуев, задвигался, крепко сжав руки по обе стороны талии Джованни, потом перехватил поперёк груди, повалил его ничком на кровать, навалившись сверху, рывком входя полностью в уже разработанное отверстие, обхватил одной рукой за плечи, прижимая к себе и в то же время вдавливая в кровать. Шепнул на ухо: «Всё хорошо?» и, получив кивок, начал двигаться внутри: то вынимая член почти до головки, то резко насаживаясь до самого основания. Джованни поднимал голову, вскрикивал, когда Готье глубоко вталкивался. Он то ускорялся, то замедлял движения, будто никуда не спешил, с упоением вслушиваясь в стоны. «Если я что-то делаю неправильно, хватай зубами мою руку». «Продолжай, stupido!». Любовник дрожал в его руках от удовольствия и боли от распирания изнутри, что пронзала, а потом уходила, доставляя удовлетворение. Кричал, с трудом переводя сбитое дыхание, утапливая голос в простынях, когда Готье уж слишком рьяно и быстро двигался.
***
Заботливо укрытый одеялом, Джованни горько плакал в подушку. Де Мезьер, расположившийся рядом, целовал его в шею и успокаивающе гладил по спине:
–… ты просто не можешь признаться себе, что тебе нравится само соитие. И если есть в тебе желание им заниматься, получать удовольствие таким способом, то это — прекрасно. Беда твоя вся в том, что твоё прошлое наложило отпечаток на твою душу: ты теперь во всём видишь только своё ремесло, подавляешь желание. Может, у вас с Михаэлисом всё было не так…
— В том и дело, — Джованни повернул к Готье мокрое от слёз лицо, — что не так… и сейчас было — не так! Шлюха не должна хотеть, не должна желать чувств… от клиента.
— Это всё твоя боль по делла Торре! — сразу отозвался де Мезьер. — Разочарование затопило твоё сердце, закрыло его для других. Но ты позволил себе полюбить Михаэлиса, хоть он и порядочная сволочь. За то, что он творил, я бы не простил, это только ты такой добросердечный и отходчивый. И Гийома ты тоже по-своему любишь. На мне-то ты чего так ломаешься?
— Ты… — Джованни не знал, что сказать, терялся в сумеречном беспокойстве, а от того и жалел себя до слёз, что не может осмыслить, что происходит: он сам захотел, чтобы Готье его взял, грубо, напористо. В один момент сломались какие-то преграды, и он сам притянул его для поцелуя, а потом продолжал целовать ещё и ещё… И когда Готье перевернул его на спину и взял как женщину, он не лежал, раскинув руки по сторонам, тяжестью чужого тела вдавливаемый в кровать, а ласкал шею, спину, бока — до чего мог дотянуться. Может быть, глаза его на тот момент и были закрыты, но Джованни никого не представлял перед внутренним взором, а просто наслаждался ощущениями. — Ты смутил мой разум своими речами!
— Давай так, — Готье снисходительно улыбнулся, стараясь не выдать своё внутреннее торжество. — Мы приостановим твою часть нашего договора на время поездки в Реймс. Я не буду ничего требовать, если ты опять сам не захочешь. У тебя будет возможность всё обдумать, прислушаться к своим желаниям, а потом, когда вернёмся в Париж, ты точно скажешь, какие между нами отношения: ты — шлюха, а я твой клиент, или мы — любовники. Согласен?
Джованни утвердительно кивнул. Де Мезьер кратко поцеловал его в губы, утверждаясь во взгляде, полном благодарности:
— Я сейчас попрошу Филиппу согреть для тебя воду, потом вернёшься в спальню, поспишь немного. Ручаюсь, что прошлой ночью ты почти не сомкнул глаз! А к вечерней трапезе я тебя разбужу, чтобы ты успел собрать вещи для поездки.
***
Они выехали на следующий день. Из низких серых туч шел промозглый холодный дождь, поэтому начало путешествия не сулило никаких радостей, кроме промокшей насквозь одежды под конец дня и продрогших до костей тел, что могло принести только горячку и надрывистый кашель. Де Мезьер выбрал странную дорогу — не вдоль езженого тракта, а параллельно ему, через маленькие деревушки, что удлиняло время, затраченное на путь. Только потом Джованни разгадал его план: хозяева постоялых дворов и харчевен на главной дороге взвинтили цены до небес, зная, что весь цвет французской знати устремится в эти дни в Реймс. В деревнях можно было делать остановки чаще, что-то перекусить, а главное — согреться и обсушить одежду у тёплого очага.
Готье де Мезьер не обманул, предлагая временное прекращение договора, вел себя осмотрительно, только к поздней ночи, когда они решили лечь спать, предложил выбор: тёплая хозяйская спальня или комната наверху. Джованни долго не колебался: Готье заверил, что кроме невинных объятий и поцелуя на ночь, как тогда, в Тулузе, ничего не будет.