Страница 18 из 77
========== Глава 11. Идеи вольнодумцев ==========
— Я не знаю, насколько стоит обвинять нашего доброго наихристианнейшего короля Филиппа в жестокосердии, но любой из его поступков можно оправдать, ибо делался он во благо и для укрепления государства, — они вышли из таверны, прошли немного вглубь квартала и свернули налево к низкой церкви, стиснутой домами, но окруженной оградой с садом. Де Мезьер остановился:
— Скажи мне, Джованни, ты счастлив в этой своей земной жизни?
Ученик палача положил руки на прутья ограды и сильно сжал их, облокотившись, вглядываясь в темные алтарные окна:
— Я был здесь… кажется…
— Это не ответ, — мягко напомнил советник короля.
— Да. Счастлив, — Джованни повернул к нему голову. — Еще бы вернуть Михаэлиса. Когда чувствую его рядом — мне спокойно.
— Нет! — покачал головой де Мезьер. — С ним — ты не свободен. Он же берёт над тобой руководство, а не ты. Когда последний раз ты принимал сам решения? Я имею в виду не нужды тела, а такие: когда поехал к Гийому или ко мне?
Джованни надолго замолчал, прислушиваясь к себе. То, о чём сейчас толковал де Мезьер, отравляло душу, поскольку было истиной, которую никак не хотелось признавать.
— Надеюсь, он не осудит меня… — наконец выдохнул ученик палача, — наши чувства крепки, как и наша любовь…
— Дай вам Господь, — покачал головой Готье, — вот вам и суть испытания: ты не будешь упрекать его в той жизни, что он скрывал, а он не станет гневаться на тот путь, что ты избрал по своей воле.
— Вы хотите смутить меня? — с вызовом спросил Джованни, и его брови нахмурились, устремившись сойтись на переносице.
— Нисколько! — советник короля погладил его по плечу, успокаивая. — Я слишком хорошо изучил людские нравы.
— Тогда не стоит говорить о пустом! Лучше скажите, почему мы остановились именно здесь? Что это за церковь?
— Это Сен-Жюльен-ле-Повр. Именно здесь проходят встречи тех, кто ревниво изучает богословские науки. Эти стены слышат немало идей, которые можно счесть и ересью, и государственной изменой. Богословы собираются здесь, а студентов учат вон там, — де Мезьер указал рукой направление, — в паре кварталов отсюда. Так называемое Studium generale, где преподают такие дисциплины, как искусства, богословие, юриспруденция и медицина. Слышал о таких? Если бы твоя семья могла заплатить хоть немного денег за обучение, то и ты мог бы в свои тринадцать лет пойти учиться, а не торговать своим телом.
Джованни покраснел, опустив глаза, вспоминая тот памятный вечер, когда с молчаливого согласия семьи он избрал иной путь. В словах де Мезьера сквозила истина, несомненно, так бы оно и случилось, будь воля Господня иной.
— Этого не произошло. Зачем жалеть и вспоминать былое? — ученик палача постарался оправдаться. — Даже если бы и были лишние деньги, то их вложили бы в дело. Зачем лавочнику или держателю постоялого двора искусства?
— Не в этом суть, — Готье заметил то замешательство, которое он намеренно произвёл в душе своего собеседника, и пошел дальше, взяв его ладонь в свои, слегка поглаживая пальцами вдоль начертанных линий по тонкой коже запястья, вызывая наслаждение и внутренний трепет своими касаниями. — Молодые юноши, вступая на путь обучения в тринадцать-четырнадцать лет, изучая грамматику, риторику, диалектику, арифметику, геометрию и музыку, навечно попадают в так называемое «студенческое братство», ведь длительность обучения зависит от их талантов: от шести до двенадцати лет. И все эти годы они равны: ни титул, ни богатство не делает одних выше других. Ты знаешь, почему студенты и преподаватели такие вольнодумцы? И не боятся ничего, когда напьются и гуляют ночами по улицам, горланя песни?
— Нет. — Лёгкие поглаживания де Мезьера удивляли и сбивали Джованни с толку: что же в советнике короля таится изначально? Напускная грубость или деланная нежность? Сейчас он вел себя осмотрительно, видимо, памятуя о том случае, когда выгнал его из своей комнаты в холодную ночь. Считать ли это извинением? — Расскажите мне.
— Причина в вольностях, что дарованы монархами и понтификами: студенты не подлежат суду светской власти, а значит, городская стража не имеет права их задержать и препроводить в тюрьму. Вот они этим и пользуются, а власть церковная, которая должна их судить, не ходит по ночам со стражей. Хоть не так давно и определили специального человека, которому дали полномочия препровождать студентов в церковный суд, но он один, кто же захочет быть побитым разбуянившимися молодыми людьми?
— А их учителя тоже нарушают законы по ночам? — лукаво спросил Джованни.
— Учителя, — со смешком продолжил де Мезьер, — замечены в другом: своим вольнодумством они попирают законы, рассказывая с кафедр, как должен быть обустроен наш мир и каким образом принизить власть церкви над королём — и наоборот, толкуют Святое Писание и Предание, как хотят, зная, что судить их может только понтифик, предварительно выслушав.
— И что из того, если один учитель в одном городе начнёт богохульствовать?
— Почему в одном? — удивился его словам советник короля. — По их вольностям этот мастер, входящий в гильдию и получивший право на преподавание, может спокойно перемещаться из города в город, из одного университета в другой, без сдачи особого экзамена.
— А ты? Ты сам был студентом? — продолжил допытываться Джованни.
— Конечно! — де Мезьер улыбнулся, предавшись каким-то своим воспоминаниям. — Все принцы крови, сыновья нобилей и богатых горожан постигают науки. Сколько понтификов, кардиналов, архиепископов, советников, законников учились вместе, а потом, заняв свои высокие должности, прекрасно продолжают давнее знакомство! В Парижском Университете все разделены на четыре факультета или нации: французы, англичане, включая германцев, нормандцы и пикардийцы. Все они сначала обучаются на своих языках, а потом сливаются в общую «семью». Для всех, кто не является жителем Парижа, созданы специальные «коллегии», этакие резиденции, где студенты и преподаватели могут жить и не платить высоких цен за съемное жильё.
— Интересно… — задумчиво произнёс Джованни, — но мне уже поздно, к сожалению…
— Почему же? — пожал плечами де Мезьер. — Если сдашь экзамены, то сможешь быстро продвинуться. А без разрешения и бумаги об окончании факультета ты сможешь заниматься своим лекарским делом только под крылышком Михаэлиса, но не сам!
— А разве Михаэлис учился в Университете? — Джованни познавал всё новые грани тайной личности своего учителя.
— По моим сведениям — да. Мигель Фернандес Нуньес — Мастер медицины, получил свой диплом в Монпелье, потом переместился из-под власти короля Майорки и лорда Монпелье под власть короля Франции в Агд [1].
Джованни был поражён до глубины души. Он не знал об этом — не по собственному недомыслию, а по скудости тех сведений, что доносились до него. Ему никто и никогда не рассказывал, как можно стать лекарем, ведь Михаэлис всегда был простым палачом города Агд, что было занесено во все реестры по выплатам довольствия и жалования, а его практика, как полагал Джованни, просто исходила из опыта и желания помочь больным и нуждающимся.
— Так вот что он имел в виду, говоря «учился у лучших»! — единственное, что мог произнести ученик палача, выражая собственные чувства, заставляющие кровь вскипать от возбуждения перед открытием чужих тайн. — Но Михаэлис — простой палач, а не лекарь! Почему так? Я не понимаю! Может, у вас есть объяснение?
— Объяснение можно дать только от собственного ума, — Готье выпустил его ладонь и положил обе руки на плечи. Со стороны можно было решить, что двое собеседников просто о чём-то спорят, если бы левая рука де Мезьера, невидимая окружающим, свободно не заскользила вниз, под плащ, медленно оглаживая бок и спину Джованни. — Я могу только предполагать, что двигало Мигелем Нуньесом, когда он решил скрыть от большей части людей своё искусство. Всё дело в его учителе — Арнальде из Виллановы. Он настолько был знаменит, что лечил королей и понтификов, если бы…