Страница 42 из 57
— Почему Гаррет выбрал именно тебя? — Ингвар с удовольствием рассматривал страх, затаившийся в глубинах светлых глаз наложника и плотнее сжал пальцы на его горле.
— Меня купят первым, в любом состоянии, даже оттраханным всеми дворцовыми стражниками. Остальные рабы стоят дешевле, но более покладистые, чем я, — прошептал Яснил, не отводя взгляда.
— А ты, значит, слишком высоко себя ценишь? — ухмыльнулся Ингвар.
— Я не был рождён рабом! — в тихом голосе наложника прозвучала твёрдость железа, и на миг его глаза полыхнули яростью, а потом потухли, и в них опять вернулась безучастная, равнодушная покорность.
========== Глава 28. Неясные намерения ==========
По началу, как только оказался в Арнауте много лет назад, Ингвар не понимал, что такое рабство. В Дорсее, откуда он был родом, рабства не было. Народ, живший на многочисленных островах, считался единым, поскольку говорил на схожем языке, а для обработки земли достаточно было народить крепких сыновей или договориться с соседями. Для арнаутцев же, рассеянных по земле, привозимые из других стран люди были товаром, поскольку рабочих рук не хватало для выполнения тяжелых работ. Общество здесь разделялось незримыми границами, над которыми сияло божественное солнце правителя.
Сами арнаутцы имели множество налоговых привилегий, пользуясь своим происхождением, гости из других земель платили намного больше за право селиться, работать или торговать, но были лично свободны. Рабов привозили издалека, захваченных и проданных в ходе военных действий или своими же сородичами. Ещё в рабство продавали себя те, кто утратил средства к существованию или был зависим от своей семьи настолько, что ему проще было продать ребёнка, чем прокормить. Дети рабов тоже становились рабами. Давать вольную здесь было не принято.
В глазах хозяина — раб похож на домашнее животное, только более полезное, чем собака. Хозяин кормит, следит за внешним видом, разговаривает, гладит, иногда балует. Пёс исполняет приказы, преданно смотрит в глаза и ждёт поощрения. Его можно отправить спать на коврик под дверью или взять в постель, посадить на цепь или дать свободу, ограниченную двором. И пёс не перестаёт служить своему хозяину: становится только злей, если его наказывать, или, наоборот, жиреет и проявляет беспечность, если ослабевает воля хозяина, и тот начинает слишком во многом уступать. Поэтому и раб утрачивает всё человеческое, становясь вровень с домашним питомцем.
Рождённый же рабом и выросший среди рабов не знает, что такое свобода. У него есть еда, место для сна, одежда, и он не представляет себе, как ещё можно жить, не завися от хозяина, и никогда не чувствует себя несвободным. Иное дело те, кто знает, понимает и ценит, вынужденно принимая своё изменившееся положение.
— Ну-ка верни всё обратно! — Ингвар ослабил пальцы. — Я с тобой ещё не закончил!
Взгляд Яснила вновь стал осмысленным. Он положил пальцы на запястье Ингвара, мягко отстраняя его руку от своего горла:
— Не ищите во мне врага, господин, прошу — не унижайте ещё больше. Я всего лишь выполняю то, что мне приказано, — голос у Яснила был мягким, вкрадчивым, уговаривающим и усталым. Наложник закрыл глаза, расслабленно прислонившись к стене. — Если я больше не нужен, то вы можете просто отправить меня обратно. Не нужно ни купальни, ни дивана…
Ингвар отстранился, внимательным взглядом окидывая Яснила. В тусклом свете его кожа казалось еще темнее, а растрепанные волосы отбрасывали на светлую мраморную стену причудливую вытянутую тень, делая очертания фигуры необычными, какими-то неуловимо знакомыми из прошлого. Тех времён, когда изумрудные серьги, так живо повторяющие цвет глаз, остались лежать некупленными в лавке ювелирных дел мастера.
Герцог Байонны моргнул, фокусируя расплывшийся перед глазами образ. Нет, эти глаза были другими: тёмно-серыми и блестящими, настороженно-пытливыми. Ингвар положил ладони на плечи Яснила, провёл вниз по груди, бокам, остановил на животе, который затрепетал и поджался от этих уверенных прикосновений. Раб напрягся в ногах, стиснул ягодицы. Наложник был красив совершенством своего тела, но не вызывал у старшего мужа никаких эмоций и желаний. В нём не было мягкости, податливости, лишь жесткие мышцы, гладкая кожа, рельефно огибающая кости ребер и плоский живот, натянутая как струна. Ингвару пришлось хорошенько ещё раз встряхнуть Яснила, чуть не приложив того головой о стену, чтобы заставить пошире раскрыть глаза:
— Я десять лет прожил в этом дворце, — сурово начал говорить Ингвар, не отрывая взгляда от Яснила, — и порядки знаю! Что ты мне такого можешь рассказать, чтобы твоя бесценная задница не сильно пострадала?
— Всё, что пожелаете! — уверенно ответил наложник. «Не понимаю, что такого разглядел в тебе Альваро? Ну, кроме того, что трахать тебя приятно?»
— Запомни, если расстроишь моего младшего мужа, я тебя в клочья порву, заместо дворцовой стражи. Продавать нечего будет. Понял? — Ингвар выпустил его из рук и взглядом указал на глубокую каменную чашу, наполовину наполненную студёной водой. — Умойся!
Яснил самостоятельно открыл специальную заслонку, наполняя ёмкость, горячей водой, текущей извне, где, по всей видимости, горела печь для нагревания воды. Склонившись, он несколько раз зачерпнул полные ладони и вылил себе на лицо и грудь, с трудом стирая кончиками пальцев размытые потом полосы краски, больше развозя их по всему лицу. Ингвар протянул тряпицу, терпеливо ожидая ответа наложника.
— Это всё Гаррет, управляющий мужским гаремом, — вымученно проронил Яснил, переминаясь с ноги на ногу. Каменный пол был обжигающе холодным для босых ступней ног. — Я уже не наложник правителя Арнауты, а дворцовый раб. У меня больше нет отдельной комнаты, я теперь буду спать вместе со всеми. И сегодняшняя ночь — для меня последняя, когда… когда я чувствую… не важно! — Яснил замотал головой, будто отгоняя зачаровывающий морок прочь. — Простите меня за дерзость! Вам не должно быть дела, где я сплю.
— Почему это? — с подозрением покосился на него Ингвар. И склонился над второй чашей, наполняя её горячей водой и явственно ощущая, как кожа тела покрывается пупырышками. Сверху купальни были проделаны отверстия наружу: жарким летом они спасали от излишней влаги, но зимой сильно остужали, если бы не печь за стеной. — Одно дело — тебя только Бейсил трахает, а другое — полдворца. А потом под моего мужа подкладывают! Портовая шлюха чище! Давай, признавайся!
— В чём? — испуганно охнул Яснил, распрямился, прижав руки к груди, и захлопал своими длинными ресницами.
— Что тебе приказали, когда привели сюда? — Ингвар протянул ему ковшик, чтобы легче было поливать тело водой и продолжить омовение.
— Я же говорю, дело в Гаррете…
— Как-то слишком иносказательно! Давай без двойных смыслов. Что с этим парнем?
Яснил зачерпнул воду и вылил себе на живот, быстро растирая ладонями:
— Гаррет знает, что рабы, освещенные божественным солнцем, ценятся намного выше, чем дворцовые…
— Вот так мне говори, — нетерпеливо перебил его Ингвар. У него уже было мало времени: Альваро с этарами должны перестелить постели и подготовиться ко сну. И не было сомнений, что младший муж скоро нетерпеливо толкнётся в дверь, — если Бейсил последним побывал в твоей заднице, то цена подскакивает до небес! Но сейчас это уже не так!
— Верно, — согласился Яснил, — но об этом знают только правитель и Гаррет, который послал сегодня меня и пришлёт еще двух, выставленных на продажу. Моя цена уже невелика, но покупатели, которым нас предложит Гаррет, об этом не узнают. Разницу заберёт себе Гаррет. Такой его план. Для вас же у него приготовлены другие рабы — брат и сестра — для старшего и младшего мужей Байонны.
— Я не понял — а Бейсилу-то в чём выгода? — нахмурился Ингвар. — Ведь он же сам послал к нам тебя.
— Не он, а Гаррет. Управляющий как бы неверно истолковал желание правителя. Гости не приняли раба или приняли, но приказали уйти. В любом случае — раб испорчен и потерял сильно в цене, — Яснил спокойно и медленно вытер мокрое тело куском ткани, взяв верхний из приготовленной заранее стопки, и обвернул его вокруг чресл. На лице наложника уже не было краски, оно стало мягче в линиях черт и ещё красивее. «Так вот, что разглядел Альваро! Идеальный… куклёныш». Яснил улыбнулся, будто услышав мысли Ингвара, и скромно опустил взгляд, взмахнув ресницами. «Лучше, конечно, оставить его при себе… Пока Альваро не наиграется. Да и мне понравилась сегодняшняя ночь. Но какова цена?».