Банджо

- Я тебе объясняю, сынок, что он был безнадежен уже тогда, когда уезжал из Франции. Сюда, в западный Канзас, он добрался лишь благодаря своей молодости, чувству юмора и еще виски. Ну и, наверное, ему хотелось сюда вернуться. И вовсе я не отказываюсь помогать ему как могу. Я могу давать ему всякие таблетки, даже поднять немного давление, но легкие и почки уже почти совсем не работают. И рассказываю я это тебе только потому, что считаю - твоему отцу надо знать, что его сын может умереть со дня на день.

- Я знал, что от него остались лишь кожа да кости, но он все улыбался, шутил, говорил, что по-прежнему бегает за девочками.

Когда Гэс поворачивался, чтобы снова подойти к Лу, он услышал голос Мартина, доносящийся с улицы:

- Доктор! Доктор Винкельман! Вы здесь?

И Гэс каким-то образом сразу догадался, что произошло, почему это произошло, и кто виноват в том, что произошло.

- Доктор, это Мартин, мой брат, - сказал Гэс. - У нас на ферме что-то случилось!

Доктор схватил свой чемоданчик, и они вышли из номера Лютера. В это время в фойе ворвался Мартин. У него был полубезумный вид, но глаза оставались проницательными и колючими.

Он сразу рассказал, что произошло.

- Несчастье с папой! Его затянуло в культиватор. Он не смог сдержать лошадей... - Мартин посмотрел на Гэса и сказал так, будто зачитывал обвинительный акт в суде: - Ты запрягал этих лошадей.

- Я поеду на машине, - сказал врач. - Но вы мне покажете дорогу.

Машина "Форд" модели "Т" производила намного больше шума, чем коляска Мартина, но ехала немного быстрее.

- А что с лошадьми? - спросил Гэс, когда они с грохотом, на полной скорости, выезжали из города. Люди на улицах смотрели им вслед, чувствуя, что произошло несчастье, что спешка неспроста.

- Я обрезал поводья. Они тут же умчались к черту. Может, они уже в Монтане.

- Он был жив, когда ты отправился в город? - прокричал доктор. Он склонялся над большим деревянным рулем, не отрывая глаз от дороги и выжимая полный газ.

- Жив. Он кричал, - сказал Мартин, - ну, как вот верещат кабаны, когда их подстрелят в брюхо.

Они мчались по гравиевой дороге, прыгая по ухабам и выбоинам, притормаживая на крутых поворотах, а потом, с прежней скоростью, снова устремляясь вперед. Они проехали новоприобретенные участки Гилпинов, пронеслись мимо всего этого приумножения, оставили позади большой дом центральной фермы.

Выбрав относительно ровное место, доктор на небольшой скорости съехал с дороги, перебрался через канаву, отделявшую дорогу от поля, и выехал на поле. Здесь он снова прибавил газу. Когда он увидел, куда именно ему нужно ехать, то еще прибавил скорости. И черная машина с высокими колесами помчалась сквозь зеленую кукурузу, потом по грядкам. Подъехав к культиватору, который стоял недалеко от ореховой рощицы, доктор резко затормозил, остановил машину, и, не открывая дверцы, перепрыгнул через нее и соскочил на землю. На стальных зубьях культиватора висел человек.

Глаза отца сделались серо-зелеными, как у зверя, попавшего в ловушку; челюсть была упрямо выставлена вперед, будто он и сейчас не хотел признать поражения, не допускал мысли, что сталь может пронзить его внутренности.

- Не двигайтесь, мистер Гилпин, - спокойно сказал врач, доставая из чемоданчика шприц. Наполняя его, он так же спокойно сказал сыновьям: Может, вы попросите у него благословения, пока еще есть время?

- Да, сэр. - Гэс первый бросился к отцу, наверное, подгоняемый странным чувством вины, которое наполнило его глаза слезами. - Папа, папа, извините меня, извините, что я вот так уехал, извините, что из-за меня вы!..

А Мартин спросил:

- Папа, а что мне сейчас нужно сделать?

- Боже, я еще не готов, - простонал отец, когда врач наклонился к нему, чтобы сделать укол.

- Наверное, никто никогда не готов к такому, - мягко сказал врач. - Вы хотите что-нибудь сказать своим сыновьям?

- Будьте достойными людьми, ребята, не позорьте моего имени, заботьтесь о матери. С гордостью носите фамилию Гилпин... - Он стал говорить что-то несвязное, голос срывался на рыдание. Потом снова произнес четко: - Заботьтесь о матери, о сестре, молитесь, когда положено, и работайте, работайте без передышки, все должно давать доход, приумножение.

Опиум наконец подействовал: у отца отвалилась челюсть, глаза затуманились, речь стала совершенно бессвязной. И, наконец, голос стих, как иногда неожиданно стихает в прерии ветер, гонявший пыль.

- Он умер? - спросил Мартин.

Доктор Винкельман взял старика за запястье, стал нащупывать пульс. Потом, после долгого молчания, кивнул головой.

- А какой это укол вы ему сделали? - спросил Мартин холодным и подозрительным голосом.

- Болеутоляющий. Я хотел, чтобы он не мучился так сильно. Я думал, и вы хотели, чтобы я сделал именно это. Но если вы недовольны, если вас что-то беспокоит, можете мне не платить за услуги.

- Подождите, подождите, - сказал Гэс сквозь слезы. - Не сердитесь, доктор Винкельман. Что нам теперь делать?

- Предстоит очень неприятное дело. Может быть, вам сначала стоит выпить немножко медицинского спирта.

С этими словами он вытащил коричневую бутылку из своего черного чемоданчика, открыл ее, отхлебнул и передал бутылку Мартину.

- Мне это не нужно, - отказался Мартин. - Я и без этого обойдусь. - И добавил, обращаясь к Гэсу: - И тебе не нужно.

- А мне, наверное, нужно, а не то я сейчас упаду, - сказал Гэс слабым голосом, опускаясь на колени. Он взял бутылку и сделал глоток. Спирт обжег горло и внутренности.

- Эй, хватит! - крикнул Мартин.

- Нам надо поторапливаться, - сказал врач. - Скоро сюда набежит много народу, некоторые полезут помогать, а большинство будет просто глазеть.

- Да, сэр, - ответил Гэс. - А папе всегда очень не нравилось, когда посторонние совали нос в его дела.

- Тогда, ребята, беритесь за вот то колесо и разворачивайте эту штуку... Так... на ровное место... так... а теперь подальше от этого дерева... а я попытаюсь вытащить у него из живота эту проклятую железяку.

Мартин и Гэс исправно выполняли распоряжения доктора, который пытался стащить тело с вонзившегося в него изогнутого стального шипа.

- Мартин! - По лицу доктора обильно стекал пот. - А ну-ка, поддай, вот здесь, чтоб приподнять его чуть повыше.