Страница 38 из 40
- Не надо никакого четвертака, - сказал мальчик. Он снова рассмеялся веселый и простой звук. Свежий. - Не нужен мне ваш четвертак. Я и так богатый, у меня два доллара. Но мне хочется на вас посмотреть. Только, если сломаете что-нибудь, не говорите, что это я вам дал.
- Не волнуйся, - сказал Билл. - Не скажу.
Он пальцем толкнул одно из истертых колес на доске, любуясь легкостью, с которой оно двигалось, - оно зажужжало, как будто внутри вертелся миллион подшипников. Звук ему нравился. Он вызывал какие-то хорошие, давно забытые чувства. Какое-то ощущение теплоты, прекрасной, как любовь. Он улыбнулся.
- О чем вы думаете? - спросил мальчик.
- Что сейчас убьюсь, - сказал Билл, и мальчик засмеялся.
Билл опустил доску на дорогу и поставил на нее одну ногу. Он покатал скейт туда-сюда, приноравливаясь. Мальчик наблюдал. В уме Билл уже видел себя катящим по Витчем-стрит к Джэксону на жгуче-зеленой, цвета авокадо, доске мальчика - сзади развеваются, как хвост, полы его спортивной куртки, лысина блестит на солнце, колени согнуты и подрагивают, как у неопытных лыжниц, когда они летят со своей первой горки. В таком состоянии что-то в тебе говорит, что ты вот-вот упадешь или уже упал. Он бьется об заклад, что мальчишка никогда не будет ехать на доске подобным образом. Он бьется об заклад, что ребенок поедет так, (чтобы обогнать самого черта) как будто не будет никакого завтра.
Хорошее чувство погасло в его груди. Он слишком ясно увидел, как доска выскальзывает у него из-под ног и летит, ничем не обремененная, вниз по улице, невероятная жгуче-зеленая доска того цвета, который может полюбить только ребенок. Он увидел и себя, падающего на зад или, может быть, на спину. Видел и одиночную палату в городской больнице, где он однажды был, когда навещал Эдди в такой же комнате, после того, как тот сломал руку. Билл Денбро, вытянувшийся во всю длину, одна нога подвешена на растяжках. Входит доктор, смотрит на его карту, потом на него и говорит:
"Ваши две главные ошибки, мистер Денбро, заключаются в том, что, во-первых, вы плохо правили доской, а во-вторых, вы забыли, что вам скоро сорок".
Он наклонился, поднял доску и подал ее мальчику.
- Думаю, не надо, - сказал он.
- Струсили, как цыпленок, - сказал мальчик, не очень обижаясь.
Билл приставил большие пальцы к ушам и стал хлопать локтями:
- Цып-цып-цып! Мальчик засмеялся.
- Мне пора домой.
- Будь осторожней на дороге, - сказал Билл.
- Нельзя быть осторожным на доске, - ответил мальчик, глядя на Билла, как будто он был одним из тех, у кого "крыша поехала".
- Хорошо, - сказал Билл. - "О'кей", как мы говорим в кинобизнесе. Я тебя понял. Но все-таки держись подальше от люков и любой канализации. И старайся держаться рядом с друзьями.
Ребенок кивнул.
- Я уже совсем рядом с домом.
Мой брат тоже был рядом с домом, - подумал Билл.
- Скоро все кончится, - сказал Билл мальчику.
- Вы думаете? - спросил тот.
- Да, я уверен, - сказал Билл.
- О'Кей! Тогда счастливо.., трусливый цыпленок!
Мальчик поставил одну ногу на доску и оттолкнулся другой. А когда он уже катился, поставил вторую ногу на доску и с грохотом полетел вниз по улице со скоростью самоубийцы. Но, как Билл и предполагал, он ехал с ленивой, небрежной грацией. Билл почувствовал любовь к этому ребенку, радость и желание быть ребенком самому, и это даже приглушило его страх. Мальчик катил так, как будто не существовало таких понятий, как старение и смерть. Он казался вечным и бессмертным в своих бойскаутских шортах цвета хаки, в своих потрепанных теннисных туфлях без носков, с грязными ногами, с развевающимися сзади волосами.
Смотри, смотри, влетишь в угол! - подумал Билл встревоженно, но мальчик вильнул бедрами влево, как танцор брейка, ноги его немного сместились по зеленой доске, и он без всяких усилий обогнул угол и свернул на Джексон-стрит, не думая, будет ли кто-нибудь идти ему навстречу. Мальчик, мальчик, - думал Билл, - не всегда будет так.
Он подошел к своему старому дому, но не остановился; только замедлил шаг. Во дворе были люди: мать в садовом кресле со спящим ребенком на руках наблюдала, как двое ребятишек лет десяти и восьми играли в бадминтон на траве, все еще влажной от недавно прошедшего дождя. Младший из них удачно отбил воланчик, и женщина крикнула: "Отлично, Син!"
Дом был того же темно-голубого цвета, и то же веерообразное окно блестело над дверью, но любимые мамины цветочные клумбы исчезли. С места, где он шел, можно было увидеть перекладину, которую отец сделал когда-то из железных труб на заднем дворе. Он вспомнил, как однажды Джорджи свалился с самого верха и выбил себе зуб. Как он орал!
После смерти Джорджи дом опустел для него и, зачем бы он ни приехал в Дерри, но только не за этим.
И он пошел к углу улицы и свернул направо, ни разу не оглянувшись. Скоро он очутился на Канзас-стрит, направляясь к окраине. Он постоял немного у забора, который тянулся вдоль дороги, выходя прямо к Баррснсу. Забор был тот же самый: шаткое сооружение из дерева, покрытое облупившейся белой известкой; и Барренс был тот же самый.., еще более дикий, если и изменился.
Билл мог слышать бульканье воды, бегущей маленькими ручейками, и видел вокруг ту же панораму Кендускеага. И запах был такой же, невзирая на то, что исчезла дамба. Даже тяжелый аромат растущей зелени в зените весенней зрелости не смог уничтожить запаха отбросов и человеческих испражнений. Он был слаб, но определялся безошибочно. Запах гниения; дуновение подземного мира.
Вот, где все кончилось тогда, и вот, где кончится сейчас, - подумал Билл с дрожью. - Там внутри.., под городом.
Он постоял еще немного, убежденный, что должен увидеть что-то - какое-то знамение - знак дьявола, с которым он приехал бороться в Дерри. Но ничего не произошло. Он слышал журчание бегущей воды, весенний животворный звук, напомнивший ему о запруде, которую они когда-то строили здесь. Он видел деревья и кустарники, качающиеся от легкого ветерка. Но больше ничего. Никаких знаков. И он пошел дальше, отряхивая с рук следы белой краски, покрывающей забор.
Он продолжал идти к окраине города, полувспоминая, полумечтая, и там к нему подошел еще один ребенок - на этот раз маленькая девочка лет десяти в вельветовых брючках и темно-красной блузке. Одной рукой она била по мячу, другой держала за волосы свою куклу - блондинку Арнел.