Страница 35 из 42
Австрию также тщательно старались оставить в тени и даже не называть ее, ибо, если она покажется Наполеону состоящей в числе заговорщиков, он набросится на нее прежде, чем будут в состоянии прийти ей на помощь. Она активно готовилась к войне, не вмешиваясь ни в какие переговоры. Той же системы поведения следовало придерживаться и в отношении Неаполитанского двора, который рисковал первым попасть под удары Наполеона, ибо генерал Сен-Сир находился в Таранто с дивизией в 15–18 тысяч французов. Королеве Каролине рекомендовали принять все обязательства нейтралитета или даже союза, какие только Наполеон пожелает ей навязать. Между тем русские войска постепенно перевозили на судах, которые проходили через Дарданеллы и выгружались на Корфу. Именно здесь подготавливалась мощная дивизия, которой назначалось в последний момент соединиться в Неаполе с подкреплением англичан, албанцев и др. Тогда наступит время снять маски и наступать на французов с оконечности полуострова.
Предварительные переговоры с Наполеоном предполагали возможность предложить ему хотя бы благовидные условия. Но их не могло быть без согласия англичан оставить Мальту. Русский кабинет уже отказался от такой блистательной части своего плана, как реорганизация Италии и Германии, восстановление Польши, составление кодекса нового международного морского права. Если он уступит англичанам еще и Мальту, то, вместо того чтобы играть роль арбитра между Францией и Англией, превратится лишь в агента последней, самое большее – ее послушного и зависимого союзника. Поэтому Петербургский кабинет настаивал на оставлении Мальты с упорством, обычно ему не свойственным, и, когда настало время подписывать договор, выказал непоколебимую решимость. До сей поры лорд Гауэр с готовностью шел на всё, чтобы скомпрометировать Россию какой угодно договоренностью с Англией; но теперь от него требовали оставления морской позиции величайшей значимости, позиции, ставшей если не единственной, то по крайней мере главной причиной войны, и он не хотел уступать. Лорд Гауэр счел себя слишком связанным полученными инструкциями, чтобы продолжать, и отказался подписывать оставление Мальты. План мог рухнуть: 11 апреля император Александр согласился подписать конвенцию, заявив, что ратифицирует ее только тогда, когда Сент-Джеймский кабинет откажется от острова Мальты. В Лондон отправили курьера с конвенцией и приложенным к ней условием, от которого зависела российская ратификация.
Постановили, не теряя времени, дабы не пропустить сезона военных операций, совершить приличествующий демарш в отношении французского императора. Для исполнения этой роли выбрали Новосильцева, завязавшего в Лондоне первый узел коалиции, а в помощники ему определили самого автора плана новой Европы, уже довольно искаженного, аббата Пиатоли.
Новосильцев был весьма горд, что скоро поедет в Париж и встретится с великим человеком, который уже несколько лет притягивал к себе взоры всего мира. После долгих обсуждений договорились о том, какие предложения следует сделать Наполеону, и решили держать их в глубокой тайне. Ему поручили представить первый, второй и третий проекты, притом что каждый последующий оказывался для Франции выгоднее предыдущего, но с рекомендацией переходить от одного варианта к другому только при решительном сопротивлении.
В основу всех трех проектов положили оставление Ганновера и Неаполя, подлинную независимость Швейцарии и Голландии взамен на оставление Мальты англичанами и обещание составить позднее новый кодекс морского права. На всё это у Наполеона не нашлось бы серьезных возражений. В самом деле, в случае установления прочного мира он не возражал против оставления Ганновера, Неаполя, Голландии и даже Швейцарии, при условии соблюдения для последней Акта посредничества.
Настоящую трудность представляла Италия. Вот какие комбинации предлагались. Сначала хотели просить отделения Пьемонта, без превращения его в отдельное государство для ответвления семьи Бонапарт, и кроме того, оставления нынешнего королевства Италии, предназначавшегося вместе с Генуей Савойскому дому. Парма и Пьяченца оставались в качестве возможных дотаций какому-либо принцу семьи Бонапарт. Таково было первое предложение. В случае несогласия Наполеона переходили ко второму. Согласно второму предложению, Пьемонт оставался включенным во Францию; королевство Италии, приросшее Генуей, как и в первом плане, отдавалось Савойскому дому; Парма и Пьяченца оставались единственной дотацией боковым ветвям дома Бонапартов. От второго предложения переходили к третьему: Пьемонт останется французской провинцией, нынешнее королевство Италии будет принадлежать семье Бонапарт, возмещение Савойскому дому сведется к Парме, Пьяченце и Генуе. Королевство Этрурии, приписанное уже четыре года к испанской ветви, в таковом положении и останется.
Надо сказать, что если бы к последним условиям добавили оставление Мальты англичанами, Наполеон не имел бы никакой законной причины отказаться от мира, ибо это были условия Люневиля и Амьена, в придачу с Пьемонтом, предоставляемым Франции. Поскольку в действительности жертва, которой требовали от Наполеона, ограничивалась Пармой с Пьяченцей, перешедшими во французскую собственность в результате смерти последнего герцога, и до сих пор независимой Генуей, Наполеон мог согласиться на такой план, если бы к тому же предложениям придали форму, щадящую его достоинство.
Таким образом, все прекрасные проекты друзей Александра свелись к весьма жалкому результату! После мечтаний о восстановлении Европы через могучее посредничество Россия, напуганная тем, что так далеко зашла, свела свое великое посредничество к получению Пармы и Пьяченцы для возмещения Савойскому дому. А если столь малая вещь не будет достигнута, Россия получит на руки устрашающую войну! Безрассудное и легкомысленное поведение завело Российскую империю в тупик.
Договорились также запросить, при посредничестве дружественного двора, паспорта для Новосильцева. Выбор был невелик, лишь между Пруссией и Австрией. Но обратиться к Австрии значило привлечь к ней проницательный взор Наполеона, а именно о ней, как мы сказали, его хотели заставить по возможности забыть. Пруссия же, напротив, сама предлагала себя в качестве посредницы, и было весьма естественно воспользоваться ее предложением для получения паспортов Новосильцева. К тому же последнему надлежало, проезжая через прусский двор, еще раз попытаться убедить государя и сообщить ему – но не его кабинету – об умеренных условиях, предлагаемых Франции.
Новосильцев отбыл в Берлин, куда прибыл в спешке, ибо торопился приступить к переговорам. С ним был аббат Пиатоли, который выказывал мягкость, сговорчивость и совершенную сдержанность. К несчастью, король Пруссии, занятый осмотром провинций в Франконии, отсутствовал. Это досадное обстоятельство порождало двойную опасность: либо переговоры сделаются невозможными из-за отказа Англии уйти с Мальты, либо все разнообразные проекты сближения, которые везут в Париж, заранее уничтожатся каким-нибудь новым предприятием Наполеона в Италии, где он как раз теперь находился. Следовательно, быстрейшее прибытие Новосильцева во Францию представляло огромный интерес для мира.
Король Пруссии, узнав, что его просят затребовать паспорта для русского посланца, чрезвычайно обрадовался этому обстоятельству и вероятному заключению мира, которое, как ему показалось, стояло за всем этим. Он не подозревал, что за попыткой сближения кроется план войны, куда более вызревший, чем ему говорили и чем полагали даже те, кто в него так легкомысленно ввязался. Миролюбивый Фридрих-Вильгельм приказал своему кабинету без промедления затребовать паспорта для Новосильцева. Последний имел предписание не брать на себя в Париже никакого официального статуса, дабы избежать затруднений с признанием императорского титула Наполеона. Однако при обращении к нему он желал называть его лишь Сиром и Его Величеством и имел, кроме того, полные и определенные полномочия, которые мог показать по достижении договоренности и которые позволяли ему тотчас согласиться на признание.