Страница 27 из 42
«Сенаторы! Мы пожелали в данных обстоятельствах явиться к вам, чтобы сообщить вам наш замысел по поводу одного из важнейших предметов государственной политики.
Мы покорили Голландию, три четверти Германии, Швейцарию, Италию. Мы проявили умеренность среди величайшего процветания. Из множества провинций мы оставили за собой лишь необходимое для поддержания того уважения и могущества, каким всегда пользовалась Франция. Раздел Польши, изъятие провинций у Турции, покорение Индии и почти всех колоний нарушили, в ущерб нам, всеобщее равновесие. Мы вернули всё, что сочли бесполезным для его восстановления.
Мы ушли из Германии, возвратив ее провинции потомкам знаменитых домов, которые погибли бы навсегда, если бы мы не оказали им великодушной защиты.
Сама Австрия, после двух неудачных войн, получила Венецию. В любые времена она с радостью обменяла бы на Венецию все утраченные ею провинции.
Мы провозгласили независимость Голландии тотчас после ее покорения. Ее присоединение к нашей Империи стало бы дополнением нашей торговли, ибо крупные реки половины нашей территории текут в Голландию. Однако Голландия независима, и ее таможни, торговля и администрация управляются волей ее правительства.
Наши войска оккупировали Швейцарию, мы защитили ее от объединенных сил Европы. Ее присоединение укрепило бы нашу военную границу, однако Швейцария независима и свободна и управляется через Акт посредничества, волей ее девятнадцати кантонов.
Присоединение территории Итальянской республики к Французской империи стало бы полезно для развития нашего сельского хозяйства; однако после второго завоевания мы утвердили в Лионе ее независимость. Ныне мы делаем больше и провозглашаем принцип разделения корон Франции и Италии, назначая временем сего разделения минуту, когда оно станет возможным и безопасным для наших народов.
Мы принимаем и возлагаем на нашу главу железную корону древних ломбардцев, чтобы вновь закалить ее и сделать еще тверже. Мы без колебаний заявляем, что передадим корону одному из наших законных детей, собственных или приемных, в тот день, когда будем спокойны за независимость, которую гарантировали другим государствам Средиземноморья.
Тщетно будет злой гений искать предлог вновь развязать войну на континенте; то, что присоединено к нашей Империи конституционными законами государства, останется к ней присоединенным. Однако никаких новых провинций к ней присоединено не будет, а законы Голландской республики, Акт посредничества и первый статут королевства Италии будут пребывать под постоянной защитой нашей короны, и мы не потерпим причинения им какого-либо ущерба».
После столь возвышенной и решительной речи Наполеон принял присягу нескольких новоназначенных сенаторов и возвратился, в сопровождении того же кортежа, во дворец Тюильри. Мельци, Марескальчи и другие итальянцы получили приказ отправляться в Милан и подготовить всё к грядущим торжествам. Кардинал Капрара, папский легат при Наполеоне, был назначен архиепископом Миланским. Он принял сей сан лишь из послушания, ибо преклонный возраст, болезни и долгая жизнь при дворах более располагали его оставить мир, нежели продолжать в нем свою роль. По просьбе Наполеона и с согласия папы он отбыл в Италию, дабы короновать там нового короля сообразно древнему обычаю ломбардской церкви. Свой собственный отъезд Наполеон назначил на апрель, а коронацию – на май.
Поездка в Италию совершенно согласовывалась с его военными планами и даже весьма им споспешествовала. Всю зиму Наполеону пришлось ждать, когда его эскадры будут готовы к отплытию из Бреста, Рошфора и Тулона. В январе 1805 года сравнялось около двадцати месяцев после начала морской войны с Англией, ибо разрыв с ней состоялся в мае 1803 года; однако высокобортные корабли никак не могли выйти в море. Следует всё же сказать, что флоты Бреста и Тулона подготовились бы и раньше, если бы не пришлось увеличивать их численный состав. Впрочем, флот Бреста в ноябре был уже готов. Флот Рошфора был готов в то же время. Только флот Тулона, увеличивавшийся с восьми до одиннадцати кораблей, потребовал всего декабря. Генерал Лористон, адъютант Наполеона, получил приказ сформировать корпус в шесть тысяч человек, тщательно подобранных, с пятьюдесятью пушками и боеприпасом для осады, и погрузить его целиком на Тулонский флот. Этому флоту, как мы и говорили, назначалось по пути высадить одну дивизию на остров Святой Елены, чтобы завладеть им, отправиться в Суринам, отвоевать голландские колонии, затем соединиться с флотом Миссиесси, который, со своей стороны, должен был оказать помощь нашим Антилам и опустошить английские. Оба флота, уведя таким образом за собой англичан к Америке и освободив от их внимания Гантома, имели приказ затем возвратиться в Европу. Гантом, полностью подготовившийся, прождал всю зиму, пока Миссиесси и Вильнев уведут англичан за собой.
Миссиесси, которому недоставало устремленности, но не храбрости, отплыл из Рошфора 11 января, во время ужасной бури, и, пройдя узкими проходами, вышел в открытое море, оставшись незамеченным англичанами, которые не бросились за ним в погоню. Он поплыл к Антильским островам с пятью кораблями и четырьмя фрегатами. Его судна потерпели несколько поломок, которые исправили в море.
Что до Вильнева, которому министр Декре придал немного поверхностного воодушевления, то он вдруг остыл, увидав вблизи Тулонскую эскадру. Чтобы сделать одиннадцать экипажей из восьми, требовалось разделить их и, следовательно, ослабить. Их доукомплектовали новобранцами, позаимствованными в сухопутной армии. Материалы, которые использовались в Тулонском порту, оказались дурного качества, обнаружилось, что цепи, снасти, рангоуты легко рвались и ломались. Вильнева чрезвычайно угнетала рискованная необходимость бросать вызов с такими судами и такими экипажами неприятельским кораблям, имеющим за плечами двадцатимесячное плавание. Душа его дрогнула еще прежде, чем он вышел в море. Однако, побуждаемый Наполеоном, Дек-ре и Лористоном, он всё-таки поднял якорь к концу декабря. С конца декабря до 18 января встречный ветер удерживал его на Тулонском рейде. Восемнадцатого ветер переменился, Вильнев снялся с якоря и сумел, взяв ложный курс, ускользнуть от неприятеля. Но ночью началась сильная буря, и неопытность экипажей и дурное качество материалов привели многие корабли к досадным поломкам. Эскадра рассеялась. Поутру Вильнев не досчитался четырех кораблей и одного фрегата. У одних в мачтах поломались марсы, другие дали течь и получили поломки, весьма трудные для исправления в море.
Помимо этих злоключений, два английских фрегата заметили поход, и адмирал опасался встретиться с неприятелем, когда у него оставалось лишь пять кораблей. Тогда он решил вернуться в Тулон, несмотря на то, что прошел уже семьдесят лье, и на настояния генерала Лористона, который, имея еще при себе четыре тысячи и несколько сотен человек, просил, чтобы его доставили в пункт назначения. Двадцать седьмого числа Вильнев вернулся в Тулон, и ему удалось благополучно привести туда всю свою эскадру.
Время не пропало даром: принялись за починку кораблей и подтягивание такелажа, чтобы снова выйти в море. Но адмирал Вильнев впал в угнетенное состояние, а Наполеон продемонстрировал сильнейшее неудовольствие, узнав о бесполезном выходе в море. Что же мне делать с адмиралами, говорил он, которые при первом происшествии падают духом и думают о возвращении? Пришлось бы отказаться от планов и ничего не предпринимать даже в самое прекрасное время года, если операции может помешать временная потеря нескольких судов.
К сожалению, благоприятное время для экспедиции в Суринам миновало, и Наполеон, с его обыкновенной изобретательностью, придумал новую комбинацию. Новая потеря, утрата адмирала Брюи, равного адмиралу Латушу по крайней мере в заслугах, добавляло трудностей морским операциям. Несчастный Брюи, столь замечательный своим характером, опытом и умом, скончался, пав жертвой своего усердия и преданности делу организации флотилии. Если бы он остался жив, Наполеон, без сомнения, поставил бы его во главе эскадры, призванной осуществить задуманный им великий маневр. Можно сказать, что судьба ополчилась на французский морской флот, захотев отнять у него за десять месяцев двух главных адмиралов, обоих безусловно способных померяться с английскими адмиралами. Но пока военные события не обнаружат новые таланты, приходилось пользоваться услугами адмиралов Гантома, Вильнева и Миссиесси.