Страница 5 из 16
– Владимир Степанович, я вынужден вам сообщить тревожную новость. Ваша супруга была осмотрена городскими специалистами, и врачебный консилиум пришел к выводу, что воспаление легких у Риммы Иосифовны осложнилось инфекционным миокардитом. У нее настолько ослабло сердце, что каждое резкое или неудачное движение может стать для нее последним.
Слишком серьезным был доктор, седой высокий мужчина в белом халате, чтобы ему не поверить. Доктор, немного помолчав, продолжил:
– Сердечная мышца вашей жены стала тонкой, как бумага, которая в любой момент может порваться. Только строгий постельный режим может продлить ее дни.
Рука доктора сочувственно опустилась на плечо мужчины, но Володя не хотел утешения. Да, на фронте ему не раз приходилось выполнять иногда даже безрассудные приказы, но их выполнял, потому что выполнение приказа вышестоящего командира диктовалось военным временем. Приказы обжалованию не подлежали: если приказано идти в атаку за Родину, значит – за Родину, если – ложиться под пулеметные очереди за Сталина, значит, за Сталина. Таков был путь в Победе! Но, теперь, в мирной жизни, медицинский прогноз городских специалистов являлся тоже приказом, приказом готовиться к смерти жены. Но этот приказ он, Володя, отказывался принимать к исполнению.
Оглушенным неутешительной новостью, вошел Володя в палату. Его любимая женщина, его единственная любовь, умирала на больничной койке и в ее темно-синих глазах стоял страх. Даже в покое женщине не хватало воздуха, она задыхалась, пытаясь что-то утешительное сказать мужу.
– Римма, доктор сказал, что твое выздоровление зависит от строгого соблюдения постельного режима. Это очень важно, дать сердцу время окрепнуть. Лежи смирно, и верь, что будет праздник и на нашей улице! Это мой тебе приказ! … Милая моя, не сердись, я ведь тоже могу приказывать…
Потом они молчали в единстве и согласии. Володя сидел на табуретке рядом с кроватью Риммы и крепко держал ее бледную отечную руку в своей руке. Золотое обручальное колечко жены, немой свидетель их веселой студенческой свадьбы, лежало в выдвижном ящике больничной тумбочки вместе с ее отрезанной русой косой.
– Завтра я пошлю машину за моей мамой. Она будет вести дом, и присматривать за детьми. Ты согласна?
Римма слегка кивнула в ответ.
– Всё, что нужно для лечения, будет сделано. Мы тебя переведем в отделение партактива, там тоже неплохие специалисты, а тебе остается только хорошо кушать и не нарушать режима передвижения. Это все, что от тебя требуется. Обещаешь?
Римма опять слегка кивнула. Во взгляде ее синих глаз в этот момент тоненькой ниточкой блеснула надежда.
– Что тебе принести вечером?
– Томатный сок, – прошептали ее посиневшие губы, и по ним проскользнула чуть заметная улыбка.
– Завтра я сварю для тебя бульон из курицы, и принесу томатный сок. Будем надеяться на божью милость.
Поцеловав ее на прощение, Володя ушел домой. Но теперь он оставлял жену, не как будущий вдовец, а как человек еще не сказавший своего последнего слова. Римма эту перемену в настроении мужа почувствовала сердцем, оно болело в груди, но теперь билось с надеждой, что ее хозяйка будет бороться всеми силами за свою жизнь, будет строго соблюдать постельный режим, пить соки и куриным бульон.
Приезд бабушки был необходим для Веры, потому что от своей безграничной свободы ей стало уже тошно. Никто не радовался ее хорошим оценкам в школе, и никто не огорчался тому, что она не умела прыгать через барьер, как бы не заставлял ее учитель по физкультуре.
Без мамы дом был пуст. Посуда не мылась и не убиралась в кухонный шкаф, она накапливалась в раковине и начинала сохнуть. Вера пыталась ее мыть, но посуды было слишком много, и у девочки опускались руки. Приезд бабушки сулил вкусный запах блинов и наваристого супа, чистоту в комнатах и порядок в шкафах. Когда долгожданная бабушка появилась в квартире, то в доме стали происходить чудеса: еда готовилась и дом убирался, как по щучьему велению, по бабушкиному хотению.
Если мама всегда что-то делала до самого вечера, когда приходила пора ложиться спать, то бабушка любила после домашних дел, посидеть вечерами на диване или на подоконнике в зале. У нее всегда находилось время послушать Верины рассказы. Иногда бабушка крестилась, она крестила Веру, ее брата и даже еду. Каждый вечер она шептала молитвы, поглядывая на потолок.
– Я молюсь Господу, который живет на небесах
Молящихся людей в своей жизни девочка еще не встречала. Нет, по фильмам Вера знала, что верующие люди были очень глупы и очень несчастны. Но теперь рядом с ней жила настоящая верующая, и этой верующей была ее родная бабушка.
– Бабушка, может быть, тебе лучше выйти на улицу, чтобы твои молитвы не упирались в потолок, и тогда, твой Господь, что на небе живет, их лучше услышит.
На этот совет внучки бабушка только улыбалась и по-прежнему продолжала молиться у окна. Как-то раз, после урока, посвящённого полету Гагарина в космос, Вере поняла, что она обязана рассказать своей бабушке правду, чтобы помочь ей справиться с религиозными предрассудками.
– Бабушка, ты молишься впустую. Бога нет. Религия – это очень страшный опиум для народа. Гагарин был на небе и кроме солнца, звезд и луны там никого не увидел. Я понимаю, что ты уже старенькая, в школу не ходила, и того, что бога нет, не знала.
Вера в утешение обняла бабушку, и та нежно погладила ее по голове и опять перекрестила.
Проходили месяцы, а Римме не становилось лучше, но Володю радовало уже то, что ее состояние не ухудшалось.
Летом бабушка уехала к дедушке в деревню, а Веру папа отправил к далекой маминой родне за город. Жить у озера, в маленьком поселке было просто великолепно. Солнце, воздух и вода! Все три месяца каникул Вера нисколечко не скучала по своему городскому дому. Она рыбачила и ела жареную плотву в летней кухне, в центре мушиного роя, падала в обморок от банного жара по субботам, сидела на спор в воде до посинения, и постоянно теряла хозяйственное мыло, когда стирала свои трусики и косынки в озере, за что ей очень попадало от хозяйки дома тогда, когда хозяин, очень жалостливый человек, был на службе. Он работал охранником в лагере для врагов народа и был очень добр к Вере.
Перед началом учебного года папа привез дочку обратно в Караганду, и в день приезда повел ее к маме в больницу. Вера уже давно тосковала по своей родной маме, которая неожиданно стала доброй любимой и желанной.
– Мама, ты такая бледная и такая неживая, как мертвая! – испуганно воскликнула правдивая Вера, увидев бледное отечное тело Риммы, вяло лежавшее на застиранных серых больничных простынях. Вдобавок, мамины глаза потеряли цвет. Короткая стрижка делала ее похожей на «бродягу с большой дороги». «Бродягой с большой дороги» мама раньше называла Веру, когда та выглядела неопрятно и не ухожено.
Поначалу, когда Вера с мороженым в руке вошла в палату Римма не признала в ней свою дочь. Жизнь в деревне пошла девочке явно на пользу: Вера вытянулась, загорела, и ее черные глаза светились радостью жизни. Однако, чистосердечные признание дочери сильно разозлили женщину, потому что оно было преждевременным, ибо Римма чувствовала себя больше живой, чем мертвой, и пусть она была еще бледна, но никому не дано право, сравнивать ее с мертвой! И, чтобы доказать свою правоту дочери, мужу и всему миру, Римма начинала действовать и в первую очередь отчитала дочь за упавшее на платье мороженое, потом отругала Володю за плохое воспитание детей. Это у Риммы получилось отменно, и Володя обрадовался: жена пошла на поправку. Он и Вера сразу вспомнили, кто в доме настоящий хозяин!
С этого дня здоровье Риммы пошло на поправку.
Когда после многомесячной госпитализации Римма покинула больницу, то целиком посвятила себя обустройству дома и воспитанию дочери. Впрочем, Саше тоже пришлось вкусить плоды маминого воспитательного порыва: он был оторван от «банды» соседских подростков и переведен в одну из лучших школ города, знаменитую своим преподаванием физики.