Страница 3 из 13
Отчет о встрече первого заместителя наркома иностранных дел СССР В. П. Потемкина с послом Чехословакии в Москве Фирлингером, 9 сентября 1938 г.
«… Фирлингер явился ко мне сегодня, чтобы в порядке неофициальном пожаловаться на прием, оказанный у нас военным специалистам, прибывшим в последнее время в СССР из Чехословакии с особыми поручениями. Фирлингер ссылался на следующие факты:
1. Генералы Шара и Нетик, якобы, были весьма сухо приняты т. Шапошниковым. При отъезде их из Москвы вместе с представителем «Шкоды» Громадко их личные вещи подверглись на московском аэродроме самому тщательному досмотру. Обыскивались карманы запасного обмундирования, находившегося в их чемоданах. Прочитывалась их семейная переписка. Отправление самолета было задержано почти на полчаса, вследствие того, что у Громадко оказалось 2000 долларов, необходимых ему для оплаты специального самолета, ожидавшего его в Амстердаме. Фирлингер утверждает, что по прибытии в Москву Громадко намеревался было заявить на таможне о наличии у него этих денег, однако, встречавшие его товарищи из НКО посоветовали ему не задерживаться из-за этой формальности.
2. Чехословацкие офицеры-артиллеристы, прибывшие в СССР через Румынию с орудиями и снарядами, упакованными с особыми предосторожностями и находившимися под пломбами, по приезде в Ленинград были поселены в условиях строгой изоляции, под наблюдением многочисленной охраны. Груз, который они сопровождали, был взят от них и отправлен куда-то отдельно. Когда затем они прибыли на полигон, ими было установлено, что с орудий и снарядов сняты пломбы, и что секретнейшие детали были уже сфотографированы.
3. Начальник ВВС Чехословакии Файфр, прибывший в СССР в экстренном порядке для обсуждения некоторых практических вопросов, уехал обратно, якобы, разочарованным. По заявлению Фирлингера разговор Файфра с т. Шапошниковым носил формальный характер и не дал ничего конкретного…»[3]
Отчет о встрече В. П. Потемкина с Фирлингером, 15 сентября 1938 г.
«…Фирлингер сообщил, что по сведениям, имеющимся во французском посольстве в Москве, Жорж Боннэ (министр иностранных дел Франции. – М.С.) остался крайне недоволен своим разговором с т. Литвиновым в Женеве. Как говорил Фирлингеру Кулондр, т. Литвинов проявил в этом разговоре чрезвычайную сдержанность и не выдвинул никаких положительных предложений касательно помощи Чехословакии в случае нападения на нее Германии.
Я ответил Фирлингеру, что по сообщениям т. Литвинова сам Боннэ говорил с ним, главным образом, об уклончивой позиции Англии в чехословацком вопросе. О возможной совместной помощи Чехословакии Боннэ с т. Литвиновым и не заговаривал. Вполне естественно, что у т. Литвинова не было никаких оснований развивать практический план советской помощи чехам…
Фирлингер выслушал все объяснения с подавленным видом…»[4]
Если нечто не крякает, как утка, и не плавает, как утка, и не летает, как утка, то, скорее всего, это не утка. Но тогда что же это?
Разумеется, Советский Союз, то есть тов. Сталин, не собирался спасать Чехословакию, «давать отпор фашистской агрессии» и т. п. Продолжать повторять эти благоглупости можно лишь в состоянии острого идеологического отравления. Но еще более ошибочным, на мой взгляд, является тезис о том, что Сталин, якобы, решил ограничиться ролью «наблюдателя, выжидающего дальнейшего развития событий». Конечно же, летом-осенью 1938 г. у Сталина был План, и этот план не имел ничего общего с пассивным выжиданием «куда кривая вывезет».
Приведенные выше разрозненные обрывки фактов и мнений даже в малой степени не могут считаться базой для реконструкции сталинского Плана. Все, что я могу сегодня предложить читателю – это, скажем так, смутные догадки, порожденные, однако же, чтением подлинных первичных документов. Итак:
Геополитический план сентября 1938 г. по целям и задачам, по основным механизмам его реализации ничем не отличался от плана августа 1939 г. Никакого «драматического поворота во внешней политике советского государства» в августе 39-го не было (в этом, собственно, и состоит суть моей «смутной догадки»). Сталин, который пьет шампанское с Риббентропом, и Сталин, который устами своего министра (наркома) иностранных дел клеймит позором «фашистских поджигателей войны» – это один и тот же политик, стремящийся к одной и той же стратегической цели.
Цель – война в Западной Европе, кровопролитная разрушительная война, по пепелищу которой Сталин поведет свои танковые колонны. Главный «инструмент» в достижении этой цели – агрессивный параноик, оказавшийся (не без тайных закулисных интриг Сталина) у руля власти в Германии. Главным фронтом будущей войны должна стать франко-германская граница, но поджечь европейский пожар Сталин пытается в каком-то другом месте, через провоцирование острого локального конфликта. Летом 1938 г. таким «местом» представляется ему Чехословакия, год спустя – Польша. В 1938 г. главной «точкой приложения усилий» была потенциальная жертва фашистской агрессии – Чехословакия. Именно ее Москва с искусством опытного провокатора подталкивала на принятие максимально жесткой линии поведения.
Странная оговорка о том, что обязательства СССР по Договору о взаимопомощи с Чехословакией вступают в силу лишь в случае аналогичных действий Франции, не была, конечно же, причиной, обусловившей позицию и действия Советского Союза, но она оказалась весьма эффективным инструментом в проведении сталинской политики. При наличии такой оговорки нарком иностранных дел СССР товарищ Литвинов мог совершенно безбоязненно сотрясать воздух с трибуны Лиги Наций (равно, как и со всех прочих трибун) – лотерея, в которую играл Сталин, была беспроигрышной. Если Франция (и ее главный союзник Великобритания) пойдут на уступки Гитлеру, то можно будет следующие сто лет обвинять их в «предательстве», «сговоре с агрессором», выставляя себя белым и пушистым (что мы и наблюдаем по сей день). Если же дело дойдет до войны, тот тут перед тов. Сталиным открывался целый веер блестящих возможностей.
Одна из них отчетливо засверкала в ночь с 22 на 23 сентября 1938 г. Да-да, именно посреди ночи поверенного в делах Польши в Москве пана Янковского разбудили и вызвали в НКИД, где в 4 часа утра (в конце сентября это кромешная ночь) вручили «Заявление советского правительства правительству Польши». Вот его полный текст (опубликованный, кстати, в самые что ни на есть «застойные годы»):
«Правительство СССР получило сообщения из различных источников, что войска польского правительства сосредоточиваются на границе Польши и Чехословакии, готовясь перейти означенную границу и силою занять часть территории Чехословацкой Республики[5]. Несмотря на широкое распространение и тревожный характер этих сообщений, польское правительство до сих пор их не опровергло. Правительство СССР ожидает, что такое опровержение последует немедленно.
Тем не менее на случай, если бы такое опровержение не последовало и если бы в подтверждение этих сообщений войска Польши действительно перешли границу Чехословацкой Республики и заняли ее территорию, правительство СССР считает своевременным и необходимым предупредить правительство Польской Республики, что на основании ст. 2 Пакта о ненападении, заключенного между СССР и Польшей 25 июля 1932 г., правительство СССР, ввиду совершенного Польшей акта агрессии против Чехословакии, вынуждено было бы без предупреждения денонсировать означенный договор».
Заявление от 23 сентября – это своевременно и качественно подготовленный casus belli, юридически безупречный повод для развязывания войны. И что же дальше? «Дальнейшее – молчанье», как сказал на прощание принц Гамлет. Никакого «опровержения» от польского руководства не последовало, и вечером 1 октября польские войска пересекли границу Чехословакии. И ничего. Совершенно ничего, ни советского посла из Варшавы «для консультации с правительством» не отозвали, ни польского будить не стали. После того как все указанные в Заявлении противоправные действия польского руководства состоялись в действительности, Москва скромно промолчала.
3
АВП РФ, ф. 0138, оп. 19, п. 128, д. 1, л. 62–63.
4
АВП РФ, ф. 0138, оп. 19, п. 128, д. 1, л. 65.
5
Речь идет о конфликте вокруг клочка территории (примерно 30–70 км в междуречье рек Олжа и Остравица на стыке современной границы Польши, Чехии и Словакии) – так называемой Тешинской Силезии. В 1920 г. решением Высшего военного совета Антанты Тешинская Силезия была разделена примерно пополам, по реке Олжа, между Польшей и Чехо-Словакией. Воспользовавшись ситуацией «судетского кризиса», Польша оккупировала чешскую часть Тешинской области, которая составляла менее 1,5 % от территории Чехословакии в границах 1938 г.