Страница 2 из 13
Впрочем, нет нужды спорить о том, чего хотел или не хотел Бенеш. У нас есть документ – рассекреченный отчет советского посла в Праге С. С. Александровского («Заметки о событиях в конце сентября и начале октября 1938 г.», Архив внешней политики РФ, ф. 0138, оп. 19, п. 128, д. 6). Читаем:
«…Левая пресса энергично боролась и искала аргументы для доказательства возможности и ценности опоры на СССР и без помощи Франции. Полпредство осаждали десятками телефонных звонков и ежедневно многочисленные посетители из числа видных политиков и журналистов, которые приходили с одними и теми же вопросами: будет ли СССР помогать без Франции, кто является автором оговорки в советско-чехословацком договоре о взаимопомощи, связывающей советскую помощь с помощью Франции, нельзя ли срочно заключить новый, уже союзный договор…
21 сентября т. Литвинов в Женеве очень ясно подчеркнул зависимость советской помощи от французской. Реакционные круги стали эксплуатировать это обстоятельство… Далее на нескольких страницах Александровский описывает грандиозную народную демонстрацию в Праге, как его черный «буржуйский» «Паккард» сначала хотели разбить, а потом, увидев на капоте красный советский флаг, под возгласы и приветствия чуть ли не на руках пронесли сквозь бушующую толпу к воротам президентского дворца.
«Бенеш пытался чисто по-деловому говорить на тему военного решения спора между Чехословакией и Германией. Когда он задавал вопросы относительно прохождения Красной Армии через территорию Румынии или когда он спрашивал о нашей реакции на возможное нападение Польши на Чехословакию, то в его тоне не было никаких сомнений, что мы пойдем и с боем через Румынию или Польшу…
Когда я был у Бенеша 25 сентября, его помещение представляло собой полностью военный лагерь… Признаюсь, что в то время у меня было очень тяжелое чувство, потому что я ничего не мог сказать Бенешу, особенно в ответ на его практические вопросы. Он спрашивал у меня, сколько тысяч бойцов может бросить в Чехословакию воздушный десант Красной Армии, какое военное снаряжение привезет такой десант, сколько и чего потребуется из технических средств для того, чтобы такой десант мог начать боевые действия…
Вечером 26 сентября, уже после речи Гитлера, Бенеш находился не только в бодром, но прямо в веселом настроении. Весь его тон был прямо боевой…
27 сентября Бенеш говорил уже вполне серьезно о неизбежности войны, и его тон в отношении вопроса о нашей помощи был уже иной… Я ясно чувствовал, что Бенеш с большим нервным напряжением и крайне серьезно хочет услышать от нас – как и когда мы окажем помощь… У меня нет и не было сомнений в том, что Бенеш вплоть до получения сообщения о конференции в Мюнхене не намеревался капитулировать, и в этом смысле не обманывал ни себя, ни свой народ, ни нас…
Уже совсем воплем отчаяния звучал телефонный звонок Бенеша утром в половине десятого 30 сентября (день подписания «мюнхенской сделки». – М.С.)… Этот исторический день нуждается в особом освещении. По техническим причинам я смогу вернуться к нему лишь со следующей почтой.
Закончено 20 октября 1938 г.»
В то время когда советский посол (С. С. Александровский был человеком совестливым, заваливал Москву депешами с просьбой спасти, то есть выдать въездную визу в СССР обреченным чешским антифашистам; весной 39-го года его отозвали из Праги и уволили из НКИД, арестовали, правда, очень поздно, в 43-м, расстреляли в 45-м, реабилитировали посмертно в 56-м) испытывал «очень тяжелое чувство, потому что я ничего не мог сказать Бенешу», руководство компартии распространяло листовку следующего содержания: «По совершенно достоверным сообщениям, Советский Союз полон решимости помочь Чехословакии в любом случае и в любую минуту, как только на нас нападут. Советский Союз непоколебимо с нами…»
Продолжение доклада Александровского (если оно вообще существовало) мне в архиве МИД РФ найти не удалось. Поэтому в описании событий «исторического дня, который нуждается в особом освещении» воспользуемся книгой американского историка чешского происхождения Игоря Люкеша «Чехословакия между Гитлером и Сталиным». В его изложении трагическая развязка была такой:
«…Приблизительно в 22–00 29 сентября Бенеш получил сообщение из Москвы от [посла] Фирлингера, который писал, что согласно ответу [заместителя наркома иностранных дел] Потемкина, если Гитлер нападет на Чехословакию, «процедура в Женеве (т. е. при обсуждении в Лиге Наций. – М.С.) может быть короткой, как только будут найдены державы, готовые противостоять агрессору». Таким был ответ Кремля на просьбу Бенеша о немедленной авиационной помощи, переданную им утром 28 сентября… Теперь, когда Бенеш более всего нуждался в советском союзнике, Кремль предложил ему обратиться с его проблемой в Лигу Наций…
Перед самой встречей с представителями коалиционных партий утром 30 сентября, после получения условий Мюнхенского соглашения, в 09–30 Бенеш проверил свой последний шанс. Он позвонил Александровскому и сказал ему, что Великобритания и Франция принесли Чехословакию в жертву Гитлеру. Страна должна была теперь выбирать между войной с Германией (в этом случае западные союзники объявят Пражское правительство поджигателем войны и ее виновником) или капитуляцией. При этих обстоятельствах Бенеш попросил советского посла выяснить в Москве как можно скорее, как Советы рассматривают ситуацию. Следует ли Чехословакии воевать или капитулировать?
Александровский даже не отправил этот срочный вопрос Бенеша в Москву. В 10–30, не делая ничего в течение часа, советский посол поехал в Президентский Замок на своем черном лимузине «Паккард», чтобы выяснить, что происходит. С Бенешем он не встретился, но собрал фрагменты информации от его сотрудников…
В 12–20 из Чехословацкого посольства в Москве сообщили, что «новостей нет», и через десять минут министр иностранных дел Крофта формально объявил Ньютону и Де Ла Круа (послы Великобритании и Франции. – М.С.), что Чехословакия принимает Мюнхенский диктат. Советское посольство отправило вторую за этот день телеграмму в Москву в 13–40, сообщая Кремлю, что Бенеш принял условия Мюнхенского соглашения…
Только в ночь на 3 октября 1938 г. Президент Бенеш получил телеграмму от Фирлингера из Москвы. В ней говорилось, что Кремль критикует решение Чехословацкого правительства капитулировать и что Советский Союз пришел бы на помощь Чехословакии «при любых обстоятельствах». Это сообщение было получено и расшифровано в МИДе Чехословакии в 02–00 3 октября, т. е. через 61 час после того, как Прага приняла Мюнхенский диктат и как минимум через 36 часов после отхода Чехословацкой армии с укрепленной линии на границе… После того, как все было сказано и сделано, Прага получила от Москвы выражения платонической симпатии, тщательно спланированные по времени…»
И еще несколько дополнительных штрихов к картине событий 1938 г.:
Нарком иностранных дел СССР М. М. Литвинов – полпреду СССР в Праге С. С. Александровскому, 28 марта 1938 г.
«Австрийский и чехословацкий вопрос я всегда рассматривал как единую проблему. Изнасилование Чехословакии было бы началом аншлюса точно так же, как гитлеризация Австрии предрешила судьбу Чехословакии… Аншлюс уже обеспечивает Германии гегемонию в Европе, независимо от дальнейшей судьбы Чехословакии… Меня удивляет предположение чехов о том, что мы должны добиваться от Румынии пропуска наших войск. Ведь этот пропуск нужен в первую очередь Чехословакии и Франции, они и должны добиваться этого пропуска, тем более, что они связаны с Румынией некоторыми соглашениями…»[1]
М. М. Литвинов – С. С. Александровскому, 11 июня 1938 г.
«…Наша помощь обусловлена французской помощью. Мы однако считаем, что обращение к нам Франции также не дало бы желательного результата и что вопросы должны обсуждаться обязательно между представителями французского, чехословацкого и советского Генштабов. Напрашиваться с такими разговорами мы не будем, и Вам не следует возбуждать вопрос…»[2]
1
АВП РФ, ф. 0138, оп. 19, п. 128, д. 1, л. 16–19.
2
АВП РФ, ф. 0138, оп. 19, п. 128, д. 1, л. 38.