S-T-I-K-S. Закон и порядок

- Дай, сюда, - ответил главный, заглянул в документы. – Ты смотри! Суражское РУВД. Чего, в натуре мусор? И имя настоящее назвал - Станислав. Ты кто такой вообще? Реально свежак? Откуда тогда спораны и живец? Отвечай!

- Да, мля, мент! И это очень хреново для тебя! Ты хоть представляешь, что с тобой будет, когда наши узнают? Да тебя на собственных кишках удавят, мудила, - не выдержав, зарычал я. – Тебя даже судить не будут, из-за мук совести сам в камере повесишься.

Я ожидал любой реакции. Что меня начнут избивать, что застрелят на месте — и, где-то в глубине души даже надеялся на такой исход. Но то, что произошло, не лезло ни в какие рамки.

Все трое озадаченно глянули на меня, а потом начали смеяться. Не смеяться — ржать. В голос, едва слезы не утирая. Я даже о боли забыл, удивленно вытаращившись на зэков.

Впрочем, о боли мне быстро напомнили, снова пнув по ноге. Я изо всех сил постарался не закричать: не хотелось при этих ублюдках, но сдавленный стон изо рта все же донесся, а на глаза выступили слезы.

— А тут мусорской власти нет, понял, да? – сухощавый, нагнувшись ко мне, прошептал это буквально на ухо, а врезал еще раз, на этот раз в грудь, выбивая дух.

Удары посыпались на меня со всех сторон. Я шипел и корчился. В общем, по поводу их зоновского прошлого я, похоже, не ошибся и работников правоохранительных органов уроды, очевидно, не любили. А, значит, участь меня ждала незавидная. Вполне возможно, что смерть была бы сейчас самым лучшим выходом.

- Вы его так до смерти забьете, - вновь проскрипел «жуткий». – Успокоились бы.

Похоже, от этого парня не по себе было не только мне. Отморозки успокоились и оставили в покое мое вопящее от боли тело. Ощущения были отвратительные: тошнило, голова кружилась, перед глазами плавали кроваво-красные пятна, в ушах стучало.

- Блин, ну и че с ним теперь делать? – спросил озадаченный голос толстяка. – Мы ж не довезем его до фермы Он подохнет еще до того, как мы всех соберем.

— Думать надо, прежде чем что-то делать, — пробурчал «жуткий».

- Влей ему живца в глотку, - ответил сухощавый, который, несмотря на внешность охотника-любителя, оказался полным психом. – Из его же фляги. Тогда, может, доживет до вечера. Если для фермы не сгодится — на фарш пустим.

Мою голову приподняли, перед глазами мелькнуло круглое, как луна, лицо здоровяка. Он надавил на челюсть, заставляя разжать зубы, о которые тут же стукнуло горлышко фляжки. В рот полилась жидкость, которая уже не казалась такой противной, я рефлекторно сделал глоток и чуть не захлебнулся. Похоже, что в меня влили минимум поллитра этой дряни, но боль очень быстро отступила, а зрение пришло в норму. Я понимал, что эти ощущения обманчивы, стоит мне двинуть ногой, как боль в ней снова вернется. Хоть бы палку какую-то привязали что ли. Ублюдки.

- Руки давай, - сказал жиробас, вынимая из кармана целую кучу пластиковых стяжек. – И это, за спораны и курточку спасибо. Буду самый крутой на базе.

- Она тебе все равно не идет, - просипел я.

- Ну и ладно, значит, сменяю, - невозмутимым голосом ответил он. – Где спораны-то взял?

- Пришил двоих отморозков, они трахнули продавщицу и грабили магазин. Я не понял, что это такое, но решил, раз таскают с собой, значит, ценное.

- Да уж, ценное, мусорская чуйка тебя не подвела, - он затянул стяжку у меня на запястьях так сильно, что кисти мгновенно побелели. Полежать так пару часов и можно будет отрезать. Да и ногу, скорее всего, тоже, в голени сплошное мессиво из осколков.

От этих мыслей захотелось завыть волком. Вот еще с утра был здоровый и уверенный в себе мужик со связями и перспективами, при деле, деньгах, да и от телочек отбоя не было. А теперь я кто? Даже если смогу выбраться, то инвалид безногий.

И чуть от обиды не расплакался, но все же взял себя в руки. Не в буквальном, разумеется, смысле. Тяжело взять себя в руки буквально, когда они стянуты между собой куском крепкого пластика.

- А что это за дерьмо-то вообще? – спросил я. – Ну, спораны эти?

- Это, мусорок, деньги. И жизнь тоже. Нравилось тебе то, что лакал? Вот из споранов «живец» и делают, понял?

- Завязывай уже языком мести с этим мясом, - раздраженно проговорил главный. – Хватай его, да потащили.

- Стой, подожди-ка секунду, - сказал здоровяк, рассматривающийся соскользнувшую с плеча «ксюху».

- Ты чего? – спросил главный, подозрительно покосившись на жиробаса.

- Да, вроде «ксюха», а написано не по-русски, - ответил тот и принялся разглядывать ствольную коробку. – Чего это, амеровская волына? А мент вроде русский.

Я понятия не имел, о чем говорит жирный. Тем более, мой автомат был выпущен на заводе в Ижевске, и никак не мог иметь иностранной маркировки. Может быть, я случайно прихватил «ксюху» Кастета? Там, вроде, было что-то на латыни, но у грабителей и тачка была странная.

- Ты совсем что ли, там сейчас кластер грузанется.

- Да не шелести, бугор, интересно же, - ответил жиробас, слегка повернулся и щелкнул предохранителем.

Через секунду ситуация поменялась кардинальным способом. Здоровяк выжал спусковой крючок и нашпиговал короткой очередью сухощавого. Тот даже дернуться не успел, как получил пару пуль в грудь, а последняя разорвала ему горло. Жуткий успел развернуться, и каким-то образом мгновенно отпрыгнуть на десяток метров в сторону. Вскинул автомат выжал спуск и одиночным выстрелом попал жиробасу точно в голову, расплескав по мне содержимое его черепной коробки.

А еще мгновение спустя, бросил автомат захрипел и упал на колени, зажимая руками разрезанное горло. За его спиной, будто из ниоткуда, появилась фигура в плаще с ножом-выкидухой в руках.

Сложив нож, мой таинственный спаситель упрятал его в карман, наклонился и принялся обыскивать труп. Достал какую-то коробочку, похмыкал, потом мешочек, раскрыл его, запустил внутрь длинный и крючковатый нос, негромко посмеялся. Закинул на плечо автомат погибшего «прыгуна», стащил с тела разгрузочный жилет и набросил на себя, не став застегивать, после чего двинулся к следующему трупу.

Я огляделся и увидел на земле свое удостоверение. Видать, «жуткий» там и кинул ксиву после того, как удовлетворил любопытство. Решив, что оставлять его на виду нельзя, я уцепился руками за податливый жирный дерн и, совершив нечеловеческое усилие, дотянулся до заветного документа.

Правда, в ушах вновь застучало и запульсировало, а темная пелена заволокла поле зрения. Ухватив «корочку» мгновенно ставшими непослушными пальцами, я закрыл ее и спрятал в карман брюк. Плохо тут на нее реагируют, нечего ей на виду валяться. Спаситель, тем временем, стаскивал с жиробаса мою куртку, продырявленную пулевыми попаданиями и испачканную кровью. Наклонился, обшарил карманы, убрал какие-то предметы по своему разумению в карманы безразмерного балахона, после чего подошел к сухощавому. Его тело тоже подверглось тщательному обыску, после чего мужчина двинулся в мою сторону. Наклонился, вынул и разложил нож. Я даже не стал пытаться отползти в сторону или лягнуть его – какой смысл?

Но резать он меня не стал. Сковырнул лезвием штанину, пропитанную кровью, разрезал, посмотрел на ногу и озадаченно помотал головой.

- Что, плохо? – спросил я.

- Факт, - ответил мой спаситель, запустил руку в карман и извлек из него небольшую картонную коробочку. Раскрыл, вынул шприц, заполненный какой-то дрянью, убрал колпачок и резко, без предупреждения всадил иглу мне в бедро на две трети длины. – Тихо, - сказал он. – Не дергайся, иглу сломаешь.

- А что это? – не понял я.

- Лекарство. Так ты хоть транспортировку переживешь, а уходить надо скорее, кластер скоро перезагрузится. Твари со всех окрестностей сбегутся. И не пустыши, Улей с ними, пустыши нам не страшны. А вот если серьезный кто придет — могут быть проблемы. Да и этих хватиться могут, тут до базы ихней недалеко, рация добивает, а в машине у них станция стоит, я видел. Да и мало их, трое всего. А машины две. И дело их больше людей требует. Так что может еще кто-то подъехать.