Наречённая

Истана посмотрела вниз и вновь вверх, на Маара, дыша ещё резче, ещё чаще. В глазах твердел лёд.

— Прошу, только не сейчас, — дрогнул её голос чуть хрипло.

— Именно сейчас. Ты должна думать только обо мне, Истана, и ни о ком больше. Волноваться только за меня, потому что я — твой хозяин. Я хочу, чтобы ты жадно вобрала мой член в рот. Я очень сильно зол и возбуждён, и мне нужно выплеснуть это напряжение, и лучшего местечка, чем твоё горлышко, сейчас нет, асса́ру, — собственные слова полосуют хлыстами нещадно, распаляя ещё большую жажду и гнев непонятно на кого, на неё или на себя, что не может держать свою похоть в узде.

На протяжении всего пути Истана, находясь в близости от него, вынуждала Ремарта метаться в беспомощности и напряжении, и кажется, это дошло до своего исхода.

— Нет! — она упрямо сжала губы плотнее.

Лёд в глазах асса́ру разбился в дребезги, когда она поняла, что пощады не будет. Ненависть ужалила Маара сразу со всех сторон, как сотни змей.

— Ты же знаешь, что мне не нужно твоё согласие, асса́ру. Ты сделаешь это сама, или… — Маар обхватил горячий член, высвобождая его из ставших тесными штанов, другой рукой собрал в кулак волосы на затылке девушки, дёрнул, не сильно, но голова Истаны откинулась назад. — …или я помогу тебе.

Истана сглотнула, неподвижно смотря на исга́ра, теперь глаза её потемнели, заволоклись дымкой презрения и ярости. Такой дикой, свирепой. Асса́ру задышала с шумом.

— Гори в аду, исга́р.

— Проглотишь всё до капли, — заключил Маар.

Асса́ру никогда не научится держать язык за зубами. Если не может, пусть применят его в более полезном русле.

Истана вспыхнула, вылив на исга́ра лавину гнева, и тут же погасла, когда её губы оказались возле члена. Очень близко. Горячее тепло дыхания скользило по тонкой коже возбуждённой, готовой к действию плоти. Маар мог бы сломить её одним движением, подчинить, но теперь знал, что она способна и сама повиноваться ему. Исга́ру это нравилось. Он хотел, чтобы асса́ру сама ласкала его.

Истана дышала теперь глубже, упрямо не желала его касаться.

— Не заставляй отряд задерживаться. Или ты хочешь, чтобы все поняли, чем мы тут занимаемся? Думаю, тебе станет неловко.

— Ненавижу тебя… — процедила асса́ру сквозь зубы, сверкая глазами. — Не боишься остаться без достоинства?

— Жду, когда твои зубки вгрызутся в меня.

Маара даже качнуло от нетерпения, его всё больше распирало желание и возбуждение. Остановиться теперь невозможно, наблюдая, как её губы подрагивают, как распахиваются ресницы, открывая голубизну неба. Его колотило от её хоть и колючего, но невинного вида. Такого непорочного, что он мог кончить только лишь от этого. Его штормило от одной мысли, что он у неё первый во всём. Он ожидал, когда эти бордовые, как виноградный сок, губы раскроются, мягко и в то же время упруго сомкнутся вокруг его члена. Но внутри асса́ру борьба, она оглушала Маара. Сопротивление, через которое Истана не может переступить. Маар провёл пальцем по её нижней губе. Истана опустила ресницы и непроизвольно дёрнула подбородком. Он разомкнул её плотно сжатые губы пальцем, провёл по стиснутым зубам, разжимая их, асса́ру подчинилась, становясь мягкой и безвольной. Исга́р едва не кончил, когда его палец оказался в тёплом мягком ротике. Он задвигал им, вынуждая Истану посасывать фалангу. Она дышала всё чаще, её грудь вздымалась взволнованно, веера тёмных ресниц трепетали на белых щеках, асса́ру, к его удивлению, теперь сгорала от стыда, и белая кожа лица начала розоветь. Маар убрал палец и качнул бёдрами, плавно ткнув крупную головку члена в горящие и мягкие губы. Горячий всплеск ударил одновременно и в голову, и в пах, вынуждая запьянеть разом, раскачивая стены. Ремарт обхватил её затылок, собирая в кулак волосы, потянул назад.

— Посмотри на меня, асса́ру, — приказал, туго втягивая в себя воздух.

Истана выполнила его волю не сразу, но смиренно распахнула глаза. Маар разбился в дребезги об лёд её несгибаемости и твёрдости. И невозможно пробиться, окунуться до самого дна, чтобы узнать, что творится там, на глубине.

Маар, держа её затылок, провёл головкой члена по её манящим губам, упиваясь их нежностью и чистотой, купаясь в ослепительных вспышках стеснения асса́ру. Даже и не предполагал, что она так будет смущаться.

— Смотри на меня и открой рот шире.

Асса́ру медлила — испытывала его и дразнила невыносимо. Маар обхватил её голову обеими руками, толкаясь в распахнутый рот, мягкий и горячий. Губы Истаны растянулись вокруг плоти до предела, приняли его. Но Истана не желала подаваться вперёд, чтобы ласкать его дальше. Ремарт толкнулся немного глубже и отвёл бёдра назад, чтобы вновь толкнуться.

Истана попыталась отстраниться, но Маар удерживал, не покидая её рта, скользил в мягком захвате губ, распахнутом для него, плавно и размеренно, слыша, как судорожно она дышит, как ладошки с похолодевшими пальчиками напряжённо упираются в его бёдра, всё ещё порываясь высвободиться, занося кинжал своего презрения, метясь и не попадая. Маара кольнуло сомнение в правильности своих действий, но он тут же отмёл их. Чем эта холодная горделивая сучка отличается от остальных сук, которых он драл? Кем эта асса́ру возомнила себя, думая, что её щель имеет какую-то особую ценность? Так сопротивляется, будто он требует от неё что-то непотребное и грязное. Маара взяла злость, и это ещё больше его разгорячило.

— Где же твой язык, Истана, ведь он мог ответить мне куда красноречивей, — глухо простонал Маар, балансируя где-то на грани пропасти.

В ответ Истана свирепо задышала, пронзая его кинжалами презрения. Её горячее дыхание опаляло тонкую чувствительную кожу члена. Ремарт задвигался резче, вдалбливаясь в рот, но пока не на всю длину. Глаза асса́ру потемнели до грозовых туч, в глубине рождались золотые сухие всполохи и разили исга́ра копьями, прошибая насквозь. Ремарт двигался короткими твёрдыми толчками, завоёвывая асса́ру с каждым движением, заполняя полость её рта, продвигаясь всё глубже. В последний миг толкнулся неожиданно глубоко, до самого упора. Ошеломление асса́ру прокатилось по телу Маара ледяной волной. Ресницы Истаны увлажнились, но она смотрела на него неотрывно и испуганно. Синие волны будто расступились, оголяя дно её глаз, на котором сверкнули жемчужины искренности, открытости, нежности. Это сразило Маара. Но в следующий миг глаза асса́ру замутились проступившей влагой, скрывая манящее дно. Мужчина продолжил двигаться, пока Истана не стала принимать его глубже, судорожно вдавливая ногти в бёдра.

Ремарта то накрывала волна удовольствия, то отступала, когда он отстранял бёдра, доводя себя до помутнения, до болезненных спазмов внизу живота. Он прикрыл веки, испуская теперь сам короткие тяжёлые вдохи, не пытаясь даже скрыть от глаз асса́ру, что испытывает, а она продолжала смотреть на него, зло наблюдая, как он подбирается к вершине экстаза. Он испытывал запредельное удовольствие в равной пропорции отторжением, которое испытывала асса́ру, и это противоречие, противоположности схлёстывались, свиваясь в сокрушительный вихрь, грозя разорвать обоих в пыль до мельчайших крупиц. Но Маар сам сдерживался, чтобы ещё немного продлить это ядовитое блаженство, прожигающее его естество. До тех пор, пока горячая волна не разнеслась бешено по телу короткими и частыми импульсами, толкаясь по венам жаром, делая тело неимоверно тяжёлым. Он взорвался, обильно проливаясь вязким семенем в открытое горло Истаны, наполняя её горячий рот, судорожной истомой растекаясь по её языку.

Маар нависал над ней сломленным ураганом дубом, дышал тяжело и надрывно, не желая покидать рот асса́ру. Истана впилась ногтями в его запястья, вынуждая высвободить её, давила затуманенным взглядом, порываясь немедленно вытолкнуть из глотки всё содержимое.

— Расслабь связки, — велел Маар, твёрдо оглаживая горло Истаны пальцами, бессильно злясь. — Глотай, — стиснул крепче обессиленную девушку, безнадёжно бьющуюся в его руках, не давая никакого выбора.