Страница 92 из 103
-Нет, Мари-Бэлль! Ты так не поступишь со мной! — закричала Элизабет и зарыдала, вжимаясь в стену. Как будто это могло помочь. Словно так она оказалась бы в недосягаемости.
-С чего ты взяла? — рассмеялась вампирша, потрепав за ухо гуля.- Ты никогда мне не нравилась, а сегодня и вовсе переметнулась на сторону слабаков и трусов.- Она оборвала речь, выпрямилась и переменилась в лице. Улыбка разбилась, глаза вспыхнули ледяным светом, кожа засияла, будто внутри кто-то включил свет. И вид у Мари-Бэлль в этот миг был нереальный, неживой, как у статуи, искусно вырезанной из драгоценного камня. Она глянула на вампиршу в кандалах и оскалилась, показав кончики клыков.- Настало время решительных действий, Элизабет. Этой ночью все, наконец, решится, и наши враги сложат головы. Ты оказалась среди них, и это твой выбор. А мне нисколько не жаль.
Самый смелый гуль подобрался к Элизабет, жадно принюхиваясь и раздувая ноздри. Запах крови манил его, мешая выполнить приказ. Обычный рацион гулей — падаль, гниющая плоть в сырой земле. Но свежая кровь…. Особое лакомство, которое так редко им достается. Я рефлекторно вжалась в стену, забыв про воздух. На Элизабет не было ни царапины, в отличие от меня. Из раны на голове все еще сочилась кровь, и, судя по морде гуля, поднятой и обращенной ко мне, он это почуял. Но от поскуливающей вампирши несло страхом так, что я им давилась. Тварь на полу никак не могла определиться, с кого из нас начать. Она заметалась, перебирая когтистыми руками, но Мари-Бэлль зарычала и топнула ногой. Сила рябью раздалась от нее по залу, поднимая волоски на теле, пламя свечей заколыхалось. Тени на стенах зловеще вытянулись, затрепетали и кинулись вниз. Время остановилось — на мгновение. Сердце мое пропустило удар, и я увидела, как гуль покорно метнулся к Элизабет и зашипел, разинув пасть с частоколом грязных клыков.
-Пошёл вон! — она завизжала и попыталась ударить его туфелькой.
Тишина рассыпалась, пульс заколотился в горле, оглушив меня на несколько секунд. Моргая, я таращилась то на гуля, то на вампиршу и старалась не шевелиться, чтобы не привлечь его внимание. Какой-то частью себя я сочувствовала Элизабет, но голос разума напоминал о том, кто она на самом деле — садистка, взбалмошная стерва с синдромом вечного подростка. Я видела своими глазами, как она убивала невинных людей, вампиров и наслаждалась их муками. Вкушала их страх и высасывала жизнь, как дорогое вино. И если уж вопрос станет между мной и ней, то я не буду колебаться. Определенно не я.
Элизабет с исступлением колотила ногами перед носом у гуля. Она рассчитывала отпугнуть его, но только разозлила. Он затряс уродливой лысой головой и, извергая вопль, который ни одна живая глотка не способна издать, бросился и вцепился ей в голень. Мощные челюсти сомкнулись, хрустнула кость, кровь брызнула на белые кружевные гольфы и на морду гулю. Элизабет кричала и дергалась, натягивая цепи. Вонь горелой кожи на фоне запаха крови казалась невыносимой. Кисло-сладкий ком подбирался к горлу, я пыталась дышать медленно и ровно, но не получалось. Страх душил, ледяной ладонью сжимая горло. Тогда я отвернулась, глядя куда угодно, только не вниз. И поймала взгляд Адама. Лицо у него стало еще бледнее и сосредоточеннее, глаза покраснели от напряжения и страха. Конвоиры с непоколебимым видом бездушных скульптур стояли так, будто их и вовсе здесь нет. Но от них не ускользала ни единая мелочь. Даже то, что я смотрю на них в эту секунду.
Моргнув, я снова поглядела на Адама. Он осторожно сглотнул и покосился на Джеймса. Я проследила, медленно и глубоко вдыхая. Он неотрывно наблюдал за жором гуля, жилы на шее у него натянулись, бицепсы подрагивали, руки до белизны костяшек сжимались в кулаки. Эдисон почувствовал, что я смотрю на него и слегка сощурился, силясь не моргнуть, не отвернуться. Запоминал каждую деталь, наблюдал за оставшимися тварями, трусливо ждущими приглашения. Некоторые из них водили мордами, пятились и оборачивались, ощущая близкую пищу, изучая возможных жертв. Зачем доедать объедки, если можно поужинать кем-то другим? Тем более, выбор так велик и соблазнителен. Черт!
Гуль прервал трапезу и, задрав голову, завыл. Стены зала содрогнулись от утробного вопля, у меня по спине пополз склизкий холодок. Свора тварей налетела на Элизабет, голодно вонзая клыки, присасываясь к ранам. Она вопила на одной ноте, теряя силы, угасая с каждой каплей отобранной крови. У меня звенело в ушах, сердце выпрыгивало из горла, приходилось его сглатывать и при этом умудряться не давиться. От страха пробрала дрожь настолько сильная, что казалось, меня палками колотили. Стиснув зубы, которые стучали и звенели, норовя расколоться, я отвернулась и наткнулась взглядом на Стюарта. На его безупречно красивом лице пролегла тень — то ли отвращения, то ли недоумения.
Вдруг оказалось, что он глядит мне в глаза — как будто я пропустила кадр в фильме. Я вздрогнула и выпрямилась, но не отвела глаза. Он тоже. Сначала мелькнула мысль, что он ментальной силой меня удерживает, а потом пришло осознание — его чувства, выплескивающиеся из глаз. Меня окатило теплом и смущением одновременно. Столько любви и боли сочилось из них, что я едва выдержала. Но глаза все-таки защипало, грудь сдавило от желания заплакать. Зажмурившись, я тряхнула головой, рассыпая волосы по плечам. В нос ударил запах крови. Я поморщилась и открыла глаза, привалилась головой к подвешенной руке. И снова поймала на себе взгляд Стюарта. Глаза его стали холодными и темными — лишь на миг он позволил заглянуть ему в душу и закрылся. Хотел быть искренним и обнажил свои истинные чувства, от которых у меня защемило сердце. И как прикажете теперь с этим жить?
Голова пошла кругом. Я хотела закрыть лицо рукой, дернула ею, но лишь звякнули кандалы. Обреченно прикрыв веки, прислонилась затылком к стене и вновь их открыла. Джозеф стоял и смотрел на Алекса. Лицо его было непроницаемо — полностью лишено выражения. Прекрасная статуя, если только у статуи глаза могут сверкать. Его роскошный черный костюм поблескивал в полумраке, разгоняемом сотнями огней зажженных свечей. Светло-голубая рубашка была расстегнута до середины груди, и виднелся треугольник бледной кожи. Лучше я буду пялиться на Джозефа и думать о том, как он в действительности хорош собой, чем вслушиваться в звуки рвущейся плоти, принюхиваться к запахам крови и гнилых тел, покрытых язвами и сырой землей. Сглотнув, я невольно издала тихий, едва различимый стон. Джозеф повернул ко мне донельзя непроницаемое лицо, даже глаза оказались пустые. Но он был опасен, чертовски опасен и силен. Я чувствовала, как его воля заполняет зал. Она распускалась в воздухе подобно аромату духов, заряжала его потрескивающей энергией. Когда она легким и медленным дуновением ветра коснулась моего тела, по рукам поползли мурашки. Он не бездействовал, а мысленно общался с Антонио. И незаметно затоплял собственной силой помещение, чтобы в нужный момент охватить всех и вся и раздавить. Я видела ее в действии в ночном клубе, но тогда он успокаивал паникующую толпу людей. Смертные — безропотны и податливы, впитывают магию, как губки, каждой порой кожи, каждой клеткой тела. Вампиров так легко не перехитрить — у них частичный иммунитет к темной силе. Их сознание не затуманить без определенных усилий и жертв. Но Джозеф был способен на многое, а я и представить не могла — на что именно. Он стоял на своем месте и обрушивал силу на нас, не нуждаясь для этого в прикосновении. Вероятно, он мог измолоть каждому в зале кости в порошок с безопасной дистанции. Вероятно. Но я еще не решила, хочу ли знать это наверняка.
Крик Элизабет вернул меня в зал. Я снова слышала и видела то, что не хотела видеть и слышать. Вонь, повисшая в воздухе, забила ноздри, прилипла к корню языка. Мари-Бэлль смеялась звонко, отрывисто, истерично. Звук ее голосе резал меня тупым ножом. Усталость навалилась тяжелым колючим одеялом дрожи. Холодный пот проступил на лбу, спине и груди, футболка, местами загрубевшая от засохшей крови, пропиталась и прилипла к телу.